Он резко повернулся, и быстро пошел прочь.

— Вот ты и стал воином, — негромко, вслед ему сказала Лика.

— Да, — согласился Яросвет. — Так в моем свитке и сказано: богатырями становятся не когда сила дурная плечи распирает, а когда не думая о себе, других оборонить пытаются.

Сложно в степи найти дров для жаркого костра. Мелкие кустики или тлеют, обдавая удушливым дымом, или вспыхивают ярким пламенем, моментально сгорая, оставляя после себя лишь россыпь тонкой золы. Но даже их найти все труднее. За месяц кочевок туда-обратно, вдоль границы Руси, выбрали все под чистую. Уже несколько дней, приходилось отряжать несколько человек на поиски сушняка, способного гореть хотя бы несколько часов. Поэтому большое, свалившееся от старости дерево, что лежало в высокой траве преграждая отряду путь, все восприняли не иначе как дар суровых богов. Ночи в степи холодные. Не в пример жарким дням. И так хорошо сидеть ночью у жаркого костра и щуриться на яркое пламя, вместо того, что бы кутаясь в одежды, стучать зубами в ожидании рассвета.

Самое удобное место у костра отвели Отраку. Ветер дует в спину, уносит дым в сторону, не давая щипать глаза. Но дерево пересохшее, дыма мало, все жмутся к костру, ловя крохи тепла. Нечего было и думать, разделить сушнину на несколько костерков — все равно на сотню человек не хватит. Вот и менялись, недовольными окриками прогоняя засидевшихся у огня. Лишь Отрак, сидел на своем месте, задумчиво глядя на пляску оранжевых языков пламени, и пережовывая пластинку жесткой вяленой конины.

— Еды мало осталось, — негромко сказал подошедший Тилак. — Максимум дней на шесть. Что делать будем? В стойбище не сунешься, да и выгребли все для похода. Может быть отрядить десяток к лесу, что б дичи набили? Русичи не углядят за всем, лес большой.

— Можно и отрядить, — степенно, как и следует мудрому кагану, согласился Отрак. — С утра отбери десяток, а то и полтора — кто знает, сколько нам еще ждать.

— А Черный что говорит?

Отрак отмахнулся:

— Ничего не говорит. Если любопытный, сам спроси, он туда пошел, — он показал направление. Тилак бросил туда взгляд, поежился. В пяти шагах от костра, ночь непроглядым темным пологом накрывала землю. Здесь, у костра, казалось что темень там такая, что свою руку не разгледишь, даже если поднесешь пятерню к самому носу.

— Вот удовольствие с ним ночью трепаться, — буркнул Тилак, присаживаясь рядом с Отраком.

Он потянулся, взял кусок конины из раскрытого мешка, сунул в рот. Какое-то время молчал, тщательно жуя не поддающиеся острым зубам волоконца мяса.

— Жуткий он, — решился поделиться с другом Тилак. — Меня от одного его вида в дрожь кидает. Но что-то делать надо. Воины недовольны, всем славы хочется, а мы торчим тут как…

Он замялся подыскивая сравнение, ничего не придумал, сплюнул, и снова принялся жевать мясо.

Отрак молчал, вслушиваясь в негромкие разговоры воинов. Кто-то привычно жаловался на жизнь, кто-то, в который раз, рассказывал об удачном набеге, кто-то перессказывал слышаные от стариков истории о битвах богов. Обычные разговоры после долгого дня. Ни один вслух не выскажет свое недовольство каганом, побоятся. Не столько самого кагана, сколько Черного… Но чувствуется в речах напряженность. Сколько еще будут терпеть, прежде чем недовольство пересилит страх? Самое важное для кагана — чувствовать настроения. Упустишь, за гордостью и бахвальством, и заметить не успеешь, как ткнет недовольных кинжалом в спину. Сколько достойных каганов, не понимая такую малость, считая себя равными богам, отмахивались от голосов обычных воинов? И где они теперь? Ни один не основал род. Даже наследников безжалостно вырезали как овец, дабы не выросли уподобившись недостойным отцам.

— Следи за разговорами, — негромко попросил чавкающего друга Отрак. — Сразу сообщай мне. Надо выловить самых болтливых.

Не отрываясь от еды, Тилак кивнул, зачавкал с удвоенной силой.

