Стью покачал головой.

— Я часто думал об этом. Думал достать кое-какие его записи, но мне не хотелось их слушать. Его голос… голос хороший, но у меня от него мороз по коже.

— Стюарт, о ком ты говоришь?

— Ты помнишь рок-группу под названием «Дорз»? Тот парень, который остановился в ту ночь на заправке в Арнетте был Джимом Моррисоном. Я в этом уверен.

Рот ее открылся от удивления.

— Но он умер! Он умер во Франции! Он… — А потом она запнулась. Потому что со смертью Моррисона была связана какая-то странная история. Какая-то тайна.

— Ты уверена? — спросил Стью. — У меня есть сомнения на этот счет. Может быть, он и умер, а парень, которого я встретил, был просто на него похож, но…

— Ты действительно думаешь, что это был он? — спросила она.

Теперь они сидели на ступеньках своего дома, прижавшись друг к другу плечами, как маленькие дети, которые ждут, когда мама позовет их на ужин.

— Да, — сказал он. — Да, я так думаю. И до этого лета я думал, что это происшествие будет самым странным в моей жизни. Господи, как я ошибался.

— И ты никогда никому не рассказывал, — восхитилась она. — Видел Джима Моррисона годы спустя после его предполагаемой смерти и никогда никому не рассказывал. Стюарт Редман, должно быть, когда Бог посылал тебя в мир. Он вместо рта дал тебе замок с шифром.

Стью улыбнулся.

— Ну, прошли годы, как обычно пишут в книжках, и каждый раз, когда я думал о той ночи, я все больше уверялся в том, что в конце концов это был не он. Просто кто-то похожий на него. И это воспоминание перестало беспокоить меня. Но в последние несколько недель я не раз ловил себя на том, что снова думаю об этом. И все больше уверяюсь в том, что это был он. Черт возьми, да он до сих пор мог остаться в живых. Вот это было бы по-настоящему забавно, правда?

— Если он и жив, — сказала она, — то он не здесь.

— Да, — согласился Стью. — Вряд ли бы он здесь оказался. Понимаешь, я видел его глаза.

Она положила руку ему на плечо.

— Ну и история.

— Да, и на каждые двадцать миллионов жителей этой страны найдется хотя бы один с точно такой же… только насчет Элвиса Пресли или Говарда Хьюгса.

— Больше уже не найдется.

— Ты права. Гарольд сегодня был на высоте, правда?

— По-моему, это называется «переменим тему разговора», не так ли?

— Может быть, и так.

— Да, — ответила она. — Он действительно был на высоте.

Он улыбнулся, уловив в ее тоне нотки раздражения.

— Перепугалась немного, правда?

— Да, но тебе я в этом не признаюсь. Ты теперь играешь на стороне Гарольда.

— Нет, это несправедливо, Фрэн. Я тоже испугался. У нас прошли два предварительных собрания… нам казалось, что мы все продумали и предусмотрели… и тут появляется Гарольд. Пара слов здесь, пара слов там, а потом и спрашивает: «Разве вы не это имели в виду?» А мы отвечаем: «Да, спасибо, Гарольд. Ты совершенно прав». — Стью покачал головой. — Предложил проголосовать общим списком. Как это мы сами не догадались, Фрэн? Какая отличнаяидея! А мы даже ни разу не обсуждали ее.

— Ну, никто из нас не знал точно, в каком они будут настроении. Я думала, что после ухода Матушки Абагейл люди могут помрачнеть или даже озлобиться. А еще этот Импенинг, который разговаривает с ними, как какой-нибудь черный ворон…

— Как бы ему заткнуть рот, — произнес Стью задумчиво.

— Но все оказалось иначе. Они были так… преисполнены ликования просто из-за того, что оказались вместе. Ты почувствовал это?

— Да.

— Не думаю, что Гарольд спланировал все заранее. По-моему, он просто уловил момент.

— Я просто не знаю, как к нему относиться, — сказал Стью. — В тот вечер, когда мы искали Матушку Абагейл, мне его стало ужасно жалко. Когда подъехали Глен и Ральф, он выглядел просто ужасно, словно вот-вот готов был упасть в обморок. Но когда сегодня мы разговаривали на лужайке, и все стали поздравлять его, мне показалось, что он раздулся как жаба. Словно снаружи он улыбался, а внутри думал: Ну вот, теперь вы видите, чего стоит ваш комитет, горстка идиотов. Он похож на один из этих паззлов, которые в детстве никак не получалось собрать.

