– Хочу для разрядки и в качестве комплимента тем читателям, которые продолжают оставаться с нами, перевести разговор на другую тему. Вчера прочитал в журнале «Международная жизнь» о том, что теперь в моду входят новые методы дипломатии: личная, челночная дипломатия, дипломатия без галстуков. Можете пояснить, что это такое?

– Дипломатию без галстуков ввели наши деятели – Горбачев и Ельцин. Нарцисс Горбачев называл этот метод «встречей умов» один на один, без галстуков, без обязательств выработки какого-либо итогового документа. В таких встречах обычно ставилась задача узнать планы визави, насколько это возможно. Это безответственная попытка ввести в дипломатию высшего уровня элементы панибратства, так сказать общение накоротке. И таким образом добиться как можно большего личного сближения. Хотя общение на короткой дистанции дано не каждому. Это было под силу только таким виртуозам дипломатии, как Молотов, Вышинский, Громыко, Воронцов, Квицинский.

Из этой же оперы новая привычка при общении лидеров называть визави «другом» – друг Майкл, друг Рю, друг Билл, друг Борис и т. д. Это от лукавого и ничего общего с дипломатией не имеет. В политике, а тем более высшего порядка, не может быть ничего личного по определению. А дружба – это личное. Такое общение скорее можно назвать дипломатическим туризмом высшего уровня.

«Отцом» челночной дипломатии считается американский политический деятель и дипломат Генри Киссинджер. Послушайте анекдот о челночной дипломатии.

Однажды у Генри Киссинджера спросили:

– Что такое челночная дипломатия?

Киссинджер ответил:

– О! Это универсальный еврейский метод! Поясню на примере, как при помощи такого метода выдать дочь Рокфеллера замуж за простого парня из сибирской деревни.

– Каким образом?

– Очень просто. Я еду в сибирскую деревню, нахожу там простого здорового парня и спрашиваю:

– Хочешь жениться на американской еврейке?

Он мне:

– На хрена! У нас своих девчонок хватает.

Я ему:

– Да, но она дочь миллиардера.

Он:

– О! Это меняет дело…

Тогда я еду в Швейцарию, прихожу в банк и спрашиваю акционеров:

– Вы хотите иметь президентом банка сибирского парня?

– Фу, – говорят в банке.

– А если он зять Рокфеллера?

– О! Это меняет дело.

Я еду в Америку к Рокфеллеру и спрашиваю:

– Вы хотите иметь зятем простого сибирского парня?

– Нет, у нас в семье все финансисты.

– А если он президент швейцарского банка?

– О! Это меняет дело. Сюзи, подойди сюда, господин Киссинджер предлагает жениха – президента швейцарского банка.

– Фи, они все слабаки и гомики.

– Но он здоровый сибирский парень.

– О! Это меняет дело.

Говорят, что этот древний метод общения политиков и правителей придумали еще евреи, но в современной внешней политике его более часто и умело используют американские дипломаты. Возможно, потому, что многие из них тоже евреи. К примеру, тот же Киссинджер.

– Спасибо за смачный анекдот. Продолжим дальше. Как и в любой сфере деятельности, в дипломатии есть легенды и мифы. Крупнейший современный исследователь проблем дипломатии, все тот же Генри Киссинджер, к легендам мировой внешней политики и дипломатии относит всего три фигуры: французского министра конца XVIII – начала XIX века Талейрана, австрийского министра того же времени Меттерниха и прусского министра, а потом германского канцлера второй половины XIX века Бисмарка. Первого – за то, что он умудрился служить одновременно двум императорам: Наполеону Бонапарту и Александру I. Второго – за решающий вклад в устройство Венской системы международных отношений в Европе после Наполеоновских войн. Третьего – за умелое объединение Германии под флагом Пруссии. Наших дипломатов среди легенд нет. Американец не включил в их число даже своего великого президента Рузвельта. Хотя он и Сталин по своим деяниям как дипломаты высшего уровня превосходят всех других.

