— Что? — спросила она, словно подслушав его мысли.

— Сезон отдыха, — повторил он.

— Что это значит? — спросила она.

— Все, — сказал он, взял ее за руку и посмотрел на Питера.

— Фрэнни, — сказал он после паузы и заглянул ей в глаза.

— Что, Стюарт?

— Как ты думаешь… люди научатся чему-нибудь?

Она открыла рот, чтобы что-то сказать, помедлила и так и не решилась заговорить. Керосиновая лампа мигала. Глаза ее казались невероятно голубыми.

— Я не знаю, — сказала она наконец.

Казалось, она была недовольна своим ответом, ей хотелось добавить что-то еще, как-то пояснить свои слова, но она смогла лишь повторить снова:

— Я НЕ ЗНАЮ.

Он проснулся рано, и был восход.

Высоко над ним голубел небосвод.

Тогда он сел, огляделся вокруг. Острый риф выступал из темнеющих вод. Он был на пляже, белом, как кость. Бирюзовое море вздымало странные лодки. Это были (каноэ, каноэ с выносными уключинами) Он знал это… но откуда?

Он поднялся на ноги и чуть не упал. Его трясло с ног до головы. Он чувствовал похмелье.

Он обернулся. Зеленые джунгли прыгнули к нему в глаза, темная мешанина деревьев, лиан, широких листьев и цветов, которые были (розовыми, как сосок девочки из церковного хора) Он снова почувствовал изумление.

Кто такая девочка из церковного хора?

И, если уж на то пошло, то что такое сосок?

Попугай ара вскрикнул при виде его, слепо рванулся вперед, врезался в толстый ствол старой индийской смоковницы и упал мертвым у ее подножия, задрав лапки кверху.

Мангуста посмотрела в его обожженное, поросшее щетиной лицо и умерла от мозговой эмболии.

Жучок, деловито взбиравшийся по стволу пальмы, почернел и превратился в черный остов. На мгновение между двумя его антеннами зашипела молния голубого электричества.

КТО Я?

Он не знал.

ГДЕ Я?

Какая разница.

Он пошел — заковылял — к краю джунглей. В ушах у него зазвенело от голода. Его мозг был пуст, как мозг новорожденного ребенка.

Он был уже на полпути к темной зелени, когда из нее появилось трое человек. Четверо. Полдюжины.

Коричневые, гладкокожие.

Они уставились на него.

Он уставился на них.

Он начал вспоминать.

Шесть человек превратились в восемь. Восемь — в дюжину. Все они сжимали копья. Они стали угрожающе потрясать ими. Обросший щетиной человек посмотрел на них. Нам нем были джинсы и старые потрескавшиеся ковбойские ботинки. Больше ничего. Его торс был белым, как брюхо карпа, и очень худым.

Копья поднялись вверх. Один из коричневых людей — вождь — сдавленным голосом выкрикивал одно и то же слово, которое звучало примерно так:

ЮН-НАХ!

Да, он начал вспоминать.

Теперь он знал свое имя.

Он улыбнулся.

Улыбка появилась на его лице, словно красное солнце, вышедшее из-за облака. Обнажившись ослепительно белые зубы, глаза засверкали. Он протянул им свои лишенные линий ладони в универсальном жесте мира.

Перед мощью этой усмешки они спасовали. Копья упали на песок.

— Вы говорите по-английски?

В ответ только взгляды.

— Habla espanol?

Едва ли. Едва ли эти мудаки хаблили на этом трахнутом эспаньоле.

Что это значит?

Где он?

Ну что ж, со временем это выяснится. Рим строился не в один день.

Место, где ты стоишь, не имеет никакого значения. Важно, чтобы ты был жив…

— Parlez-vous francais?

Нет ответа. Они зачарованно уставились на него.

Он заговорил с ними по-немецки, а потом расхохотался над глупым, овечьим выражением их лицам. Один из них беспомощно зарыдал, совсем как ребенок.

Простые парни. Примитивные, неграмотные. Но я могу использовать их. Да, я прекрасно могу это сделать.

Он двинулся к ним, все еще вытянув вперед свои лишенные линий ладони, все еще улыбаясь. В глазах его сверкала жаркое, безумное ликование.

— Меня зовут Рассел Фарадей, — сказал он медленным, чистым голосом. — Я пришел сюда с важной миссией.

Они смотрели на него испуганно и зачарованно.

— Я пришел, чтобы помочь вам.

Они стали опускаться на колени и склонять перед ним свои головы, и когда его темная, темная тень упала между них, его усмешка стала шире.

— Я пришел, чтобы сделать вас цивилизованными!

— ЮН-НАХ! — выдохнул вождь, объятый ликованием и ужасом. И когда он поцеловал ступни Рассела Фарадея, темный человек засмеялся, и казалось, что его хохот никогда не прекратился.

Жизнь — это карусель, на которой никому не дано удержаться надолго.

И она всегда, в конце концов, возвращается на то же самое место, замыкая круг.