— Куда ушли остальные, Пери? Ты не знаешь?

Ответил ей Гарольд. Он подошел со спины, и она почувствовала, как ему хочется потрогать ее волосы или положить руку ей на плечо. Но ей этого не хотелось. В обществе Гарольда она почти всегда стала ощущать острую неловкость.

— Они поехали в Канкл, чтобы отыскать врачебный кабинет.

— Они думают найти там медицинские книги, — сказала Пери. — И кое-какие… кое-какие инструменты.

— Нам так жаль, — сказал Гарольд неуверенно.

Пери подняла голову и улыбнулась вымученной улыбкой.

— Я знаю, — сказала она. — Спасибо. Никто в этом не виноват. Если, конечно. Бога нет. А если Он есть, то это Его вина. И когда я увижу его, я собираюсь двинуть Его по яйцам.

У Пери было лошадиное лицо и массивное крестьянское тело. Фрэн, которая прежде всего обращала внимание на лучшие человеческие черты (у Гарольда, например, были прекрасные руки), отметила, что у Пери были прекрасные волосы с легким каштановым оттенком, а в ее темно-синих глазах светится ум. Она сказала им, что преподавала антропологию в Нью-йоркском университете, а кроме того принимала участие во многих политических движениях, в том числе за права женщин и за равноправие перед законом жертв СПИДа. Она никогда не была замужем. Она встретилась с Марком в Олбени, где она проводила летний отпуск с родителями, в последний день июня, и после недолгого разговора они решили поскорее убраться из города, до тех пор пока вызревающие в трупах микробы не довершили того, что не смог сделать супергрипп.

Они оставили город и на следующую ночь стали любовниками. Он был со мной нежен, — сказала ей Пери с тем легким удивлением, которое отличает всех некрасивых женщин, нашедших себе симпатичного мужчину в этом суровом мире.

Постепенно она полюбила его.

А теперь это.

— Странно, — сказала она. — Все мы здесь, кроме Стью и Гарольда, имеем высшее образование, да и ты, Гарольд, обязательно получил бы его, если бы жизнь продолжала идти своим чередом.

— Наверное, это так, — сказал Гарольд.

Пери снова повернулась к Марку и стала отирать его лоб, нежно, с любовью.

— Фрэнни изучала филологию, Глен был профессором социологии, Марк должен был получить степень по американской истории, ты, Гарольд, собирался стать писателем. Мы могли бы сесть в кружок и вести интеллектуальные разговоры. Собственно говоря, мы так и делали, не правда ли?

— Да, — согласился Гарольд. Голос его был таким тихим, что его почти не было слышно.

— Гуманитарное образование учит вас думать — где-то я это читала. А суровые факты, о которых вы узнаете, это что-то вторичное. Главное, что вы выносите с собой из школы, — это умение конструктивно пользоваться индукцией и дедукцией.

— И это правильно, — сказал Гарольд. — Мне это нравится.

Теперь его рука все-таки опустилась Фрэн на плечо. Она не сбросила ее, но почувствовала себя очень неловко.

— Но это неправильно, — яростно сказала Пери, и удивленный Гарольд убрал руку с плеча Фрэнни. Она немедленно почувствовала облегчение.

— Неправильно? — переспросил он робко.

— Он умирает! — сказала Пери с какой-то гневной безнадежностью. — Он умирает, потому что все мы потратили свою жизнь на то, чтобы научиться дурачить друг друга в комнатах общежития или в гостиных дешевых квартир в университетских городках. Конечно, я могу вам рассказать об индейцах Миди с Новой Гвинеи, а Гарольд сможет объяснить, на чем основана литературная техника поздних английских поэтов, но чем все это может помочь Марку?

— Если бы с нами оказался кто-нибудь из медицинского института… — попробовала начать Фрэн.

— Если бы. Но такого человека среди нас нет. Среди нас нет даже автомеханика или хотя бы бывшего студента сельскохозяйственного колледжа, который хотя бы раз видел, как ветеринар оперирует лошадь или корову. — Она посмотрела на них, и ее темно-синие глаза сделались еще темнее. — Какую бы симпатию я к вам не чувствовала, сейчас я променяла бы вас даже на хорошего слесаря. Вы все так боитесь притронуться к нему, хотя и знаете, что произойдет, если вы этого не сделаете. И я такая же.

