— А как насчет Натана Блая?

— Он холодный… как лед. Самый отчаянный человек здесь, не считая Матта Кобэрна и Калвина Белла. И он сделал выбор. Он уже не просто человек, который умеет обращаться с шестизарядником. Он убийца.

Они несколько минут сидели молча, потом Лори спросила:

— Джош на нашей земле есть красная глина? Или я просто не заметила?

Старик опустил глаза. Он вынул трубку и принялся медленно набивать ее.

— Похоже, вы все замечаете, мэм, — сказал он тихо. — Нет, на нашем ранчо нет красной глины. Но к западу есть. Я припоминаю родник в горах Шелл-Крик, где она есть.

В глазах Джоша Рингголда засветился огонек, но выражение лица осталось прежним.

— А вы догадливая, мэм. Вы очень догадливая. Вы ведь тоже обратили внимание на бабки лошадей?

— У Фримена и у того человека, который сказал, что везет почту в Конфьюжен. Джош, Фримен влип в неприятность?

— Он упрямый мальчишка. Думает, что все знает и все умеет, в том числе владеть револьвером.

— Это действительно так?

— Ну, выхватывает он его достаточно быстро. Может даже кого-нибудь убить. Он спит и видит, как бы завоевать репутацию ганфайтера. А если кого-нибудь убьет, то еще больше озлобится и возомнит о себе невесть что. Только никого он не убьет. Фримен сам и года не продержится.

— Тот человек, который сказал, что везет почту… Ты знаешь его, Джош?

— Встречал иногда. Никто не доверит ему почту. Я его вспомнил, зовут Скарф. Последнее, что я о нем слыхал, — он ездил в шайке Гарри Мидоуза.

— Это то, чего я боялась. Он послушает тебя, Джош? Я имею в виду Фримена.

— Сомневаюсь.

Рингголд встал.

— Мэм, не мое это, конечно, дело, но я уже достаточно стар, чтобы быть вам отцом. Если вы всерьез думаете о Матте Кобэрне, то лучше не надо. Он становится неуправляемым.

После того как Джош ушел, Лори Шеннон долго сидела, размышляя.

Неужели она всерьез думает о Матте Кобэрне? Лори гордилась своей холодной рассудительностью и теперь трезво думала о своих чувствах.

Правда ли это? Вот именно — она просто не знает, что ответить. Вначале на нее произвело впечатление его мужество, спокойствие, легкость движений. А потом — его одиночество.

В то время, как он был в холмах, она часто лежала без сна, думая, где он, что делает и как себя чувствует, будучи все время один.

Через несколько минут она заставила себя забыть об этом. Она могла думать о нем всерьез, как сказал Джош, но вряд ли позволит этому случиться.

Тем не менее через час она уже представляла его на козлах дилижанса и беспокоилась о том, как легко его мог подстрелить любой снайпер с хорошей винтовкой.

Матт Кобэрн застегнул две верхние пуговицы на куртке. Становилось холодно. Скоро им опять менять лошадей. Дилижанс снова катился по открытой местности, но Матт не расслаблялся ни на минуту. Почти автоматически рука его опустилась к патронташу и слегка высвободила два патрона, чтобы легче было перезарядить ружье.

Теперь солнце светило в глаза, но тени уже сгущались в расщелинах далеких гор. Упряжка шла медленно, Бэрк сдерживал лошадей, экономя силы на тот случай, когда им понадобится быстро ехать. Был слышен только цокот копыт, звяканье упряжи и поскрипывание дилижанса.

Далеко, у противоположного края котловины, тихо исчез последний столб пыли, и с гор стал спускаться прохладный ветер, щедро напоенный запахом кедра и сосны.

Денди Бэрк правил шестью лошадьми, как одной, осторожно перекатывая дилижанс через ухабы, бегом спускаясь в балки, шагом поднимаясь по склонам.

Он указал хлыстом в горы.

— Когда-нибудь я уеду туда навсегда. Собираюсь пройти по каньону до самого верха и построить там дом.

— Я тоже об этом думал, — сказал Матт.

— Я глотал пыль двадцать лет, глотал позади стад, позади почтовой упряжки и наконец сказал себе: «Хватит!» Хочу уехать к высоким соснам и прохладным ручьям. С меня хватит пыли и свинца.

— Я нашел место, о котором много думаю, — рядом с подножием горы Джеффа Дейвиса, — сказал Матт. — Там всегда есть вода.

