Когда мы входим, звенит колокольчик, а в небольшом помещении много столиков. Здесь пахнет раем и калориями. Ты входишь и понимаешь, что покинешь это место на десять фунтов тяжелее.

— Вот дерьмо, — говорю я, когда мы направляемся к стеклянному прилавку с огромным количеством кексов. — Я хочу один из них.

Хадсон смеется. — Я могу это устроить.

Женщина средних лет в ярко-розовом цветочном фартуке с полосками глазури на нем усмехается из-за прилавка. — Я знала, что ты не сможешь устоять перед одним из моих красных бархатных кексов, приехав домой. Я знаю, милый, что ты весь день выслушивал соболезнования, поэтому позволю моим сладостям говорить за меня. — Она поворачивается и берет большую коробку с кексами. — Я планировала отнести их твоему брату после закрытия, но могу отдать их тебе, пока ты здесь. Передай их Далласу и его ангелу. Я не возражаю, если ты возьмешь несколько штук для себя.

Хадсон с улыбкой берет у нее коробку. — Хорошо, Мэгги. Я ценю это. Вы знаете, как Мейвен любит ваш магазин.

Мэгги смотрит на меня. — А что я могу подарить тебе, милая?

Вариантов так много.

Еще десять минут назад я не была голодна, но вдруг мой желудок заурчал.

— Что вы предлагаете?

Она указывает на Хадсона. — Барнс, похоже, питают слабость к моему красному бархату, но у меня есть новый клубничный кекс, который в последнее время пользуется большим успехом.

— Тогда клубничный.

Хадсон платит за наши кексы, и мы садимся за столик у окна.

— Почему здесь все такие милые? — шепчу я.

Он хихикает, выглядя гордым. — Это Блу Бич. Мы прикрываем друг друга, знаем, какие кексы нравятся нашим друзьям, когда у них плохой день, и всегда готовы протянуть руку помощи.

— Это так отличается от того, к чему я привыкла.

— Ты выросла в Лос-Анджелесе, верно?

Я киваю. — Моя мама знала, что хочет, чтобы я стала знаменитой, еще до того, как я покинула ее утробу, а где еще, кроме Калифорнии, можно этого добиться?

— Калифорния — это все, что ты знаешь. Блу Бич — это все, что я знаю. Тебе становится привычно и комфортно со своим окружением.

— Хотела бы я вырасти в таком месте.

Он подмигивает. — Мы принимаем новичков всех возрастов, если ты захочешь изменить жизнь. Это хорошее место, чтобы вырастить семью.

Его ответ стал для меня сигналом к тому, чтобы доесть свой кекс. Мэгги была права. Клубника — просто объедение.

— Это то место, где ты хочешь вырастить свою семью, не так ли? — спрашиваю я, слизывая глазурь с большого пальца.

— Нигде бы больше не хотел. Ты хочешь растить своих детей в Лос-Анджелесе?

— Я никогда не думала о детях.

— Ты не хочешь быть матерью?

Я пожимаю плечами. — Я не уверена, что знаю, как ей быть. — Я понижаю голос. — Я боюсь, что буду ужасной.

Он выглядит шокированным моим признанием. — Почему ты так думаешь?

— У меня никогда не было хорошего примера.

— И что? Поверь мне, когда настанет тот день, у тебя появится материнский инстинкт. Я знаю это. Ты будешь замечательной мамой, Стелла.

— Будем надеяться на это.

Я поняла, что моя мама хотела меня только как возможность, много лет назад. Я видела, как мама Нокса использовала его ради денег. То же самое происходило с бесчисленным количеством моих друзей в бизнесе. Нашим родителям все равно. Некоторые, как моя мама, видели в нас талоны на питание, а другие швыряли деньги своим детям как предлог, чтобы увильнуть от воспитания.

Он протягивает руку и проводит большим пальцем по моей губе, стирая глазурь. — Черт возьми, лучше бы я вместо этого использовал свой язык, чтобы очистить тебя.

Глава 30. Хадсон

Даллас откинулся в кресле и сложил руки за шеей. — Когда ты собирался сказать мне, что спишь со Стеллой?

Мы снова у него дома, а наша семья уехала час назад. Мейвен проводит ночь с моими родителями. Стелла в душе. А мы на кухне вспоминаем хорошие времена, проведенные с Люси за пивом.

Я делаю большой глоток, прежде чем ответить: — Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Не морочь мне голову. Я скорбящий человек. Я заслуживаю правды. Ты возил ее по городу...

— Это значит, что я ее трахаю? — перебиваю я.