Теперь о мифах. Пишут, что Горбачев во время переговоров на любой вопрос кивал головой. Поэтому оппоненты вынуждены были спрашивать, как понимать кивки – как согласие или раздумье? Нередко и после этого он повторял кивки. Так якобы он «прокивал» целый класс новейших ракет «Ока» на переговорах по уничтожению ракет малой и средней дальности в Европе, которые в переговорный пакет не входили, и американцы только хотели уточнить их судьбу. После второго кивка эти ракеты тоже включили в список на уничтожение. И прокатило, как сказал бы мой внук.

Есть утверждения, что министр Громыко на всякие, особенно неожидаемые, предложения оппонентов сразу отвечал прямым или косвенным отказом. Наверное, чтобы подумать. Поэтому получил прозвище Мистер Нет. Молотова называли «каменной задницей» из-за якобы небывалого терпения и выносливости на переговорах. В отношении Вышинского до сих пор в МИДе ходит молва о его небывалой жесткости на грани грубости в общении с подчиненными и даже иностранными дипломатами, из-за чего за глаза его безобидное отчество Януарьевич произносили как зловещее Ягуарьевич. Мы уже говорили, что в истории российской дипломатии министр Горчаков считается наиболее выдающимся руководителем ведомства внешней политики. И что он мог только искусно составленной нотой решить сложную международную проблему. Иногда даже говорят, что министр Горчаков велик. Но в чем? Припоминают прежде всего реальное, но ставшее давным-давно мифом его крылатое выражение «Россия сосредотачивается». Хотя самые красивые афоризмы в практическом плане чаще всего бесполезны. Пожалуй, горчаковский – тоже. Тем более он каждый раз повторял его как оправдание самых черных дней своей карьеры. Есть миф, что он трижды грозил отставкой из-за несогласия с кандидатурами послов. Может, и грозил, но не ушел! Однако достоверно известно другое, что он не протестовал, а скорее содействовал нелепой и антигосударственной продаже владений в Северной Америке (Аляски и других земель общей площадью 518 800 кв. км). Не только не протестовал, но даже советовал Александру II, как ловчее эту сделку провернуть (письмо Александру II от 10 января 1858 года), чтобы не продешевить и не вызвать общественного негодования из-за торговли российскими землями (1867 год).

– Так кем же на самом деле был светлейший князь?

– Тщательное изучение практической деятельности Горчакова показывает, что чаще он отдавал предпочтение не действиям, а риторике. Да и российское общество его времени деятельность министра оценивало по-разному. В период польского кризиса (1863) одни сравнивали действия Горчакова с «отсыревшим фейерверком» или действиями «говоруна, который уступал Европе, когда должен был наступать». Другие восхищались, как виртуозно, посредством только дипломатической переписки, он отвел очередную опасность со стороны Европы во главе с Францией. Хотя была ли она реальной, эта опасность, достоверно известно не было.

Встречаются и такие свидетельства. Вспомним слова Б.Н. Чичерина (1863), профессора государственного права, городского головы Москвы и дяди будущего наркома иностранных дел СССР Г.В. Чичерина.

«Я спросил Горчакова:

– Мы готовы ответить европейским державам отказом на их притязания по польскому вопросу?

– Это дело импровизации, – к моему удивлению, ответил Горчаков».

Как видим, есть и такие свидетельства:

«Бесспорно, Горчаков как логик и стилист в составлении документов был первоклассным: простота, логичность и изящество стиля, помноженные на энергию слога (слов), плюс вежливая ирония приносили (создавали) большую славу таланту дипломата».

«Горчаков никогда не ввязывался в газетную полемику из-за опасения, что журналисты, исказив мысль, приведут к еще большему обострению ситуации».

Споры одного из лучших в истории России военного министра Д.А. Милютина и Горчакова на тему «Что лучше ограждает интересы России – война или депеши дипломатов» были бесконечными. При этом Милютина очень удивляло и странное нежелание Горчакова вникнуть в соображения военных».