Давай! Распахнул дверь: во дворе нет суеты, праздношатающихся — и дождь на дворе и без дела у меня бойцы не слоняются. На вышках у ворот и вдоль стены под навесом часовые… Правда недалеко от меня медицинский автобус, где спят три мои медички… Пластинка уже крутится на диске — осталось только поставить на неё звукосниматель. Регулятор звука на полную; пьезо на пластинку и несколько шагов из тёплого чрева моего штабного автобуса на холод, под дождь… Из динамиков «Грюндика» вырвался аккорд на гитаре: удар вверх-вниз; ещё один такой же аккорд. Забил ритмично, жестко барабан, нагоняя адреналин в кровь. Она тут же отозвалась: давай — жги! Из моего времени ворвался во двор грузовой станции Hard Rock: Gotthand. Hush… Боевой транс! Ноги повели тело в боевой танец; тело начало двигаться вместе с ногами, уклоняясь от ударов; отклоняясь; выгибаясь… Руки заработали словно копья, сабли, молоты, кувалды! Музыка подхватила меня, понесла в бой со множеством врагов сразу! Я нападал; уклонялся; сгибался и садился в глубокие стойки чуть не до земли, кувыркался вперёд и назад по грязным лужам… И бил, бил, бил… Руками, ногами, локтями, коленями! Выкрики-оглушения в такт песне! Песня на английском, но мне не важно — меня вёл ритм песни…
Закончился первый куплет — я прыгнул вперёд; перекатился по луже; очутившись перед раскрытой дверью сдёрнул с порога сапёрную лопатку. Второй куплет! Теперь уже лопатка повела сольную партию смерти, а рука и ноги — только помогали! Тычок; подсекание; рубящий удар; секущий удар; отрубающий! И по всем уровням: верхнему, среднему, нижнему! Удары по струнам и ритмичный грохот барабана выдавали ритм; вели тело в боевом трансе; наполняли кровь адреналином! Конец второго куплета с припевом; дальше лишь барабан и гитара гремели на дворе станции. Правая рука на выходе из секущего удара справа-налево резко распрямилась вправо и сапёрная лопатка со свистом полетела к деревянному борту грузовика метрах в двадцати. Удар: лезвие вонзилось на треть; кузов вздрогнул от мощного удара, а я уже бежал по кругу, разгоняясь, выходя к задней части штабного салона. Ноги зачастили и я… побежал по вертикальной стенке автобуса наискосок: снизу по дуге вверх! Ноги семенили всё быстрее, удерживая разогнавшееся тело на мокрой от дождя вертикальной стенке штабного автобуса…
Я уже почти у самого верха; тело бежит почти горизонтально асфальту… Сцепка со скользким металлом все хуже — земля-матушка тянет меня к себе! Начал на бегу спуск: чувствую — ещё шаг-два и сорвусь! А проигрыш то заканчивается! Кувырок вниз; приземлился на ноги; сделал пару шагов, гася инерцию падения и скорости. Зазвучал третий куплет; руки выдернули из ножен на поясе и бедре штурмовые десантные ножи! Струны грохочут аккордом; барабан стучит по мозгам и нервам будоражащим ритмом; клинки со свистом и гулом рассекают падающую с неба воду! Удары, тычки, подрезы; рассечения! Ноги бросают тело то в нижний уровень, то в средний, то в верхний! Тело гнётся и сгибается, казалось, под немыслимыми углами! Но всё когда то заканчивается! Закончилась и эта песня на английском, с заводным, сумасшедшим ритмом. Последний — финальный аккорд: я рухнул в лужу на одно колено; клинки, лязгнув, упёрлись в асфальт под мутной водой! Спина согнулась, голова бессильно повисла — бобик сдох!!!
Замолк, растворился в пелене дождя последний аккорд из распахнутой двери штабного автобуса… Командир рухнул на одно колено в лужу, в которой он закончил свой удивительно красивый, невероятный и страшный бой. Лезвия ножей утонули в луже; спина командира выгнулась; голова опустилась вниз… По голой спине хлестал дождь, смывая в лужу мутными струйками грязь, прилипшую к спине после перекатов… С волос тоже стекали мутные дорожки, падая в грязную воду огромной лужи и растворяясь в ней однотонной массой. Спина командира парила: от тела поднимался вверх белесый пар, словно от кипящего чайника… По луже зашлёпали десантные ботинки; остановились около мужского тела; женская рука коснулась спины…
— Мой Зигфрид! Мой генерал! — услышал я сквозь шум падающих струю восторженный голос Греты Мюллер — Ты был великолепен! Хочешь — я отдамся тебе прямо здесь — в этой луже!
Давай! Соглашайся! — завопил во мне гадина-циник — когда ещё тебе предложат такое?! Я начал распрямляться, поднимаясь на ногах.
— Русо Спецназо — облико морале! — выдал я в ответ наглецу… Оборвав дискуссию посмотрел на восторженную девушку — главное не обидеть сейчас её чувства, но ситуацию надо разрулить…
— Грета, милая… Ты же медик и должна помнить о том, что такое гигиена. Заниматься этим в грязной луже?! Да, к тому же, мокро, холодно — так и заболеть недолго! А ты нужна моим бойцам, как никогда: что они без тебя будут делать? Пропадут! А как я буду страдать и винить себя в твоей болезни?! — произнёс расстроенно…
— Простите меня мой генерал! — вытянулась Мюллер — поддалась минутному порыву страсти! Вы были великолепны и я не сдержалась! Идёмте скорее к вам — снимете мокрое; я разотру вас полотенцем: если вы сляжете с простудой — это будет просто ужасно: вам ведь нужно ещё так много сделать! И потянула меня к раскрытой двери…
Я, как воспитанный мужчина пропустил даму вперёд; поставил на место приемник, убрав с пластинки звукосниматель; закрыл дверь…
— Снимайте скорее брюки… — жарко зашептала Грета.
— Я боюсь за свою девственность! — жалобно ответил я — ты накинешься на меня, а у меня не хватит сил отказать тебе… Грета звонко рассмеялась; обдала меня откровенным взглядом и вздохнула:
— Не буду я покушаться на вашу девственность мой генерал, хотя и очень хочется! Но мы на войне — соберу всю волю в кулак и потерплю! — с сожалением произнесла она — не бойтесь, снимайте брюки — я их сама постираю: нет ничего приятнее для женщины как стирать вещи любимого мужчины… — пафосно произнесла она…
— Разве что постирать самого мужчину — глубокомысленно заметил я. Грета заинтересовано посмотрела на меня, задумалась… Я, тем временем, снял мокрые грязные брюки, положил на стул. Грета достала из шкафчика полотенце и с хищным видом направилась ко мне. Начала растирать грудь и спину полотенцем, словно по случайности соскакивая ладошкой в закрытые для «посещения» трусами причинные места. Дерзкая ладошка была решительно отловлена и ее наглое поползновение мягко, но решительно пресекалось, на что старший медик подразделения Спецназа только огорчённо вздыхала, но поползновения не прекращала: а вдруг?…
В дверь решительно постучали. Я метнулся к сухим штанам:
— Одну минуту! Быстро натянул, пробежался пальцами по пуговицам, проверяя всё ли в порядке — Войдите… — разрешил… Распахнулась дверь и в салон автобуса, словно, ураган ворвалась Инга, возбуждённо сверкая глазами:
— Товарищ командир! Я всё видела! Вы были великолепны! Я вас просто обожаю! — зачастила возбуждённо она. — О…о… о! Я постираю ваши брюки — они просто ужасно запачкались! Подбежала к мокрым брюкам; схватила их; прижала к груди и выскочила из салона, не забыв плотно прикрыть дверь. Глянул на Грету, не выдержал — расхохотался: очень уж уморительным было выражение её лица…
Маленькой девочке дали большую шоколадку в красивой обертке… Она с вожделением начала развёртывать её, представляя себе как она будет её есть! Развернула, поднесла ко рту а тут… У неё выхватили эту сладость, когда во рту уже был вкус этой прелести. ОБИДНО!!!
— Ну Инга! Ну мелочь пузатая! (набралась уже всяких словечек) Я тебе покажу как у старших добычу отбирать! — прошипела Грета мстительно. Я залюбовался исподтишка, чтобы не заметила — до чего же хороша чертовка! А я обычный мужчина… — мелькнуло в голове.
— Да ладно тебе, моя прелесть… — прижав рассерженную фурию к себе великодушно произнёс я, переборов искушение — пусть ребёнок потешится… Грета прижалась плотнее. Поцеловал, целомудренно, в щёчку, отстранился — от греха подальше. Услышал огорчённый вздох…
Начал, постепенно, опустошать закрома… Перед завтраком пожаловал в «гости» генерал-лейтенант. Предложил позавтракать — чем бог послал… Бог (повар батальона) послал с двумя дежурными — обычно я питаюсь со всеми в столовой, пельмени со сметаной; котлету с картофельным пюре; салат из помидор с огурцами; колбаску копчёную и кусочки баночной ветчины… Под это дело предложил по рюмочке коньяка для лучшего пищеварения… Генерал не возражал…
