- У вас красивый дом.

- Наверное, - соглашается Аделина, усаживаясь на стул.

- А ты разве мне не будешь помогать? – подмигиваю девочке я.

- А можно? - детских глазах загорается искренний огонёк.

- Конечно! - улыбаюсь я, - какая каша у тебя любимая?

- Рисовая! - заявляет Адель и спрыгивает со стула, подбегает ко мне и впивается в мою ногу, а потом резко отступает.

- Ударилась? - присаживаюсь я на корточки и внимательно смотрю на Адель.

- Нет, - шепчет она и прячет взгляд, - давай готовить.

- Давай! - соглашаюсь я, решая переключить ее внимания, хотя сама так и не поняла, что ее расстроило.

Я подставляю стул поближе к столешнице, на которую тут же взбирается Адель. Она ведёт себя идеально, слушает меня, действует четко по инструкции и радуется, когда все получается.

Конечно, мы рассыпали немного риса, пролили пару столовых ложек молока, даже сахар успел от нас убежать, но я не ругала Адель, а только хвалила за старание, при этом ловко убирая пролитые и рассыпанные продукты.

Во время готовки мы мило беседовали. Аделина рассказывала что-то про свои игрушки, говорила про Виолу, как я поняла, это домработница. Аделина щебетала, как птичка, а я внимательно слушала. Внутри разливалось тепло. Мне было так уютно с ней.

- Вот так, - показываю я Адель, как отрезать сливочное масло, - положим это сюда. Отлично. А теперь мешай.

Адель усердно перемешивает кашу. А я любуюсь этой девочкой. Такая старательная и славная.

- Помой руки и садись за стол. Будем ужинать! - весело командую я.

- И ты есть будешь? - недоверчиво спрашивает Адель.

- Конечно! Ты же кашу готовила. Как я могу отказаться?

Адель радостно кивает, спрыгивает со стула и несётся в ванную мыть руки.

Мы вместе садимся за стол. Я наливаю нам зеленый чай и подаю кашу в тарелках.

- С чем будешь кашу? - спрашиваю я.

- Не знаю. А разве ее с чем-то едят? Обычно я ем просто кашу, - интересуется ребёнок.

Удивительно, что при наличии таких средств, которые очевидно есть у ее отца, она совсем не избалованна.

- А то! Смотри, можно порезать фрукты или ягоды. Я люблю с соленой карамелью и орехами, но это немного странное сочетание, - смеюсь я, - ещё можно положить варенье или сахар.

- Хочу банан! - выдаёт Аделина своё решение, подумав в полминуты.

Я очищаю и нарезаю банан кружочками в тарелку Аделине. На удивление, в доме много продуктов. Вернее их с избытком. Даже для себя я нашла миндаль и сироп ‘соленая карамель’. Наверное, его используют для кофе, но сейчас он щедро польется в мою кашу.

- Приятного аппетита! - говорю я.

Мы пробуем кашу. Получилось не идеально, конечно, но вполне съедобно.

- Очень вкусно! - сразу хвалю ребёнка я, замечая ее довольную и смущенную улыбку.

- А можно мне попробовать твою кашу? - интересуется Адель, поглядывая на мою тарелку.

- Конечно, если у тебя нет аллергии на орехи, - улыбаюсь я.

- Нет! Мне вообще все можно кушать, - заверяет меня Адель.

Я пододвигаю ей свою тарелку с кашей. Адель захватывает ложку и пробует на вкус.

- Странный, - выдаёт она, но не выплевывает.

Я смеюсь.

- Но мне нравится! - заверяет меня Аделина и запускает ещё одну ложку в мою тарелку.

- Ты знаешь, большинство знакомых, когда узнают мои вкусовые пристрастия, крутят у виска.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Зачем? - удивляется малышка.

- Эм. Это значит, что им кажется это совсем не вкусным. Вот, например, что ты больше всего не любишь кушать?

- Гречневую кашу и сосиски, - отвечает ребёнок.

- Ну вот. Для большинства людей каша с соленой карамелью и орехами, как для тебя гречка с сосисками, - поясняю я.

- Ясно, - отвечает Адель, улыбаясь и пододвигая мою тарелку к себе, а я не могу сдержать улыбки.

- Кстати, я гречку тоже не люблю, - а сама думаю о том, что с ней у меня так много общего, - а почему ты сосиски не любишь?

- Они мягкие, - отвечает Адель, а я снова смеюсь.

Хороший аргумент.

- Значит, сосиски я тоже больше не ем, - отвечаю ей, а она довольно кивает.

Когда с кашей почти закончено, я решаюсь задать вопрос, мучающий меня весь вечер:

- Адель, а где твоя мама?

Девочка сразу хмурится, а потом внимательно смотрит на меня. О чем-то раздумывает, а я не тороплю ее с ответом.

- Пойдём, я тебе кое-что покажу, только это секрет. Ты никому не расскажешь?

Я киваю. Адель берет меня за руку, ведёт в свою комнату. Она достаёт из-под кровати какую-то коробку, в которой спрятан старый журнал. Передаёт мне и тыкает пальчиком на обложку.

- Это моя мама, - заявляет малышка.

А я не знаю, что сказать. Журнал, кажется, на французском языке. Открываю страницу, ища имя. Светлана Сладкова. Сердце стучит быстрее, потому что имя женщины, которое мне дали в клинике и было Сладкова Светлана Валерьевна. Значит, я не ошиблась.

- Твоя мама модель, - делаю очевидный вывод я, пытаясь утихомирить свой жар в груди.

- Не знаю, - пожимает плечами Аделина, - я ее совсем не помню… Жаль, у тебя не светлые волосы. Тогда моей мамой была бы ты, - бесхитростно выдаёт Адель, а мое сердце начинает биться скорее.

- Я бы хотела быть твоей мамой, - говорю серьезно, а потом добавляю шутливо, - хочешь, я покрышку волосы?

Аделина внимательно смотрит на меня.

- Нет! Они похожи на мои, - она снова забирается ко мне коленки, начиная гладить их.

Я стараюсь перевести тему.

- У тебя столько котиков. Ты их любишь?

- Не знаю, - вздыхает Адель, - их мама любит. Тут так написано, - тыкает пальчиком в журнал она.

- А я больше собак люблю! Они настоящие друзья человека, - ревностно отвечаю я.

- Да? Расскажи мне о собаках, - просит Адель, а я начинаю увлечённо рассказывать что-то, придумывая на ходу забавные истории.

Так протекает наш вечер. Я знакомлюсь с ней, а она со мной. Перед сном мы выходим на улицу погулять на полчаса, носимся по площадке, успевая скатиться по всем горкам, позже я разрешаю ей посмотреть один мультик перед сном. Но Адель засыпает раньше, чем заканчивается мультфильм.

Я провожу ладошкой по ее нежной щечке и делаю то, что хотела сделать весь вечер, целую ее в лобик, а потом в щечки.

Я не жалею, что пришла сюда. Аделина за один день умудрилась меня в этом убедить…

Что будет дальше? Я не знаю. Пока просто буду плыть по течению. Просто буду рядом, пока у меня есть такая возможность.

Засыпаю рядом с Адель на ее кровати, крепко прижимаю к себе, вдыхая такой сладкий детский запах, похожий на клубнику или землянику.

Сплю крепко, но сквозь сон чувствую чьё-то горячее дыхание, а потом ощущаю обволакивающую теплоту и снова погружаюсь в темноту. Мне ничего не сниться, но сплю хорошо, отдыхаю душой и телом.

Макс

Когда я выступаю на сцене, для меня будто весь мир замирает. Я получаю такой заряд положительной энергии, что потом готов любить весь мир. Мне нравится слышать в унисон поющие голоса фанатов. Моих китов, как я их называю. Они повторяют слова песен, написанных мною. Слова, которые построились в строчки, вынырнувшие из струн моей души. Это невероятно!

Сегодня было все именно так, но в тоже время и не так. Если внешне все происходило, как обычно, то внутри меня была какая-то борьба. Я то и дело возвращался мыслями в свою квартиру: дочери и ее новой няне. Жутко хотелось, чтобы она была среди этой толпы и кричала мои песни, сходила с ума. Я то и дело сбрасывал странное наваждение, переключаясь на толпу. Я же видел от силы пять минут ее, что за ерунда?

Лет десять назад, когда моя карьера пошла только в гору, я собирал человек пятнадцать-двадцать, тогда это казалось победой. Кто бы мог подумать, что парень-мечтатель станет звездой? Этот парень теперь собирал стадионы…

От того пятнадцатилетнего меня уже мало что осталось. Мой образ бабника и хулигана ко мне приклеился быстро и прочно. Конечно, я не раз провоцировал новые слухи сам. Поначалу я лепил образ того, кого хотели видеть на сцене женщины и девушки, даже маленькие девочки. Хулиган. Плохой мальчик. Хотя я ведь никогда таким не был. В школе я был «середнячком» во всем. Хотя даже тогда я почти постоянно был в отношениях, порой слишком взрослых для юного возраста. Наверное, именно в школе я испытал первую влюблённость, которая закончилась не очень хорошо. Мы расстались не на самой хорошей ноте. Сейчас я даже с трудом вспомню из-за чего, просто были молоды и глупы. Но когда я пишу песни, часто вспоминаю первую любовь – Алену. Не потому что люблю или любил ее сильно, а потому что она одна, кто хоть как-то всерьез затронула мое сердце.