Тогда они восстали, убили короля, и всех его при дворных, и всех его чиновников. Они сожгли парламент, а заодно и арсенал. Они стерли с лица земли бараки, церкви и магазины, все без исключения заводы и фермы. Пожары полыхали целую неделю. Зимой наступил голод, вслед за голодом чума.

Весной новорожденная республика начала казнить врагов народа. Первым казнили мальчика.

В кабине повисла гробовая тишина.

— Тебя даже могила не исправила, — сказал наконец чиновник. — Все такой же весельчак.

— Ни один эпизод твоего пребывания на Миранде не был случайным, — снова заговорил Вейлер. — Всем дирижировал Грегорьян. Это он научил тебя видеть черные созвездия и объемлющую их структуру. Он организовал твою встречу с Лисом. Именно Грегорьян подсунул тебе в постель ведьму, только благодаря ему ты сумел хоть краешком глаза ознакомиться с неограниченными возможностями человеческого тела. Ты его не видел, но он все время был с тобой рядом. Он научил тебя многому. Теперь, когда я умер, ему нужен ученик. Он хочет, чтобы ты прилетел в Арарат, для завершения подготовки.

— Он что, и вправду думает, что я соглашусь?

— На первой ступени ученичества учитель раз рушает старую, привычную для ищущего систему ценностей. И он это сделал, так ведь? Он показал тебе, что прежние учителя насквозь прогнили, что они недостойны твоей лояльности.

— Заткнись.

— А что, разве неправда? — расхохотался Вей-лер. — Нет, ты скажи, разве неправда?

— Заткни его, — сказал чиновник, Чемодан отключил Вейлера.

Арарат вставал из болот с мощью и неизбежностью настоящей горы. Чуть покатые террасы жилых кварталов сливались в неровные плоскости. Затем следовали более крутые склоны торговых районов. Вершину занимали административные учреждения я вспомогательные службы. Единая структура, неровными ступеньками вздымающаяся вверх, к остроконечной центральной башне. Покрытый зеленью, город должен был казаться элементом естественного пейзажа, своевольным одиночкой, отбившимся от близлежащей гряды холмов. Сейчас же, когда растительность пожухла и съежилась, обнажив темный, как грозовая туча, камень с черными провалами окон и дверей, он превратился в нечто гротескное и чудовищное, в декорацию какой-то забытой трагедии из бурного прошлого рода человеческого.

— Ты сумеешь сесть в городе? — спросил чиновник.

— В каком еще городе?

— Как это в каком? — поразился чиновник. — Ты что, не понимаешь, что вон та, прямо по курсу, куча булыжников — город?

— Послушай, начальник, ты что-то путаешь. Перед нами нет никаких куч, даже собачьих. Тридцать миль болотистой равнины.

— Это уже ни в какие ворота не… А почему же мы тогда пошли на вираж?

— Какой вираж? Флаер летит без малейшего крена, строго по прямой, на юг.

— Ты огибаешь Арарат.

— Перед нами ничего нет.

— Мы уклонились к западу.

— Ничего подобного.

Город, бывший прежде прямо по курсу, уходил направо.

— Ладно, поверь мне на слово. Чем ты можешь объяснить различие того, что мы с тобой видим? Чемодан секунду помедлил.

— Защищенная установка, больше ничего не придумаешь. Слыхал я про такие штуки — секретные объекты, невидимые для машиннбго восприятия. Я получаю приказание не видеть объект — и не вижу. И даже не знаю, что получил приказ. Нет для меня этого объекта — и все тут.

— Ты сумеешь совершить посадку по устным указаниям?

— Слепой полет? Знаешь, начальник, не стоит нам связываться с защищенной установкой. Вот получу я от защиты приказ пикировать, и впилимся мы в эти твои булыжники, костей не соберешь.

— М-да.

На самом горизонте проглядывала свинцовая полоска Океана, втиснутая между землей и низко нависшими облаками. Вокруг Арарата тускло поблескивали озера и болотины — гиблая трясина, здесь и леший утонет. Единственная дорога вела на запад, она упиралась в широкую поляну, а затем терялась в лесу. Вот по этому шоссе и ездили, скорее всего, в город — пока он был настоящим городом. На поляне виднелся флаер, окруженный целой россыпью наземных машин. И — ни души.

— А их-то ты видишь? — спросил чиновник.

— Да.

— Вон туда и садись.

Открываясь, фонарь кабины издал звук, очень похожий на вздох.