— Тебе надо найти себе женщину. Мужчина должен жениться, а ты и подавно.

— Почему я и подавно?

Бэрк приподнял вожжи и дал лошадям возможность спуститься рысью по пологому склону.

— Ты становишься злым, Матт. Слишком долго твоим единственным другом был револьвер.

— А что мне оставалось делать? Дать предлог Бобу Лонгеру в один прекрасный день застать меня врасплох где-нибудь в салуне? Или пальнуть в меня из темноты? Я видел… Он должен был убить меня… и он сделал попытку.

Они помолчали, и Кобэрн вынул свою трубку.

— Ты прав, Денди, — сказал он. — Я слишком горячусь. Это чувство росло во мне постепенно, но ведь я сплю с револьвером, ем с револьвером на коленях, ни шагу без него не делаю. Я не ложусь спать, чтобы не приготовиться проснуться с револьвером в руке, и почти никогда не сплю на одном месте дважды.

— Я знаю, — сказал Бэрк. И он знал и замечал это не только за Маттом — за другими тоже. Легче дать совет, чем его выполнить. Раз уж человек жил такой жизнью, его никогда

не покинет настороженность.

Это было вроде охоты на апачей или путешествия по земле апачей, а Матт Кобэрн жил и такой жизнью. Приучаешься никогда не засыпать крепко, как бы ты ни устал. Приучаешься готовить еду на костре, тушить его и искать ночлег за несколько миль от этого места. Приучаешься искать тени там, где их не должно быть, ожидать неожиданное.

Прошел день, потом долгая ночь, потом еще один день. Дороги были пыльные, пассажиры усталые и раздражительные.

Пока лошади отдыхали на вершине крутого подъема, люди вышли поразмяться.

Вокруг простиралась бескрайняя долина. Денди Бэрк проверил упряжь и лошадей и засунул в рот кусок жевательного табака.

Матт Кобэрн остановился рядом с Медж Хили.

— Где у нас остановка, Матт? — спросила она. — То есть где мы сможем немного отдохнуть?

— В Юреке, — сказал он.

— Превосходное место. Я выступала там в опере, а за несколько лет до этого играла, когда сценой служили пара досок, положенных на бочки.

— Почему вы бросили выступать?

— Просто устала от всего, Матт. Мне так хотелось иметь собственный дом, что я не раз засыпала в слезах. Я прятала деньги, которые мне кидали шахтеры, а когда тетка их находила, она меня била. Но я все равно прятала. Однажды, когда мне было всего пятнадцать, я дала денег старателю из Остина. Все ему отказывали… Мне его стало жалко. Я дала ему тридцать спрятанных от тетки долларов, а потом послала еще сорок.

— Вы с ним после этого встречались?

Она улыбнулась.

— Старателя звали Чарли Рамон, — сказала она спокойно. — Он нашел жилу, продал участок, купил акции «Денвер и Рио-Гранде» и сделал кучу денег.

— А что вы от этого выиграли?

Она посмотрела на Матта.

— Я владею ровно половиной, — сказала она, улыбаясь. — Уиллард и Кингсбери не знают этого, Матт. Когда они затеяли со мной драку, они думали, что имеют дело с пустоголовой девчонкой. Я не напрашивалась на драку, но, прежде чем все это закончится, именно я стану их владельцем, и, по-моему, я хвалюсь впервые.

— Так им и надо. Но будьте осторожны. Уиллард достаточно опасен, но я знаю Кингсбери — он еще хуже.

Она стояла рядом, глядя на удлиняющиеся тени.

— Матт, что вы думаете о Пайке Сайдсе? — неожиданно спросила она. — Вы его знаете?

— Достаточно хорошо.

— На него можно положиться? То есть его не смогут перекупить?

— Нет. Раз вы его наняли, он ваш человек, но смотрите не сделайте ошибку. Пайк — это кнут, с помощью которого управляют другими людьми, и не больше, но не дай Бог ему самому взять в руки кнут.

— Спасибо, Матт. И еще раз спасибо, что поддержали меня там. Они бы убили меня, Матт. Я это точно знаю. Именно Боб Лонгер и убил бы — как будто случайно.

Он с удивлением поглядел на нее.

— Да, я знаю, что Лонгера наняли специально для этого. Долан ничего не знал. Только Лонгер.