Адвокат удобно расположился на стуле у письменного стола напротив прокурора, зажег сигару и принялся внимательно и задумчиво разглядывать тлеющий кончик. Селби знал, что это подготовка, тщательно отработанная пауза для того, чтобы подогреть интерес к делу. Несомненно, интерес был подогрет. Ясно, что Старый АБК мог явиться собственной персоной лишь в связи с вопросом исключительной важности.

Сигара горела, видимо, вполне удовлетворительно, поэтому Карр перевел проницательный взгляд на Селби, как бы оценивая его возможности, и произнес:

— На этот раз меня интересует гражданское дело. Я хочу получить от вас помощь и вовсе не желаю сыпать песок в подшипники юридического механизма графства Мэдисон.

Улыбка вновь озарила его лицо. Селби ответил чуть менее сердечным отражением этого сияния и сказал:

— Я слушаю вас.

Но это было вовсе не в духе Карра — переходить к сути вопроса, не подготовив должным образом свою аудиторию.

— Дело очень интересное, — начал он. — В него вовлечены совсем небольшие деньги, гонорар и вовсе мизерный. Но поскольку его исход имеет огромное значение для моего клиента, я желаю привести дело к удовлетворительному завершению. При этом, Селби, оно существенно повысит мой авторитет в нашем округе.

— Каким же это образом? — спросил прокурор.

— Люди здесь относятся ко мне как к адвокату из большого города, специалисту по уголовным делам. Они смотрят на меня с любопытством, испытывают благоговейный трепет с некоторой долей отвращения. Я вижу, что, когда я прохожу по главной улице вашего городка, добропорядочные граждане принюхиваются: не разносится ли запах серы, и присматриваются к моим ногам: нет ли у меня раздвоенного копыта.

Селби вежливо рассмеялся, быстро продумывая ситуацию. Карру что-то надо, значит, Селби требуется особая осторожность.

— Поэтому, — продолжал адвокат, — когда у меня появилась возможность принять дело, которое позволит добиться справедливости в отношении несчастной трудящейся женщины, я решил, что это будет мудрый шаг.

— Что это за дело? — без всяких экивоков спросил Селби.

Карр слегка взмахнул рукой, в которой была зажата сигара, и еще некоторое время продолжал выдерживать паузу. Он замер в позе, которая, несомненно, восхитила бы фотографа-художника, желающего запечатлеть сильную личность в характерной позе.

На лице адвоката морщины выгравировали выражение силы. Вся поза демонстрировала мощь.

— Я представляю интересы Алисы Гролли, — объявил Карр. — Вдовы Эзры Гролли.

Селби не сумел скрыть изумления. Чтобы выиграть время, он стал набивать трубку табаком.

— Чем же я могу быть полезен?

— Я хочу, чтобы вы нашли мою клиентку.

— Я и пытаюсь сделать это, — сказал Селби.

— Могу ли я спросить, что привлекло ваше внимание к этому делу? — поинтересовался Карр.

— Прежде я хочу задать вам несколько вопросов, — коротко бросил Селби.

Карр сделал театральный жест, как бы разрывая на груди рубашку.

— Спрашивайте все, — сказал он голосом, звенящим от желания оказать посильную помощь.

— Сколько времени вы представляете интересы миссис Гролли?

— Около недели.

— Вы лично встречались с ней?

— Да.

— Где?

— Она приходила ко мне в контору.

— Примерно неделю тому назад?

— Да, это так. Тогда я увидел ее впервые.

— И если это корректный вопрос, чего она хотела от вас?

— Она считала, что муж намерен с ней развестись, и просила меня добиться справедливого раздела собственности. Если бы он ничего не предпринял для оформления развода, тогда на развод подала бы миссис Гролли. У нее ребенок от Эзры Гролли, о существовании которого она никогда не говорила отцу. Весьма необычная ситуация.

— Вам доводилось встречать Эзру Гролли?

— Нет. Но я представляю его характер со слов жены.

— Не могли бы вы пересказать мне хотя бы самое главное?

