– Он сам сделал свой выбор.

– Так-то оно так, но… будь я здесь, он бы так не поступил. Он бы мог тогда со мной посоветоваться. Мэри не зря винит меня, что он ушел, сам знаешь. И я не могу судить ее за это. Сколько раз она просила меня не уезжать на заработки!

– Просто Мэри очень переживает.

– Знаю, но если б я остался дома…

– Вот что, Дэвид, кончай себя грызть. И не давай Мэри трепать тебе нервы. У вас есть о ком еще думать. Стейси не должен этому мешать. Подумайте о Кэсси, о Малыше, о Кристофере-Джоне. Может, я не вправе так говорить, потому как своих детей у меня нет, даже жены нет, но, честное слово, у вас столько забот, столько всего вы делаете, что вам не за что корить себя и друг друга. Что там Мэри говорила тебе сегодня, я слышал. Но это не она говорила, это говорила женщина, сама не своя от тревоги и страха. Послушай, Дэвид, возьми это дело в свои руки, приведи в порядок отношения между вами. Ты меня слышишь?

– Да, слышу.

– И еще, Дэвид, как только нужен буду, чтоб снова отправиться на поиски, зови сразу. Договорились?

– Да.

За утренним завтраком папа выглядел совсем поникшим, словно всю ночь глаз не сомкнул. За столом они с мамой словечком не перемолвились. Когда все поели, я перемыла посуду и сидела на передней веранде, рассеянно раскачиваясь, и все думала: долго они будут играть в молчанки? Я не сводила глаз с поля. Меж тем дневная духота сменилась мелким дождичком. Со стороны подъездной дороги из-за дома вынырнули Малыш и Кристофер-Джон. Они подошли ко мне.

– Ты что делаешь? – спросил Малыш.

Оба плюхнулись рядом, помешав мне ритмично раскачиваться.

– Ну как ты думаешь, что я делаю?

Малыш предпочел не отвечать.

– Папа с мамой в сарае. Они там ругаются.

– Да не ругаются они, – возразил Кристофер-Джон. – Они просто спорят.

– А мне показалось, ругаются.

Я обернулась к Малышу:

– Из-за чего ругаются?

– Понимаешь, мы с Кристофером-Джоном были у коптильни и все слышали. Мама сказала, если папа не пойдет искать Стейси, она сама отправится. А папа сказал, это безумие. Не найдет она Стейси, разве что обойдет все плантации сахарного тростника. А их на Юге знаешь сколько? А мама в ответ сказала, что если б папа не уехал опять на железную дорогу, то и Стейси не ушел бы искать работу.

– Так и сказала?

– Да не то вовсе она имела в виду, – заспорил Кристофер-Джон. – Просто она жутко переживает, вот и все. Увидела нас, поняла, что мы все слышали, и совсем расстроилась.

– И что же сказала?

– Велела нам идти домой.

Я вздохнула и отвернулась к лесу.

– Не люблю, когда мама с папой так ругаются, – признался Малыш.

– Сколько раз тебе повторять, что не ругались они?! – налетел на него Кристофер-Джон.

Малыш дал гневному вопросу повисеть в туманном воздухе, прежде чем ответил:

– Ну а мне показалось, ругались.

– А, вот вы все где! – С подъездной дороги по каменным плитам шел папа. Он поднялся по ступенькам. – А я все гадал: куда это вы подевались?

Он прислонился к верандному столбу. Кристофер-Джон поспешил вскочить:

– Садись, папочка.

– Спасибо, сынок, мне так удобней.

Тогда Кристофер-Джон встал точно так же, как папа, у противоположного столба, чтобы показать, что ему тоже так удобней.

– Папа, – спросила я, – ты в самом деле не собираешься больше искать Стейси?

– Детка, кабы я знал, где Стейси, я бы тут же отправился за ним. Но я понятия не имею. Знаю разве, что он работает на какой-то там плантации сахарного тростника. Так что мы можем только ждать, пока он пришлет о себе хоть словечко. Мне самому ждать ненавистно, поверь! Он же знает, как мы тревожимся, так что, наверно, скоро напишет. Я уверен.

Мы помолчали, потом он заговорил:

– Думаете, я не понимаю, что у вас на душе? (Мы смотрели на него молча.) Пусто и больно. И перестанет болеть, только когда Стейси найдется. Я сам так чувствую, потому и догадываюсь. Потому что мы все частички одной семьи. А Стейси нет дома, и семейный круг наш разорвался. Это мучительно и больно. Я знаю… Надо набраться духу и держаться. Держаться друг друга, чтобы быть сильнее. Пока Стейси не вернется домой.

