— как вы относитесь к малым народностям Севера?

— какой цвет женского белья вы предпочитаете?

— пугают ли вас растительные формы жизни?

Что касается практики, то помимо традиционного комплекса подготовки (барокамера и проч.) были и весьма странные экзерсисы: вдыхание чистого кислорода — с последующим наблюдением за последствиями его воздействия на организм, исполнение экзотических танцев и прыжки с моста вниз головой с перехваченными эластичным тросом-страховкой ногами. Последнее упражнение до чрезвычайности полюбил забавный китаец Ли Сюн по прозвищу Минога. Это прозвище он получил за свою чрезвычайно содержательную манеру общения:

— Ли, много у тебя денег?

— Минога, минога!

— Ли, а много у тебя родственников?

— Минога, минога!

— А родителей!

— Лодителя тозе минога, минога!

— А много у тебя волос на заднице? — не унимался шутник.

— Ми…

Позже этот забавный китаец оказался мастером спорта международного класса по прыжкам в воду с десятиметрового трамплина, кроме того, чрезвычайно подкованным в акробатике и ушу (кажется, даже стажировался в легендарном Шаолине). Координация и вестибулярный аппарат у этого смешного маленького человечка были просто фантастические…

Костя Гамов проводил в Звездном городке в общей сложности ну никак не меньше пяти дней в неделю. Такого сумасшедшего графика у него не было никогда за всю жизнь — ничего подобного! Оставшиеся из имевшихся в наличии часов распределялись между Координационным центром в Москве, телецентром Останкино и подмосковным НИИ профессора Крейцера. Кроме того, Гамов посетил несколько объектов, среди которых выделяются космодромы Плесецк и Байконур, а также Космический центр имени Хруничева и китайский космодром в провинции Сычуань.

Человечество еще не придумало средства против хандры, заниженной самооценки и возрастных кризисов лучшего, чем непосильный труд. Гамову весьма наглядно и полноформатно удалось примерить справедливость этого утверждения на себя.

…Иногда ему казалось, что все происходящее вокруг него — лишь сон, навеянный извращенным воображением какого-то хитрого демона, засевшего в нем, Гамове, и время от времени удачно выдающего себя за самого Константина.

До старта оставались считаные дни, когда все перевернулось с ног на голову и громадная, ни на мгновение не затихающая работа оказалась под угрозой срыва.

Гамов сидел в пустом конференц-зале Координационного центра и работал на ноутбуке, когда прозвучал звонок, быть может, спасший ему жизнь. Позвонили на мобильный, и Гамов, которому в последнее время звонили сотни людей, нисколько не удивился, что высветившийся номер был ему неизвестен.

— Слушаю.

— Здравствуйте, Константин.

Голос казался знакомым, более того, Гамов был уверен, что слышал его совсем недавно — но что-то в этом голосе переменилось, надломилось, появилась какая-то усталая и стертая нотка.

— Здравствуйте, — осторожно ответил пресс-атташе проекта «Дальний берег». — Простите, но кто вы?

— Я понимаю, вам сейчас позволительно не узнавать меня, Константин Алексеевич, — в тон Гамову откликнулся собеседник, — можно сказать, с недавнего времени все поменялось, поменялось разительно, словно в сказке. Да, именно — в сказке: чем дальше, тем страшнее.

Вот тут Константин узнал говорящего.

— Здравствуйте, Олег Орестович, — произнес он. — По какому поводу беспокоите? И кто вам дал номер моего… ах да! Ведь вы знали…

Следователь Грубин ответил сдержанно и тихо:

— Простите, что я отрываю вас от работы, вас, человека занятого. Востребованного. Это я сейчас бездельничаю. Я взял отпуск. Вот хочу увольняться. Даже — увольняться… Зацепило, не отпускает… Вы-то знаете, Гамов, о чем это я. Вы — догадываетесь. Не поверите, такая глупость — даже в монастырь вот хочу уйти… Снять с души… Словно это только для меня. Крокодил. Египет. Чертовщина. И вот теперь — этот ваш проект. Добром не кончится, я знаю… Интуиция, если хотите.

— В чем конкретно я могу вам поспособствовать? — сухо спросил Гамов, не отводя взгляда от экрана рабочего ноутбука.