На рассвете, Отрака разбудил один из воинов, несущих стражу:

— Каган, прости, Черный велел тебя разбудить, и к нему отвести.

Поеживаясь от утреннего холода, Отрак, сцепив зубы, поднялся, бросил взгляд на прогоревший костер. Там, под толстым слоем белесого пепла, изредко мерцали рубиновые змейки на крупных черных углях. Так же и мы — мелькнула в его голове мысль, — в молодости горим жарким пламенем, выжигая все на своем пути, и в конце жизни, когда седина покрывает головы белыми облаками, лишь изредка вспыхиваем давним жаром, прежде чем угаснуть навсегда.

Перешагивая через спящих вповалку воинов, прошел мимо стреноженных коней, зафыркавших при приближении человека — опять наденет на спину жесткое седло, и заставит целый день топтать сухую невкусную траву — осмототрелся. Найдя глазами стоящую в стороне фигуру в развевающемся балахоне, подошел, вопросительно посмотрел в черный провал капюшона.

— Радуйся, каган, — раздался из-под капюшона сухой смешок. — Те, кого мы ждем, уже близко. Поднимай людей, нужно успеть преградить их путь. Не сегодня — завтра, ты сможешь исполнить свой долг перед моим Хозяином, и ожидать щедрую награду.

— Утром несколько дозоров вернулось, говорят, в дне пути степняков нет, — напутствовал Трувор собирающихся в дорогу друзей. — Странный отряд о котором я говорил, ушел дальше на север, уже несколько дней их не видели.

Он помог Сергею затянуть подпругу. Сколько времени седлает Грома, а до того же Яросвета еще далеко. Все время что-нибудь, да недоглядит.

— Эх, — продлолжил воевода, с удовлетворением оглядев дело рук своих. — Знать бы раньше, я б за теми половцами догляд послал. Только что уж теперь жалеть…

— Авось проскочим! — светло улыбнулась Лика, убирая челку с лица.

Трувор расхохотался:

— А вот это по нашему, по русски!

— Как сказал один умный человек, — вспомнил кстати Сергей, — Три слагаемых нашего успеха: авось, небось, и накося выкуси!

Трувор хохотнул так, что даже из избы выскочило несколько человек, проверить все ли в порядке, не степняки ли напали.

— Точно сказано! — утирая выступившие на глазах слезы, сказал воевода. — Надо бы запомнить, друзей за медом порадую.

В быстро сгущающихся сумерках, еще раз проверили подпруги и седельные сумы. Трувор щедро поделился вяленым мясом, за что получил горячую благодарность Яросвета и Лики. Они и объяснили Сергею, что с дичью в степи туговато-то, а свежее мясо быстро испортится, так что, щедрость воеводы была очень кстати.

— Ну, пусть вам помогут боги! — Трувор похлопал Ликиного(??? у нее кобыла или конь?) Метелицу по лоснящейся шее. — Надеюсь, еще свидимся.

— Спасибо, — поблагодарил Сергей, и направил Грома неспешной трусцой прочь от гостеприимной заставы.

Кони шли неторопливой рысью, ломая твердыми подковами сухие стебли ковыля. Оглядываясь по сторонам, Сергей впервые пожалел, что лес остался далеко позади. Если раньше ему казалось, что лес однообразен и скучен, то сейчас кардинально поменял свое мнение. По сравнению со степью, лес был многообразен, разноцветен и невероятно красив.

А здесь, от края и до края — скучный желтый пезаж. Куда ни глянь, один ковыль. Сергей успокаивал себя лишь тем, что случись оказаться в пустные, было бы еще тоскливее. Но получалось плохо.

Солнце, застывшее на небосводе ослепительно-желтым, до рези в глазах, пятном, немилосердно пекло голову. Предусмотрительная Лика, еще выехав с заставы, повязала на голову сложенный вдвое, цветастый платок. На насмешки и подколки ребят, девушка внимания не обращала, а теперь сама посмеивалась над несообразительными страдальцами. Нежелая признавать ее правоту, и Сергей, и Яросвет, до последнего терпели нарастающий жар, но в итоге сдались, и, покопавшись в седельных сумах, приспособили под платки сменные рубахи. Так и ехали дальше, с развевающимися за спинами косами рукавов.

От нечего делать, Яросвет снова достал свиток, но жара разжижала мозги, не давала сосредоточиться на чтении, и от этой затее пришлось отказаться.