– А если мы ничего не услышим от Стейси, что тогда, папа? – спросила я.

Папа помедлил, словно не хотел отвечать на мой вопрос.

– Надо верить, Кэсси, в лучшее… больше ничего не могу сказать. Верить, что со Стейси все благополучно, верить, что он вернется домой. Видит бог, это единственный путь. Без Стейси нам всем тяжко, но мы должны жить и надеяться, что он вернется. Жить и надеяться.

Никогда я не слышала у папы такого усталого, измученного голоса.

– Па, тебе надо немного поспать, а? Сам говорил, что не спал сегодня.

– Да, Кэсси, детка, да.

Но он не ушел с веранды. Какое-то время еще постоял, разделяя с нами щемящее чувство потери. Наконец оторвался от верандного столба и направился только не в дом, а через лужайку к дороге и затем в лес.

Эту ночь я всю проплакала.

– Может, его вовсе нет в живых, – заявила Мэри Лу Уэллевер. – Может, они оба уже умерли.

Я накинулась на Мэри Лу и принялась яростно лупцевать ее. Она завизжала и хлопнулась на землю, закрывая цыплячьими лапками свою физиономию. Ух, как она испугалась моего гнева! Сынок и Мейнард попытались оттащить меня.

– Брось, Кэсси! Ты изувечишь ее! – орал Мэйнард, но я продолжала ее колотить.

– Жив он, ты слышишь? Не умер, а жив! Так что заткни свою вонючую глотку!

– Пусти ее, Кэсси! – кричал Сынок, стараясь ухватить меня за руку. – Слышь, Кэсси!

Мэйнард вцепился в другую мою руку, и вдвоем с Сынком ему удалось оттащить меня от скованной страхом Мэри Лу – она продолжала, скрючившись, лежать на земле. По щекам у меня покатились слезы. Я дико закричала и попыталась снова до нее добраться, но Мэйнард и Сынок держали меня крепко.

– Кэсси Логан!

Я подняла глаза в самый момент, когда от толпы зрителей отделилась мисс Дейзи Крокер и схватила меня за руку. Сынок и Мэйнард беспомощно пожали плечами и отпустили меня. Они сочувственно смотрели мне вслед, пока мисс Крокер вела меня прочь. Напоследок я еще крикнула пару словечек Мэри Лу. Мисс Крокер дернула меня.

– Хватит безобразий! – сказала она.

Она привела меня в свою пустую классную комнату, велела сесть и сидеть, а сама вышла. Пока я ждала ее возвращения, меня трясло от страха и от ярости. От страха не перед ней. Подумаешь, что она там со мной сделает! Нет, меня бил страх от слов Мэри Лу. Уже настала середина ноября. Прошло восемь недель, как Стейси ушел из дома! А от него ни слова. Ни от него, ни от Мо. И с каждым днем во мне нарастал ком страха, убивая слабую надежду, что все обойдется, что со Стейси все будет в порядке.

Через несколько минут вернулась мисс Крокер, с ней была Сузелла.

– Я узнала, Кэсси, что у тебя сейчас большие переживания, – заскрипела мисс Крокер знакомым противным голосом, – Но даже в тяжелые времена мы не должны срывать свое горе на других. Это не по-христиански. Сузелла, я хочу, чтобы сначала ты с ней поговорила, потом я отведу ее к мистеру Уэллеверу. Скорби скорбями, но мы не можем терпеть драки у нас в Грэйт Фейс.

Сузелла без разговоров согласилась, но попросила у мисс Крокер разрешения поговорить со мной наедине. Мисс Крокер посмотрела на нас с подозрением, словно из ее сочувствия, показного конечно, мы собираемся извлечь какую-то выгоду.

– Но только на несколько минут. Занятия начнутся ровно в час, а я хочу, чтобы сам директор мистер Уэллевер поговорил с ней до этого.

Когда она вышла, Сузелла уселась боком на парту перед моим носом и уставилась на меня. Сначала она ничего не говорила. Наконец произнесла:

– Ну скажи, из-за чего вы подрались?

– А она сама тебе не сказала? – Я все еще очень злилась.

– Сказала. Она полагает, что из-за Стейси. Так что?

– Эта чертова Мэри Лу каркала, может, его нет в живых!