— Ну да… Я вот о чем вас прошу. Вы, наверное, находитесь в вашем Координационном центре, да?

— Откуда вам это известно?

— Я просто предположил.

— Ну допустим, да.

— Через дорогу от вас, возможно, прямо напротив окон того помещения, где вы сейчас находитесь, есть старинная церковь.

— Я и сейчас ее вижу.

— Очень хорошо. Я стою возле нее. На входе. У царских врат… Константин, я понимаю, что это дерзость, что у вас плотный график и вырваться очень сложно, объект — режимный и под охраной. Но не могли бы вы вместе со мной зайти в церковь? О, три минуты, не больше, надолго я вас не оторву. Я прошу.

Костя заколебался. Он кашлянул и хотел было ответить отрицательно, но Грубин словно почувствовал, что реакция Гамова будет именно такой, а никак не иной, и поспешно добавил:

— Я понимаю, что у вас нет никаких причин уважать меня и доверять мне. Но… честное слово… вы здорово помогли бы мне, если бы выполнили эту мою небольшую просьбу. Очень, очень неспокойно. Я сам не знаю, отчего меня угораздило оказаться именно здесь и именно сейчас, какой черт дернул набрать номер вашего мобильного… С тех пор как начала происходить вся это чертовщина, во мне что-то сдвинулось. Я клянусь вам, так жить нельзя, нельзя! — вырвалось у Грубина, и Гамову вдруг стало мучительно неловко, и, чтобы сломить нестерпимое ощущение этой неловкости, выкорчевать его из груди и горла, Константин сказал довольно поспешно, приглушенным голосом с растрепанными нотками:

— Я сейчас буду. Подождите минуту. Я занят, мне через десять минут нужно будет вернуться на рабочее место, так что… Подождите.

— Жду, — эхом откликнулся Олег Орестович.

— Я ненадолго отлучусь, — сказал Гамов Миле Галустян, красавице, умнице, по совместительству руководителю съемочной группы, ведущей телемост с Останкино и орбитальной станцией, где был оборудован коммуникационный модуль. В данный момент там, кстати, находился профессор Крейцер, контролировавший ход работ по орбитальной сборке.

Мила колдовала над распределительным пультом, отвечавшим за подключение и контроль оборудования телестудии центра. Сейчас она координировала подключение и настройку осветительных приборов. Не поворачиваясь к Гамову, она отозвалась:

— Отлучишься? Ну если только очень ненадолго. Ты не забыл?.. Скоро заедут ребята из телецентра, мы проведем коротенький сеанс связи с орбитой и сразу дуем в Останкино, так что не задерживайся. Пропуск на выходе подпиши, а то мне начальник охраны уже выговаривал! Дескать, разгильдяй этот ваш…

«Интересно, зачем я понадобился этому Грубину, — размышлял Гамов, спустившись со своего третьего этажа на лифте и идя по длинному, ярко освещенному коридору, по которому обильно сновали люди с лимонными бейджиками на груди, указывающими на их принадлежность к проекту «Дальний берег», — неужели в самом деле у него поехала крыша? Или он решил вылепить очередное вздорное обвинение? Хотя… о чем это я? Сейчас мы с ним в разных весовых категориях, и никто не позволит… Следователь прокуратуры приглашает меня в церковь. Сказал бы мне кто подобное на нашем первом допросе, никогда бы не поверил. Впрочем, фокусы дяди Марка могут впечатлить и более непробиваемого человека, чем этот замыленный следак…»

Тут цепочка размышлений вынужденно оборвалась, потому что Гамов добрался до пропускного пункта, где сейчас властвовал старый знакомый Кости, полковник КГБ в отставке, еще недавно возглавлявший охрану подмосковного НИИ профессора Крейцера, — Вениамин Ильич Донников по прозвищу Бен Ганн. Как и Гамов, Донников получил существенное продвижение по службе, попав в заместители главы службы безопасности данного режимного объекта, но нельзя сказать, чтобы это повышение положительно сказалось на его характере, въедливом, придирчивом и подозрительном. Впрочем, возможно, таким и полагается быть настоящему церберу…

— Ваш пропуск, — произнес он, увидев на экране монитора физиономию Кости Гамова, — цель внепланового оставления рабочего места?..