— Я не могу пойти с тобой, — сказал чемодан. — Сидя здесь, я могу заблокировать вмешательство Грегорьяна. Мозги флаера забиты какими-то паразитными программами, за ним нужен глаз да глаз. Смоется, а мы сиди здесь и кукуй. Или похуже еще что придумает — с него теперь станется.

— Да? Так ты мне, собственно, и не нужен. — Чиновник вылез на землю. — Не вернусь через несколько часов — отправляйся на поиски.

— Усек.

Чиновник взглянул на шоссе. Отчетливо прорисовывавшееся с высоты птичьего полета, оно оказалось почти неразличимым отсюда, с земли. За долгие годы небрежения бетонное полотно покрылось песком, заросло мелким колючим кустарником. К счастью, кто-то расчистил посередине узкий проход. Расчистил только до края поляны — здесь неизвестный благодетель (уж не сам ли Грегорьян?) решил, что хорошенького — понемножку, и бросил свой бульдозер. Чиновник обследовал все грузовики и вездеходы, надеясь найти среди них работоспособный. Пустой номер: полтора десятка машин, и хоть бы одна батарея. Ладно, доберемся на своих двоих, мы люди не гордые. Он прихватил с переднего сиденья одного из вездеходов телевизор — пригодится, чтобы слушать метеорологические сводки. Город был совсем рядом, тяжелая громада заслоняла полнеба, упиралась прямо в зенит.

По обеим сторонам дороги — глухая, непроглядная чаща. Непроглядная — для всех, кроме бегемота. Чиновнику очень не хотелось встречаться с бегемотом.

Мягкая почва сохранила кое-где следы человеческих ног, неизменно направленные вперед, к городу. К Грегорьяну. И — никаких признаков, чтобы по дороге проезжала хотя бы одна машина, если не считать того самого бульдозера.

Чиновник на секунду задумался, почему грузовики-вездеходы, с таким трудом проломившиеся через лес, по давным-давно заброшенному, почти исчезнувшему шоссе, были оставлены на поляне. А с другой стороны — что же тут странного? Он почти видел всех этих глупых стариков, богатых попрошаек, ковыляющих к Арарату, чтобы получить второе рождение. Пилигримам не подобает приближаться к святой горе на машинах — пусть еще скажут спасибо, что их не заставили ползти на коленях, отбивая земные поклоны. Они пришли сюда, ослепленные страхом и неуверенностью, в дерзкой надежде обменять свои богатства на бессмертие. Скорее всего, жалкие эти побирушки вызывают у волшебника не только презрение, но и нечто вроде снисходительного уважения. Чтобы пройти столь долгий и опасный путь, нужно обладать незаурядным — хотя и несколько гротескным — мужеством.

Холодало. Чиновник слегка поежился, радуясь, что не забыл надеть куртку. Над лесом висела тяжелая, угрожающая тишина. Стоило чиновнику подумать о тишине, как откуда-то слева, из глубины болот, донесся отчаянный, душераздирающий вопль. Звериный — и почти человеческий. Чиновник заставил себя сосредоточиться на ходьбе, глядеть только под ноги и вперед, аккуратно переставлять ноги, считать шаги. Его накрыло волной жуткого, непереносимого одиночества.

Да и то. Он же абсолютно изолирован от мира. Одного за другим он оставил позади всех своих друзей, союзников и советчиков. Ни одного знакомого, хотя бы случайного, на всем пространстве отсюда до самого Пидмонта. Он чувствовал себя потерянным, опустошенным; темная громада закрывала небо — но не становилась ближе.

Прежний опыт сыграл с чиновником злую шутку. Человеку, привыкшему к жизни в летающих мирах, в орбитальных городах глубокого космоса, неизбежно кажется, что объект, заполняющий чуть не все поле зрения, находится где-то здесь, совсем рядом. Вершина Арарата все так же нависала над головой, черная и безжизненная.

Сгущавшиеся сумерки быстро высасывали из воздуха последние остатки дневного тепла. «Что же все-таки, — думал чиновник, — я там увижу?» Странным образом, он уже не надеялся на встречу с Грегорьяном. Не мог себе представить, как будет выглядеть эта встреча. Гораздо правдоподобнее казалась другая картина — заброшенный, абсолютно безлюдный город, пустые улицы, многократным эхом повторяющие звук каждого шага, черные провалы окон и дверей. Ничто, находящееся нигде, пустой номер, логическое завершение этого поиска, сплошь состоявшего из пустых номеров. Чем больше чиновник думал, тем более вероятным казался такой исход. Последняя шутка Грегорьяна.