— Ты считаешь, что мистер Фербенкс выполнит свою угрозу?

— Я знаю это. Он столь же упрям, как и его драгоценная доченька. Сделает что угодно, лишь бы насолить мне. Не теряй времени, проваливай, сделай милость.

Эрнестина вспыхнула.

— Почему ты так грубо со мной разговариваешь, Джек? Я никогда не вмешивалась в твои отношения с родственниками. Почему ты не можешь сказать своему опекуну, что…

— Потому что он — не идиот! — припечатал Джек.

— Хорошо, это очень удобно. Мне нужно встретиться с братом, у него какие-то неприятности.

— Вот и прекрасно, — Джек откинулся на спинку кресла.

Эрнестина не стала больше ничего говорить, просто развернулась и ушла. Она была сильно зла на Джека за его слова. Он не имел никакого права срывать на ней зло. Если его тесть вдруг ни с того ни с сего ополчился на ее присутствие, то винить за это следовало только его. И почему это, интересно, мистеру Фербенксу так не понравилось ее присутствие в доме? Наверняка, он подумал, что она является серьезной соперницей для его дочери. Эрнестина возмущенно фыркнула. Боится, что его доченька будет бледно выглядеть на ее фоне! Лучше бы получше воспитывал свое чадо, а то девчонка так распустилась, что никто ей не указ.

Она задержала шаг, проходя мимо столовой. Там как раз находилась Гвен и преспокойно завтракала. Это уже ни в какие ворота не лезло. Опоздала почти на полтора часа, а все слуги должны перед ней прыгать. Что за ужасное создание!

Не раздумывая больше, Эрнестина распахнула дверь и вошла вовнутрь. Гвен повернула к ней голову.

— Ну что? — с вызовом спросила Эрнестина, — добились своего?

— Это вы о чем? — Гвен приподняла брови.

— Знаете, о чем.

— Понятия не имею.

Больше всего женщину злила манера девушки вести беседу и завтракать при этом. Создавалось впечатление, что качество пищи, которая лежит в тарелке ее больше волнует, чем то, что говорят остальные. Вот и теперь Гвен с великом вниманием рассмотрела ростбиф, прежде чем приступить к его поеданию.

— Между прочим, я с вами разговариваю, — Эрнестина подошла ближе и уперла руки в бока.

— Да-да, — согласилась та, — я только не понимаю, что конкретно вызвало ваше неудовольствие. Мой поздний завтрак? Мне очень жаль, что я проспала.

— Вы натравили своего отца на меня! — заявила женщина.

— Ничего подобного, — девушка помотала головой, — у меня и в мыслях этого не было. Честно говоря, вы мне совершенно не мешаете. И я не понимаю, почему он поднял такой шум из-за вашего присутствия.

— В самом деле? — усомнилась Эрнестина, — а откуда же он тогда узнал о моем присутствии вообще?

— Вы ведь сами вошли в комнату, мисс Харгрейв, — пояснила Гвен, разглядывая наколотый на зубцы вилки кусочек мяса.

— Он знал раньше, — твердо заявила она, — он ведь пришел сюда с этой целью.

— Ну, может быть, я и обмолвилась о том, что у мистера Лестрейджа есть родственница. Почему нужно было делать из этого тайну?

— Ах, почему? — вскричала Эрнестина и тут же замолчала.

Она разглядывала Гвен и признавала то, что девушка права. В самом деле, почему присутствие родственницы должно храниться в секрете? В этом нет ничего особенного. У всех имеются какие-нибудь родственники и никого это не удивляет. Даже если это бедные родственники. Обычное дело.

— Не знаю, почему он так возмутился, — продолжала Гвен, прожевав мясо.

— Наверное, потому, — язвительно начала Эрнестина, — что я являюсь в некотором роде конкурентом для него. Он опасается за свои долги.

Девушка повернула к ней голову и проговорила:

— На вашем месте, мисс Харгрейв, я бы лучше подумала о собственном материальном положении, чем обсуждать чужое. Это вас совершенно не касается.

Та шумно вздохнула.

— Может быть, и не касается. Может быть, вы и правы. Наверное, я зашла слишком далеко.

— Наверное, — подтвердила Гвен.

— Простите.

— Ничего.

— Рада, что вы не сердитесь, миссис Лестрейдж.

— А вот в этом вы ошибаетесь, мисс Харгрейв.

