Через день по южному тракту спешил купец в сопровождении двух молчаливых охранников. По внешнему виду его можно было принять за хаммийского купца. Тем более и его спутники внешне были похожи на хаммийцев. Разве что все они были не такими смуглыми, как жители южной страны Атлантиса.
Но хаммийцы, высокомерные и наглые в своем краю, на землях герцогств всегда вели себя вежливо, а когда надо, то и подобострастно. Даже незнакомому человеку хаммиец мог поклониться, ведь никогда не знаешь, что от того можно ожидать. С купленными северными рабами купцы вели себя уже совсем иначе. Это ведь рабы, которые должны бояться тени своего хозяина. Дрессировать рабов хаммийцы начинали уже на месте, где их покупали. Но если рабы думали, что те ужасы, свалившиеся на их головы, после того, как их купили на рабском рынке, это худшее, что их ждало в жизни, то рабы глубоко ошибались. Стоило хаммийцам прибыть к себе домой, как рабы вскоре мечтали о тех днях, что они провели в рабском ошейнике вне Хаммия.
Но этот купец, столь похожий на купца из Хаммия, вел себя совсем иначе. Он был нагл, высокомерен, а к владельцам постоялых дворов обращался с заметным презрением. Хозяева дворов тушевались, были в растерянности. Ведь хаммийцы так себя не ведут. Не аристократ же он? Но на аристократа проезжий купец никак не тянул. Можно было, конечно, приказать слугам вышвырнуть наглеца с постоялого двора, но желание хозяина пропадало, когда он встречался с глазами охранников купца. Эти могли зарезать, такое без труда читалось на их жестких лицах. Для них убить человека — раз плюнуть. И было заметно, что таких плевков в их жизни было немало. И это тоже, кстати, удивляло. Обычно охранники купцов были людьми спокойными, где-то даже степенными. Охранники преображались лишь тогда, когда на них нападали разбойники. Но такое в Атлантисе редкость. Бандитов в городах было много. Они воровали, грабили, случалось, и убивали. Но убийство купца, как и убийство аристократа, бандитам могло обойтись дорого. Правители провинций купцам благоволили, ведь те поставляли значительную часть городских налогов. А в тех краях, где не хотели жестко бороться с убийцами, в тех землях неожиданно замирала торговля, а значит, уменьшались и поступления в казну.
Лишь в одном случае хозяин постоялого двора решился на отпор наглому купцу. Тот вначале довел хозяина различными придирками по качеству поданной еды, а когда купец, потребовав самого лучшего эля, попробовал его и швырнул кувшин на пол, заявив, что эту гадость не будут пить даже свиньи, хозяин вскипел окончательно. Но благоразумие, свойственное тем, кто зарабатывает деньги на обслуживании клиентов, все же взяло вверх, хозяин просто повернулся и ушел внутрь дома. Однако раздавшиеся вскоре крики заставили его быстро вернуться. Картина, которую он увидел, на этот раз вывела его из себя окончательно. Купец повалил на стол его служанку, которой он частенько оказывал по ночам милость. Охранники споро держали девушку за руки и ноги, прижимая к крышке стола, а купец собирался сделать прямо в обеденном зале непотребное действо.
Купец заревел и, схватив первое попавшееся в руку, бросился на купца. Но добраться до него ему не удалось: один из охранников, выпустив руки девушки, сбил купца с ног, умело ударив по голове. Другой охранник уже доставал меч, примериваясь к горлу купца. Девушка, воспользовавшись тем, что от нее отвернулись, резво убежала. Купец, раздосадованный этим, обратил свой гнев на хозяина постоялого двора.
— Ты, пища орков, ты посмел поднять на меня руку! Отрубите ее ему, — приказал купец охранникам. И один из них быстро взмахнул мечом. По залу разнесся дикий вопль хозяина двора. Из отрубленной кисти правой руки хлестала кровь. Купец уже лежал без сознания, а у входа в обеденный зал стояли несколько слуг хозяина двора с дубинками в руках и неуверенно переминались с ног на ногу.
— Эй вы, свиньи! Прижгите ему обрубок, а то ведь сдохнет! И где эта девка? Быстро ее сюда!
Слуги хозяина, с опаской приблизившись к столу опасного купца, подхватили тело своего хозяина и унесли его внутрь дома.
Купец, так и не докричавшись, рассерженно поднялся в свою комнату. Тем временем посланный слуга уже подъезжал к замку местного барона с сообщением о разбое. Тот, несмотря на наступившую темноту, послал четырех своих людей к постоялому двору. И вот здесь было наглядно продемонстрировано, кто лучше владеет мечом: баронские солдаты или солдаты жрецов. На счастье последних барон приказал взять живьем всех разбойников, поэтому один их охранников псевдокупца оказался лишь легко ранен в руку, а другой отделался большим синяком на пол-лица.
Троих разбойников, лишивших руки уважаемого хозяина постоялого двора, регулярно вносящего плату за то, что его двор стоял на баронской земле, ждал скорый баронский суд. Столь решительные и умелые действия людей барона преобразили и купца. Теперь это был тихий и подобострастный человек. Мажордому замка, правой руке барона, купец первым делом сообщил, что он является младшим жрецом главного храма Великого Ивхе, едет по важному поручению самого верховного жреца, и настоятельно попросил пригласить в замок жреца из местного провинциального храма, замещающего старшего жреца, который еще не вернулся с последнего большого обряда жертвоприношения.
Связываться со жрецами барону не хотелось. Поэтому он сообщил о происшествии, случившемуся на его земле, своему графу, разумно подумав, что пусть граф и решает эту проблему.
По прошествии пяти дней, когда в замок графа прибыл уже вернувшийся из главного храма старший жрец, все стороны пришли к общему решению. Храм выплачивает хозяину двора пять золотых монет за увечье, еще по десять монет идут графу и барону, а жрец с двумя охранниками незамедлительно покидает границы графства.
Оставшийся путь до моря Шемел вел себя намного сдержанней. О произошедшем на постоялом дворе, конечно же, доложат Гандину, и только успех его миссии мог уберечь его от гнева всесильного верховного жреца.
Асперон был небольшим рыбацким городком на южном берегу Атлантиса. Главным предметом торговли здесь была рыба, и все местные купцы торговали именно ей. Купцы везли рыбу на север, оттуда привозили товар, необходимый жителем городка. Заезжие купцы тоже, бывало, наведывались в Асперон, привозя аналогичный товар, но торговля у них шло туго. Здешние жители, повязанные кровными узами, предпочитали покупать товар у своих местных купцов, им же отдавая улов на продажу. Поэтому появление в городке нового купца жители встретили настороженно.
Шемел, имевший отдаленное представление о торговле, сразу же почувствовал отчужденность в отношениях с ним. Особенно это чувствовалось, когда он начинал заводить речь о торговле: что продают, что покупают местные жители. А когда Шемел начинал разговоры про острова на юге, люди быстро допивали бесплатную выпивку, предложенную жрецом, и покидали таверну.
Поэтому Шемел, поняв, что он только теряет время, нанял у местного богача галеру и попросил доставить его морем до Хаммия, справедливо посчитав, что так он сэкономит время и что, пожалуй, главное, не придется мучиться переходом по раскаленной каменистой пустыне.
Хаммий встретил его многоголосым шумом, столь не свойственным городам Атлантиса. Люди с самыми разнообразными оттенками кожи, от иссиня-черной до нежнейшей белой, сновали по узким и кривым улочкам столичного города. Уличные продавцы призывно кричали, зазывая покупателей, оборванные мальчишки неотступно сопровождали Шемела с его спутниками, прося кинуть им медянку. Непривычный к густому шуму и ярко припекающему солнцу человек, наверное, не выдержал бы здесь и часа, но Шемел был жрецом храма, где в течение долгой ночи ему приходилось стоять возле раскаленного жерла медной статуи его бога и слушать такие же громкие крики жертв, приносимых в жертву Великому Ивхе. Но даже он, привычный ко всему этому, уже стал уставать.
А еще его поразило обилие рабов. Они были на каждом шагу, что-то несли, согнувшись вдвое от тяжелых корзин, наполненных рыбой или овощами, трехпудовых мешков с зерном, постоянно встречались группы измученных рабов вчетвером несущих носилки с полулежащими на подушках толстыми или не очень толстыми господами. Вот прошла госпожа, а за ней следом рабыня с хозяйским мальчиком на плече, бородатый карлик, несущий опахало за господином. А когда жрец проходил мимо рабского рынка, то количество рабов превзошло всё, что он видел до этого. Разве могли с этим сравниться жалкие рабские рынки Атлантиса? Сотни, если не тысячи, выставленных на продажу людей — взрослых мужчин и женщин, молоденьких девушек и детей самого разного возраста, чьи светлые и рыжие волосы резко контрастировали с иссиня-черными волосами торговцев и покупателей.