— Гролли, — начал Карр, — является прелюбопытнейшим побочным продуктом нашей современной цивилизации. — Он сделал паузу, пыхнул пару раз сигарой и затем внушительным тоном продолжил: — В свое время он был брокером по торговле недвижимостью, специализировался по сельскохозяйственным землям. За пять лет работы на бирже его капитал — на бумаге — составил три четверти миллиона долларов. Когда на бирже разразился крах, он начал терять деньги быстрее, чем мог подбить дневной итог. Но ему все-таки удалось выгрести что-то из-под обломков. Я не сумел узнать всей предыстории от моей клиентки, но не думаю, что она сама знает ее полностью. Видимо, пережитый им период неуверенности и беспокойства привел к серьезным изменениям в психике Эзры Гролли. Раньше деньги для него не имели никакого значения. Он тратил их направо и налево. Несколько прошедших, как в лихорадке, месяцев во время краха биржи продемонстрировали ему весь ужас нищеты. После этого Гролли не мог без душевных мук потратить даже никель.

Старый АБК переменил позу. Его глубокий, хорошо поставленный голос, казалось, совершил чудо — в комнате как будто возник образ покойного хозяина маленького ранчо.

Адвокат продолжал свое повествование: — В июне прошлого года он почувствовал недомогание и обратился к доктору. Доктор порекомендовал Гролли проконсультироваться у специалистов в Сан-Франциско. Те сказали ему, что чудовищное умственное и нервное напряжение, которое он испытал, работая на бирже, нанесло его здоровью непоправимый урон. Они тактично намекнули, что конец может наступить быстро и неожиданно, хотя и не исключено, что больной протянет еще некоторое время. И тут Гролли решил в последний раз тряхнуть стариной, пожить красиво и размотать все оставшиеся деньги. Он вернулся туда, где прожигал жизнь раньше, потратился на одежду и весело зажил. В это время произошла встреча с моей клиенткой, и — вы можете смеяться! — Гролли полюбил ее. Хотя я и не отрицаю, что, возможно, он просто испытывал чувство ужасающего одиночества. Гролли был значительно старше ее, но он был богат, внимателен, умел сопереживать. Короче, моя клиентка проявила к нему определенный интерес. Они поженились и два-три месяца жили весело и, по всей видимости, счастливо. Но затем Гролли понял, что если выбирать между жизнью в большом городе и отшельническим существованием в Мэдисон-Сити, то он явно предпочитает незатейливый сельский образ жизни. Городское окружение больше не привлекало его. Он утратил вкус к ночным развлечениям, шум и темп городской жизни действовали ему на нервы. Гролли не очень ясно мог изложить свои мысли. Он пытался в день расставания поделиться с женой своими чувствами… Сказал, что информация, полученная от докторов, заставила его пуститься в траты. Он думал, что будет счастлив. Но это оказалось не так. Он не может жить ее жизнью и знает, что она не способна жить так, как привык он. В то время они не подозревали, что встанет вопрос о расторжении брака. Даже узнав, что она беременна, моя клиентка не писала мужу. Она боялась, что Гролли будет волноваться. Он не хотел семейной ответственности, а она желала, чтобы он свободно наслаждался последними годами или днями той жизни, которую избрал сам, и не чувствовал, будто женитьба приковала его цепями к образу жизни, ставшему для него столь неприятным. Никогда она не говорила ему, что у них есть общее дитя.

— И вы все это сможете доказать? — спросил Селби. Карр поднял свои густые брови, выждал для вящего драматизма пару секунд и сказал:

— Мой дорогой юноша, я могу доказать каждое слово не рассказами моей клиентки, не записями гражданских актов графства и города Сан-Франциско, не заявлениями общих друзей, а показаниями, написанными собственноручно Эзрой Гролли в виде писем, которые, по счастью, моя клиентка сохранила и передала мне при первой встрече.

— Есть ли у вас какие-то предположения по поводу того, что могло случиться с миссис Гролли? — спросил Селби.

Подвижное лицо Карра мгновенно сменило выражение. Оно застыло и стало весьма торжественным.

— Естественно, я не вправе выступать с заявлениями по этому вопросу… Кстати, насколько мне известно, замужняя сестра Гролли, миссис Терри Лосстен, находится здесь, в Мэдисон-Сити.