Фрэн вытянула ноги и посмотрела на них.

— Раз уж зашла речь о Гарольде, скажи мне, Стюарт, не замечаешь ли ты чего-нибудь необычного в моих ногах?

Стью посмотрел на них оценивающе.

— Нет. Разве что эти странные туфли из магазина на нашей улице. Ну а еще, конечно, они очень большие.

Она шутливо ударила его.

— Эти туфли очень полезны для ног. Все журналы говорят так. И у меня седьмой размер, для информации, что вовсе не так уж много.

— Ну и при чем тут твои ноги? Уже поздно, радость моя.

— Да ни при чем, наверное. Просто Гарольд все время смотрел на мои ноги, когда мы сидели на лужайке после митинга. — Она покачала головой и слегка нахмурилась. — С чего бы это Гарольду Лаудеру интересоваться моими ногами? — спросила она.

Ларри и Люси вернулись домой одни, взявшись за руки. Лео ушел раньше, чтобы побыть с «мамой-Надин».

Теперь, когда они подходили к двери, Люси сказала:

— Ну и митинг же у нас был. Я никогда не думала…

Слова застряли у нее в горле, когда в тенях веранды возникла чья-то темная фигура. Ларри почувствовал, как ужас пульсирует у него в горле. Это он, — промелькнула у него безумная мысль. «Он пришел за мной… сейчас я увижу его лицо.»

Но потом он удивился тому, как такая дикость могла прийти к нему в голову. Это была Надин Кросс, только и всего. На ней было платье из какого-то серо-синего материала, а волосы ее были распущены и рассыпались по плечам и по спине, черные волосы, простреленные абсолютно белыми прядями.

«Рядом с ней Люси выглядит как подержанная машина в магазине спекулянта», — промелькнула у Ларри мысль, за которую он тут же себя возненавидел. В нем опять проснулся старый Ларри… старый Ларри? С таким же успехом можно сказать, что это был старый Адам.

— Надин, — сказала Люси дрожащим голосом, прижав одну руку к груди. — Ну и напугала же ты меня. Я подумала… ну, я даже не знаю, что я подумала.

Надин не обратила на Люси никакого внимания.

— Могу я поговорить с тобой? — спросила она Ларри.

— Что? Сейчас? — Он искоса посмотрел на Люси, или подумал, что посмотрел… позже он никак не мог вспомнить, как выглядела Люси в тот момент. Ее словно затмила какая-то темная звезда.

— Сейчас. Именно сейчас.

— Утром было бы…

— Это должно произойти сейчас, Ларри. Или никогда.

Он снова посмотрел на Люси и на этот раз действительно увидел ее, увидел покорность на ее лице в тот момент, когда она переводила взгляд с Ларри на Надин и обратно на Ларри. Увидел боль в ее глазах.

— Я сейчас приду, Люси.

— Нет, не придешь, — сказала она глухо. Слезы засверкали у нее на глазах.

— Десять минут.

— Десять минут, десять лет, — сказала Люси. — Она пришла за тобой. Ты принесла с собой ошейник и намордник, Надин?

Для Надин Люси Сванн не существовала. Ее темные большие глаза смотрели только на одного Ларри. Для Ларри они всегда были самыми странными, самыми красивыми глазами на свете, теми бездонными и спокойными глазами, которые глядят на тебя, когда тебе больно, или когда ты в беде, или когда ты совсем сошел с ума от горя.

— Я скоро приду, Люси, — повторил он механически. — Иди.

— Да, я пойду. Она пришла. Я уволена. — Она взбежала вверх по ступенькам, споткнувшись на последней, но сумев удержаться на ногах, открыла дверь и захлопнула ее за собой с шумом, как раз успев отсечь от них звук своих рыданий.

Надин и Ларри долго смотрели друг на друга, словно зачарованные. «Так вот как это происходит, — подумал он. — Когда ты встречаешься с чьими-то глазами в противоположном углу комнаты, чтобы не забыть их уже никогда, или замечаешь на другом конце переполненной платформы метро человека, который выглядит, как твой двойник, или слышишь на улице чей-то смех, который очень похож на смех первой девушки, с которой ты занимался любовью…»