Женщина слегка приподняла брови, видимо, считая, что гнев Гвен не слишком ярко выражен. Но потом вспомнила, что эта девушка редко впадает в неуправляемое буйство, и ее неудовольствие выражается в язвительных речах и саркастических выражениях. Должно быть, она из тех людей, которые сердятся молча. Но в таких случаях всегда следует помнить, что уж если они рассердятся по-настоящему, то их гнев будет ужасен.

— Мне очень жаль, миссис Лестрейдж, — добавила Эрнестина, — просто меня это очень задело. Теперь мне придется уезжать.

Гвен взглянула на нее.

— Все так серьезно?

— Конечно, — кивнула та, — мне нельзя показываться на глаза сэру Роуэну.

— Но почему? Что ужасного в том, что вы — родственница моего мужа?

Эрнестина помолчала, не зная, как лучше это выразить.

— Дело в том, — начала она медленно, — дело в том, что сэр Роуэн не одобряет наше родство. Он полагает, что с нашим семейством лучше не общаться вовсе. И он сильно рассердится, когда узнает, что Джек его не послушал. Сами знаете, есть такие родственники, с которыми запрещают общаться. У вас нет таких?

Девушка пожала плечами.

— Никогда не слышала. Наверное, мы сами являемся таковыми. Все ожидают, что не сегодня-завтра отец объявит себя банкротом. Кому это может понравиться?

Эрнестина улыбнулась.

— Мне и правда очень жаль, что я затронула эту тему. Извините, миссис Лестрейдж.

Оставив Гвен в столовой продолжать завтракать, женщина направилась к себе в комнату. С одной стороны, это происшествие было ей даже на руку. Она ведь сама хотела уехать и раздумывала, какой предлог выдумать, чтобы он звучал более правдоподобным. А теперь ничего и выдумывать не надо. Ей столь настоятельно советуют покинуть этот дом, что не хватает только толпы провожающих у выхода. Джек был в таком гневе, что едва сам не бросился собирать ее вещи, чтобы потом вышвырнуть их вслед за хозяйкой.

Именно по этой причине Эрнестине и не хотелось уезжать. Она предпочла бы, чтоб ее уговаривали остаться, задерживали и просили. Конечно, это приятно, кому бы не понравилось. Но следует выбирать, что ей нужнее.

Она быстро собрала свои вещи, не прибегая к помощи слуг. Несколько раз обошла комнату в поисках чего-нибудь такого, что не бросалось в глаза. Хотя, конечно, сэр Роуэн не будет обыскивать дом в поисках завалявшейся шпильки. Со стороны Джека очень глупо думать, что он вообще соизволит хотя бы обойти все комнаты на предмет нового члена семьи. Другое дело, что он может догадаться об этом. Говорят, что сэр Роуэн не глуп. А в доме столько слуг, которые знают о ее существовании. Но опять-таки, слуг он тоже не будет допрашивать. Эта манера присуща, скорее, полицейскому инспектору. Все-таки, Джек зря паникует. Она вполне могла бы отсидеться наверху во время его визита. Хотя то, что он паникует как раз хорошо, она может съездить по своим делам, не выдумывая никаких предлогов.

Эрнестина покинула дом через три часа после ухода мистера Фербенкса. Ее отъезд прошел безо всякой помпы. Честно говоря, никто даже не вышел ее провожать, что сильно раздосадовало женщину. Она сердито фыркнула перед тем, как сесть в экипаж. Ну ничего, она еще вернется и Джеку придется извиниться за свое возмутительное поведение.

Прошло совсем немного времени после ее отъезда, всего четыре дня, по окончании которого Джек получил письмо, содержание которого ввергло его в сильнейшее раздражение. Он прочитал его пару раз, сперва не поверив собственным глазам. Потом скомкал его и швырнул в угол.

— Дьявол! — вскричал он, — этот чертов старикашка все-таки нажаловался!

Определение было не из тех, которые бы понравились Гвен, но в данный момент она отсутствовала и Джек ничем не рисковал.

Подумав и остыв, он поднялся со стула, поднял с пола письмо и расправив его, снова углубился в чтение. Итак, сэр Роуэн все-таки нанесет ему визит. Он приедет в пятницу и Джеку придется держать перед ним ответ. Отвратительно. У опекуна нюх, как у сторожевого пса. Он найдет даже булавочную головку, если она будет ему нужна. С ним нужно быть поосторожнее. И одними заверениями в собственной невиновности от него не отделаться. Одно лишь отсутствие Эрнестины не убедит его в том, что ее здесь не было вообще. А стало быть, нужно придумать достоверную историю.