— Но Стью и Глен пошли на поиски. Это уже кое-что, не так ли?

Пери вздохнула.

— Да, это кое-что. Но ведь это Стью решил идти, верно? Он оказался единственным из нас, кто в конце концов решил, что лучше попытаться что-то сделать, вместо того, чтобы стоять на месте и заламывать руки. — Она посмотрела на Фрэнни. — Он не говорил тебе, чем он занимался раньше?

— Он работал на заводе, — с готовностью ответила Фрэн. Она не заметила, как Гарольд помрачнел из-за того, что она так быстро смогла сообщить эту информацию. — Он паял схемы для микрокалькуляторов. Можно сказать, он был компьютерным инженером.

— Ха! — сказал Гарольд, кисло улыбнувшись.

— Он единственный из нас, кто понимает, как устроены вещи, — сказала Пери. — То, что он собирается сделать вместе с мистером Бэйтменом, убьет Марка, я почти уверена в этом, но лучше быть убитым, когда кто-то пытается тебе помочь, чем умереть, когда мы тут стоим и смотрим… как на собаку, задавленную автомобилем.

Ни Гарольд, ни Фрэн не смогли ничего ответить. Они только стояли позади нее и смотрели на бледное, неподвижное лицо Марка. Через некоторое время Гарольд снова положил свою потную руку фрэн на плечо. Она чуть не закричала.

Стью и Глен вернулись без четверти четыре. Сзади к их мотоциклу был привязан черный докторский саквояж с инструментами и стопка толстых книг в черных переплетах.

— Мы попытаемся, — сказал Стью.

Пери подняла глаза. Лицо ее было бледным и напряженным, голос — спокойным.

— На самом деле? Пожалуйста. Мы оба этого хотим.

— Стью? — сказала Перион.

Было десять минут пятого. Стью стоял на коленях на клеенчатой простыне, расстеленной под деревом. Пот реками стекал с его лица. Глаза его сверкали. Фрэнни держала перед ним открытую книгу, раскрывая ее то на одной, то на другой цветной иллюстрации, когда Стью поднимал глаза и кивал ей. Позади него стоял смертельно бледный Глен Бэйтмен и держал в руках катушку с прочными белыми нитками. Между ними стоял открытый саквояж с безупречными стальными инструментами. Саквояж был забрызган кровью.

— Вот он! — закричал Стью. — Вот он, маленький ублюдок! Здесь! Прямо здесь!

— Стью? — сказала Перион.

— Фрэн, покажи мне снова эту картинку! Быстро! Быстро!

— Ты можешь его удалить? — спросил Глен. — Господи, Восточный Техас, неужели у тебя получится?

Гарольда с ними не было. Он ушел еще в самом начале, зажимая рукой рот. Последние пятнадцать минут он стоял к ним спиной в маленькой рощице к востоку от них. Теперь он повернулся к ним, и в его круглом красном лице засветилась надежда.

— Не знаю, — сказал Стью. — Может быть.

Он уставился на цветную иллюстрацию, которую держала перед ним Фрэн. Руки у него были по локоть в крови.

— Стью? — сказала Перион.

— Вытри мой лоб, Фрэнни, я потею, как глупая свинья… спасибо… Господи, эти проклятые внутренности… ага, попался. Попался.

— Стью, — сказала Перион.

— Дай мне ножницы, Глен. Нет, не те. Которые поменьше.

— СТЬЮ.

Он наконец поднял на нее глаза.

— Не стоит, — сказала она спокойно, мягко. — Он мертв.

Он посмотрел на нее, и его сузившиеся глаза медленно расширились.

Она кивнула.

— Почти две минуты назад. Но спасибо тебе. Спасибо за то, что ты попытался.

Стью посмотрел на нее долгим взглядом.

— Ты уверена? — прошептал он наконец.

Она снова кивнула. Слезы бесшумно потекли по ее лицу.

Стью отвернулся от них, уронил маленький скальпель, который был у него в руках, и закрыл лицо руками в жесте безысходного отчаяния. Глен уже отошел в сторону, не оглядываясь и сгорбив плечи, словно от удара.

Фрэнни обвила Стью руками и прижала его к себе.

— Ну и дела, — сказал он. Он повторял эту фразу снова и снова, и голос его был таким медленным и бесцветным, что она испугалась. — Ну и дела. Все кончено. Ну и дела. Ну и дела.