– Мы откуда знаем, кто живой, кто нет, – огрызнулся один из санитаров. – Предупреждать нужно!

– Чего, сами без глаз! – беззлобно ругнулся военврач.

Санитары опустили носилки на пол и, развернувшись в гостиной, больного из дома вынесли, как положено.

– Вот так проходит мирская слава! – заключил я сентенцией эту грустную процедуру. – Интересно, что с ним случилось?

– Инсульт, – кратко поставил диагноз Гутмахер.

– А ты, Арик, откуда знаешь? – заинтересовалась Ольга.

– Догадался. Не будет оскорблять порядочных женщин, – пробурчал себе под нос Аарон Моисеевич.

Мне такое замечание не понравилось и, сопоставив его поведение перед началом гипертонического криза и тем, что генерал начал падать уже спустя несколько секунд после того, как Гутмахер в сердцах дернул какой-то рычаг, я призадумался. Тем более, что за время нашего тесного контакта образ чудака-ученого, нищего, непризнанного гения в моих глазах значительно трансформировался в другое, пока непонятное качество.

– Можно уже выходить? – поинтересовалась Ольга, когда скорбная процессия миновала двор и скрылась за воротами.

– Боюсь, Олюшка, что нет. На нас, скорее всего, устроят засаду. Но ты не огорчайся, мы здесь вполне комфортабельно устроимся.

– Ой, правда, опять идут! – почти с восторгом закричала девушка, указывая на трех молодцов, гуськом шедших в сторону дома. – Они что, и есть засада?!

Интересно, почему женщины, когда хотят показаться женственными и наивными, изображают из себя идиоток? Может быть, из благородных побуждений, давая шанс мужчинам продемонстрировать несуществующую мудрость?

Мы, между тем, любовались, как три оперативника, не очень чинясь, вошли в дом. Первым делом они разошлись по комнатам и все там осмотрели, потом собрались в гостиной. Это были крепкие ребята в штатском.

– Надолго нас сюда? – поинтересовался один из них, устраиваясь на диване.

– Кто его знает, – откликнулся второй. – Тебе-то что, поживем здесь, поди, хило! Я хоть отосплюсь, а то совсем замотался.

– Я что-то не понял, кого мы будем пасти? Все чего-то темнят…

– Говорят, вроде террористов. Не люблю я таких, нарвешься еще на героя-камикадзе…

– Да брось ты, это все лабуда про фанатов. Даже чехи, которые, как их там называют, ну, вера такая…

– Мусульмане?

– Нет, мусульмане это все, а у них вроде секта.

– Талибы?

– Хрен его знает, может, и талибы, нет, кажется, их зовут вахабиты; так и они только за бабки воюют.

– Ну, а которые камикадзе? Особенно бабы. Им-то что за радость от бабок когда сами взрываются?

– Это смотря какие бабки…

– Да мне бы сейчас тысяч сто зеленых… Тачку бы взял новую, квартиру поменял…

– Кончай, ты всегда одно и то же гонишь…

– Ну, давайте устраиваться, – предложил Гутмахер, которому надоело слушать беспредметный треп. – Я думаю, Олюшке мы, естественно, уступим кушетку, а сами как-нибудь приспособимся на полу.

– Арик, а, ну, это самое, удобства здесь есть?

– Конечно, конечно, детка, здесь все приспособлено для жизни, только рассчитано на одного, максимум на двух человек. Но мы, я думаю, сможем устроиться.

– А где кушетка?

– Вот здесь, за занавесочкой, а это дверь туда, о чем ты спрашивала. Плохо только, нет душа, один умывальник. Ну, надеюсь, нас не год будут сторожить!

– А если будут? – спросил я. Идея затворничества втроем мне не понравилась. Продуктов у нас при большой экономии должно было хватить в лучшем случае на неделю. – Нам без еды долго не продержаться.

– Об этом не беспокойтесь, у меня есть большой запас консервов. Не очень вкусно, но с голоду мы не умрем…

– Какая широкая тахта! Арик, ты будешь спать со мной! – возвестила Ольга из «спального отделения».

«Арик» от такого недвусмысленного предложения застеснялся и начал было отказываться:

– Ничего, Олюшка, я могу тебя стеснить, мне и на полу будет удобно…

– Да бросьте вы, – успокоил я его нравственность, – конечно, спите с Олей, думаю, она вас не укусит.

– Ну, если вы так считаете, и это не будет превратно понято, тогда конечно, – лицемерно согласился влюбленный.

Осмотрев достопримечательности нашего убежища и полюбовавшись на «засаду», курящую в расслабленных позах, я начал придумывать, чем заняться. Наблюдать за любовной игрой двух голубков у меня не было ни малейшего желания.

Первым делом я соорудил себе на полу не очень комфортное, но приличное и удобное ложе, после чего на него улегся и принялся за Чехова. Однако, читать мне все время мешали. То Ольга придумала перестановку скудной лабораторной мебели и привлекла нас к работам, то Гутмахер затеял интересный разговор о перспективах развития человечества, и я в него невольно втянулся.

Судьба мира меня, как любого русского человека, понятное дело, волновала куда больше своей собственной, поэтому не включиться в дискуссию я не мог. Тем более, что наш мир, как это понятно всем здравомыслящим людям, скатывается прямиком в пропасть.

Однако, Аарон Моисеевич думал по-другому и ничего необычного или трагического, способного погубить человечество в ближайшей перспективе, не видел. Во всяком случае, в ближайшие пять миллиардов лет, пока не разогреется солнце и не выпарит океаны. Разве что на землю упадет гигантский метеорит.

– А что будут делать люди, когда кончится нефть и другие полезные ископаемые? А выбросы вредных веществ в атмосферу? Глобальное потепление? Это что не начало конца света? – возразил я.

– Найдут другие источники энергии и сырья, – не вдаваясь в подробности, сказал он.

Однако, меня такой простой ответ не удовлетворил и попытался начать спор:

– А естественный отбор, который прекратился из-за развития медицины, а биосфера, которая меняется от промышленных выбросов! Скоро нам не будет хватать кислорода, вода не будет успевать очищаться. К тому же, человечество движется к перенаселению, у белой расы смертность превышает рождаемость, в то время, когда у черной и желтой рас с потомством все в порядке.

Аарон Моисеевич внимательно выслушал мои горькие сетования, обостренные нашей внутренней ситуацией и перспективами жизни взаперти, и начал их опровергать: