В абсолютной тишине комнаты, словно гром, прогремел выстрел! Пуля пробила череп и вылетела из затылка, увлекая за собой осколки костей; кровавые ошмётки и куски серой слизи… Тело главного комиссара, словно разом лишённое внутренней поддержки, мешком рухнуло на пол. Наган, в безвольно откинутой руке, грохнул рукояткой об пол, извещая свидетелей произошедшей трагедии: мой хозяин М Ё Р Т В… Я резко развернулся к «приближённым» Жукова и Мехлиса, застывшим каменными изваяниями — выводя их из ступора от увиденной ими трагедии(к ступору — каюсь, приложил личное участие), которая станет для многих из них их личной трагедией:

— Да что ж вы за подчинённые такие! — крикнул в оживающие лица — у вас на глазах ваш начальник в себя стреляет, а никто из вас не бросился к нему, чтобы удержать от самоубийства! САМОУБИЙСТВО! Нужное слово было произнесено; прозвучало громко и отчётливо. И стало истиной в последней инстанции. Для всех находящихся здесь!

— Так! — начал командовать я — вы — подчинённые: подхватили самоубийцу и вынесли из кабинета! А дальше — сами решайте, что делать! Если вдруг я понадоблюсь для дачи показаний — найдёте меня в моём расположении… Или дождётесь, когда я там появлюсь. Ну чего стоите — как бараны! — прикрикнул на заторможенных политработников — давайте уносите: нам с командующим работать надо — немец не поймёт наших трагедий! Тело, наконец то вынесли из кабинета…

— А ты, товарищ Жуков — чего расселся? Давай выходи: моя информация не для посторонних ушей! Генерал армии медленно поднялся, словно столетний дед; взглянул на меня полубезумными глазами и вышел из кабинета, по старчески шаркая ногами…

— А теперь, товарищ командарм — давайте займёмся с вами делом…

Вернулся к себе в расположение, а возле штабного автобуса уже собрались мои комбаты и командиры объединённых групп: курят, байки травят; косточки, наверное, кому то перемывают… Надеюсь не мне? Увидели меня, собрались, подтянулись…

— Что там интересного было товарищ командир? — на правах зама поинтересовался Молодцов. Я пожал плечами:

— Да ничего особенного — рутина, рабочие моменты… Вот разве что товарищ Мехлис, непонятно каким ветром сюда занесённый — застрелился из своего нагана в кабинете командующего… — произнёс равнодушно… Комбаты, как по команде глянули на напрягшегося Молодцова, а потом на меня и в их глазах засветилось возросшее уважение к своему командиру… Открыл дверь в «штаб»; жестом «загнал» подчинённых туда. Расселись…

— Товарищи командиры! Я решил: хватит нам уже мародёрничать — скоро добытые, в честном бою, трофеи девать будет некуда!

— Ну… — было бы добро, а куда, или кому отдавать найдётся точно — возразил обычно немногословный Мартынов. Кивнул, соглашаясь:

— Поэтому мы проведём операцию по уничтожению противника и его техники — чтобы знал, с кем дело имеет! Ну и прихватим у него немножко: нельзя вот так — сразу отказываться от своих привычек: удача нас не поймёт. Командиры заулыбались, посыпались шуточки…

— Один батальон порезвится в тылу противника; остальным, у моста — прикрывать его выход с той стороны. Прикрывающие комбаты подтягивают к реке — незаметно, 105мм пушки; Бюссинги; ЗСУ Ганомаги и пулемётные расчёты… Если пулемётчики сами пройдут через лес, то Бюссингам, Ганомагам и пушкам нужно подготовить проход к опушке леса. Скрытно! Ночью они должны выдвинуться на позиции. Расстояние между пушками, Ганомагами и Бюссингами — чтобы снаряд, взорвавшийся между ними никого не задел. Но нужно сделать так, чтобы ни один снаряд не прилетел с той стороны!

— А кто пойдёт на ту сторону порезвиться? — с затаённой надеждой произнёс кто то из командиров. Я с горечью вздохнул:

— Вот всегда подозревал, что вы лентяи, а сейчас убедился: нет, чтобы спросить — кому где готовить позиции, так нет — всё полегче себе хотите выбрать! Командиры заулыбались — шутит командир…

— Да мы что… Мы же просто так поинтересовались…

Покой мне только снится… Отправил командиров заниматься делом; отдал приказ заму по тыловому обеспечению: подготовить к транспортировке грузовик с продуктами для госпиталя и грузовик с медикаментами — это очень приличный «подарок»! Для госпиталя 282й стрелковой дивизии, стоящей на обороне моста у Погара… Нет — излишней филантропией я не страдал и раздавать имущество Спецназа направо и налево не собирался. Но там, где стоят в поддержке красноармейцев мои бойцы: в 282ой дивизии у Погара и в 260ой у Почепа — помогу… Прибывшие последними эшелонами желающие послужить в Красной Армии направлены в эти же дивизии: 2640 человек в 260ю и 2450 — в 282ю. И оружие им было выдано — ещё там, в Кричеве, когда разместились в вагонах. И госпиталям помогу: бойцы удерживали плацдармы и не их вина, что отдали немцам мосты… Раздался требовательный стук в двери. Ну кто там не даёт мне и минуты покоя?! Распахнул двери… Ну конечно — сладкая парочка! Грета, проверив Марию, сделала ей своей заместительницей. А ко мне — по любым вопросам, ходят только вместе: стерегут, наверное друг друга… Хмуро поздоровался… Грета, не обращая внимания на неласковый приём, спросила:

— Мне сообщили, что вы приказали грузить в грузовик медикаменты… Я хотел уже было возмутиться подобной наглостью: я что — уже не распоряжаюсь имуществом Спецназа?! Но Грета меня опередила, мягко, ласково, вкрадчиво — настоящая умная женщина:

— Вы, я так понимаю, отправляете всё это в госпиталь? И тоже едете туда? Я чуть не открыл рот от изумления — как она догадалась? А тут и Мария влезла со своим комментарием:

— Мы вас одного в госпиталь не отпустим! А то привезёте оттуда ещё кого-нибудь! А нам и среди своих проблем хватает! Я покраснел:

— Так вы со мной хотите поехать? Я не возражаю… Идите перекусите, да тронемся, чтобы засветло добраться… Я и сам хотел их взять с собой: пусть посмотрят раненых — может кому помогут, а кого то заберём с собой: всё же у нас условия лечения намного лучше. Дамы поедут в кабинах грузовиков; я — в своём Бюссинге. А в кузов транспортного Ганомага положат, на всякий случай, несколько специальных носилок для транспортировки на бронетехнике и кое что — что ещё — я попросил подготовить кладовщика. По секрету от всех… Глянул, перед выходом из автобуса в зеркало — м… да… Я старый солдат и не знаю слов любви… Нет — слова то я знаю, но выгляжу, прямо сказать, как огурчик — маринованный… С этой войной — нет времени ни на отдых; ни на любовь; ни на себя любимого… А может я уже старый брюзга стал… Эх — где мои 18 лет? Ну, или хотя бы 28?!

К дивизионному госпиталю, расположенному в деревне, в здании школы — приличном, между прочим, подъехали уже в сумерках: раненые как раз поужинали… Подъехали скромно, без привычных понтов: Мой Бюссинг впереди; за ним два грузовика с продуктами и медикаментами; грузовик с моей охраной и транспортный Ганомаг с носилками. Пулемётчик сидел в кабине, на месте командира: зачем парню морозится на холодном ветру при езде… Часовых на подъезде я «успокоил» — свои, а перед входом в само здание, куда мы подкатили почти неслышно, часового тормознули мои бойцы: мол не надо бежать, докладывать — командир сам доложится…Бойцы быстро заняли периметр охраны, а я, с медиками, направился в здание…

Бойцы поужинали, прошли мед процедуры и теперь у них свободное время… Слышу — в зале играет баян и соловьём заливается молодой мужской голос. И поёт хорошо и играет… Что то из казачьего репертуара… Ах да… — для остановки наступающих немцев, расширяющих плацдарм за мостом, пехоте придали кавалерийский полк. Вот, наверное, кто то из раненых казаков и музицирует…

— О… Какие гости к нам! Прервал игру молодой симпатичный… — ну точно казак! Откуда вы — красавицы?! Решили навестить доблестных казаков, получивших ранения в схватке с фашистами? Что вы хмуритесь — хотите я вам спою! — продолжал балагурить молодой казак, пожирая глазами моих медиков. И было — было на что посмотреть! А вот принадлежность и звание определить — сложновато! На девушках лётные куртки, но не высотников, как у меня, а щеголеватые — кожаные… И знаки отличия — под ними, как и у меня. А куртки — застёгнуты… Так что похожи они, скорее всего — на актрис!