— Нет, но то, как вы смотрите друг на друга, говорит об этом. Ради всего святого, ты привез ее с собой домой, она заставляет тебя заниматься йогой, и кто знает, чем еще. Ты ее трахаешь.

Я потираю виски. — У тебя сейчас происходит слишком много дерьма, чтобы беспокоиться о моей сексуальной жизни. Черт, я больше беспокоюсь о том, чтобы ты был в порядке, чем о моей сексуальной жизни. Меня сейчас волнуешь ты, как у тебя дела, и что я могу сделать, чтобы помочь тебе пройти через это. О том, в кого я вставляю свой член, мы можем поговорить в другой раз.

Желательно никогда.

Целоваться, или трахаться, и рассказывать — это не мое. Я потерял девственность раньше всех своих друзей. Черт, до Далласа, но никто не знал, потому что у меня нет привычки трепаться. Я слушал, как парни в раздевалке хвастались, что попадают на третью базу, когда я выбивал хоумраны. Я никогда не чувствовал потребности хвастаться и никогда не хотел проявить неуважение к Кэмерон.

— Ценю это, брат, но мне кажется, что все, что я сделал сегодня, это рассказал о своих чувствах и поблагодарил людей за соболезнования. Мне не нужны гребаные соболезнования. Мне не нужна жалость. Мне не нужны чертовы кексы. Я просто хочу вернуть свою жену. — Он смотрит в потолок, качая головой, и пытается скрыть слезы, которые, как я знаю, вот-вот появятся. — Она была идеальной. Лучшей женой, о которой только может мечтать мужчина. Удивительная мать, красивая, заботливая. Почему? Почему, Хадсон? Почему Бог забрал ее у меня? Почему? Она была мне нужна! Я любил ее!

Я тру глаза, чтобы остановить слезы. Хотелось бы мне лучше владеть словами, но я попробую. — Я знаю, что ты любил Люси, а она любила тебя. У вас была любовь сильнее, чем все, что я когда-либо видел. Ее любили до того, как она умерла. Ее сердце было полно, потому что ты дал ей прекрасную жизнь. Она была счастлива и знала, что ты будешь отличным отцом для Мейвен. — Мое сердце ударилось о мою грудь. — Я рад, что мы говорим об этом. Все боялись, что ты будешь держать это в себе.

Он насмехается. — Кто ты теперь? Советник Хадсон?

— Ты не можешь всегда быть сильным. — Я поднимаюсь со стула и беру нам еще одну порцию пива, а затем протягиваю ему. — Не сейчас, чтобы снять напряжение.

Он делает глубокий вдох и вытирает глаза тыльной стороной ладони. — Спасибо, чувак. — Он выпивает и вздыхает. — Ты и Стелла, да?

Я вытираю руки о штаны. — Ты злишься из-за этого?

— Нет, скорее удивлен.

Я поднимаю бровь. — Удивлен, что она связалась с кем-то вроде меня?

— Нет, блядь. Я удивлен, что ты открыл свой разум, чтобы увидеть ее такой, какая она есть на самом деле. — Он наклоняет свое пиво ко мне. — Я говорил тебе, что это хорошая идея — пойти туда. Ты мой должник.

— Да, да, я постираю твое белье или еще какую-нибудь хрень.

— Ты все еще собираешься уйти, когда они найдут кого-то другого на эту работу?

Я провел рукой по волосам. У нас со Стеллой еще не было этого разговора, но я знаю, что не хочу оставаться в Калифорнии. — Это мой план.

— Что ты тогда делаешь? — Его голос становится жестким. — Ты просто собираешься бросить ее? Зачем ты ведешь ее за собой, если не собираешься оставаться?

— Мы трахаемся, Даллас. Развлекаемся. Не женимся. Она не собирается отказываться от своей жизни. Я не собираюсь отказываться от своей.

Его глаза застывают. — Значит, вы уже поговорили? Ты объяснил, что ни при каких обстоятельствах не останешься там?

— Вроде того.

Я сказал ей, что никогда не покину Блу Бич, разве этого не достаточно?

— Чертов лгун.

***

Я спускаюсь в подвал в поисках Стеллы, когда Даллас ложится спать.

Я нахожу ее стоящей перед ванной, смотрящей в зеркало спиной ко мне. Она проводит руками по мокрым волосам. Я подкрадываюсь к ней сзади, обхватываю ее бедра руками и медленно покрываю поцелуями шею. Она наклоняет голову в сторону, и я воспринимаю это как приглашение к большему.