— Какие именно явления?
— Ну… — Я помедлила, собираясь с мыслями, и обратилась к примерам, приводившимся Джейли. — Например, кровоточащие стигматы, астральные путешествия, видения, предсказания — все то, что не находит рационального объяснения? Как быть с этим?
Лоренц хмыкнул, устраиваясь на скамье поудобнее.
— Начнем с того, что функция науки прежде всего описательная то есть она стремиться ответить на вопрос «как?», а не «почему?». Она, разумеется, пытается докопаться и до причины явления, если такое возможно, но заранее признает, что существует множество феноменов, суть и природа которых на настоящий момент непостижима просто в силу недостаточности наших познаний в той или иной области. Главное же — зафиксировать и описать феномен, а не объяснить его. Но конечно, мы надеемся, что рано или поздно объяснение найдется всему.
— Может быть, такой подход присущ науке, но не человеческой природе, — возразила я. — Люди желают объяснения.
— Это точно, — кивнул Лоренц, явно проникнувшись интересом к нашему разговору.
Он выпрямился и сложил руки на чуть выступавшем животике с видом заправского лектора.
— Именно по этой причине ученые выдвигают гипотезы, то есть предполагаемые объяснения причин наблюдаемых явлений. Но гипотезы не следует путать с настоящими объяснениями, основанными на доказательствах. Мне доводилось наблюдать немало явлений, которые можно назвать необычными. Рыбные дожди, например, когда огромное количество рыбы — причем одного вида, более того, одинакового размера — вдруг ни с того ни с сего падает на сушу с ясного неба. Очевидно, что рационального объяснения подобному феномену у нас нет, но следует ли из этого, что мы непременно имеем дело со сверхъестественным вмешательством? Давайте просто сопоставим вероятность того, что некая высшая, божественная сила забавляется, обрушивая рыбьи косяки на головы растерянных людишек, с возможностью привязать это к какому-нибудь природному явлению: водному смерчу, торнадо, чему-нибудь в этом роде. То есть предположить, что наблюдаемый феномен является последствием того, чего мы не видели, но что оказало свое воздействие. Хотя, конечно, — тут его голос зазвучал задумчиво, — мы вправе задаться и тем вопросом, каким образом метеорологическое явление вроде смерча может лишить всех рыбин голов? Только голов! Но всех!
— Вы что, сами такое видели? — заинтригованно спросила я, и он рассмеялся.
— Вот, чувствуется научный подход, — пробормотал Лоренц сквозь смex. — Ученый ведь первым делом что спрашивает: «А откуда вы это знаете? Кто вам сказал? Вы сами видели?» Да, представьте себе, видел я подобные чудеса, причем трижды. Правда, в одном случае наблюдалось падение не рыб, а лягушек.
— Но это наверняка происходило неподалеку от морского побережья или озера.
— В одном случае у моря, в другом — как раз когда посыпались квакушки — действительно близ озера, а в третьем это наблюдалось глубине суши, милях в двадцати от ближайшего водоема. А вот рыбешка при этом выпала той породы, какую можно встретить лишь в океанских глубинах. И ни в одном из этих случаев явлению не сопутствовали какие-либо возмущения воздушной стихии. Ни туч, ни сильного ветра, ни чего-либо похожего на пресловутые смерчи, способные всосать огромное количество воды вместе с водными обитателями. Но рыба с неба падала — это факт, поскольку я сам был тому свидетелем.
— Значит, то, чему вы не были свидетелем, уже и не факт? — язвительно спросила я.
Лоренц рассмеялся, и Джейми шевельнулся на моем бедре, пробормотав что-то во сне. Я пригладила ему волосы, и он снова погрузился в сон.
— Может, да, а может, и нет — науке это не известно. Что там сказано в вашей Библии? «Блаженны не видевшие и уверовавшие»? [26]
— Да, так там и говорится.
— Да, кое-что приходится принимать на веру без достаточных доказательств. — Он снова рассмеялся. — Как ученый и к тому же еще и еврей, я могу с разных позиций взглянуть на такое явление, как стигматы, или на представление о воскресении мертвых, каковое большей частью цивилизованного мира воспринимается как нечто не подлежащее сомнению. Ученый во мне занимает скептическую позицию, едва ли подобающую иудею.
— Вообще-то, — с улыбкой сказала я, — Фома неверующий был иудеем.
— Быть-то был, но, когда уступил сомнению, стал христианином. А потом и мучеником. Кое-кто может сказать, что его погубила вера.
Голос Лоренца наполнился иронией.
— Существуют принципиальные различия между теми явлениями, которые мы принимаем на веру, и теми, относительно которых существуют объективные доказательства. Причины и тех и других могут в равной степени считаться «рациональными». Главное же различие состоит в следующем: люди, которые с полнейшим пренебрежением относятся к самым удивительным феноменам, причины которых научно установлены и подтверждены, готовы любой ценой отстаивать достоверность и реальность того, чего никогда не видели и не переживали. Того, что не имеет доказательств, но, по их мнению, в них и не нуждается. И то сказать, как можно опровергнуть то, что недоказуемо? Вера — сила столь же могучая, как и наука, — заключил Лоренц, чей голос звучал в темноте спокойно и уверенно. — Но гораздо более опасная.
Некоторое время мы молчали, глядя вперед, туда, где нос легкого суденышка разрезал тонкий слой мрака, разделявшего пурпурное небо и серебристо-серое море. Прямо по курсу, неуклонно приближаясь, уже вырисовывался массив острова Эспаньола.
— А где вы видели безголовых рыб? — неожиданно спросила я и не удивилась, увидев, как он кивнул в направлении корабельного носа.
— Там, — ответил он. — На этих островах мне вообще довелось увидеть немало примечательного, может быть, больше, чем где бы то ни было. Таких мест немного.
Несколько минут я молчала, размышляя о том, что ждет нас впереди, и надеясь, что Измаил не был прав, утверждая, будто именно Айен был тем, кого Джейлис забрала с собой в Абандауи.
И тут меня посетила мысль, которую события последних суток оттеснили куда-то на задний план.
— Лоренц, я хочу спросить насчет остальных шотландских мальчиков. Измаил говорил нам, что видел их дюжину, включая Айена. Осматривая плантацию, вы не видели никаких следов остальных?
Он тяжело вздохнул, но ответил не сразу. Я чувствовала, как он старается подобрать слова, чтобы сообщить то, что уже сказал мне холод, пробравший меня до мозга костей.
Ответ последовал не от Лоренца, а от Джейми.
— Мы нашли их, — прозвучал из темноты тихий голос. Его рука опустилась мне на колено и слегка сжала его.
— И больше ничего об этом не спрашивай, англичаночка, потому что ответа все равно не получишь.
Я поняла. Измаил, надо думать, был прав: Айен с Джейли, потому что другой возможности Джейми попросту бы не вынес. Я положила руку ему на голову, он слегка повернулся, и его дыхание коснулось моей ладони.
— Блаженны не видевшие и уверовавшие, — едва слышно прошептала я.
Незадолго до рассвета мы бросили якорь в небольшой безымянной бухте у северного побережья Эспаньолы. Узкую прибрежную полосу обрамляли утесы, а отчетливо видимый узкий песчаный проход между скалами вел в глубь острова.
Джейми помог мне сойти на берег и обернулся к Иннесу, который шлепал к побережью с тюком припасов.
— Спасибо тебе, charaid, — произнес он официальным тоном. — Здесь мы расстанемся. Если будет на то благословение Пресвятой Девы, мы встретимся снова через четыре дня.
На узком лице Иннеса появилось удивление, сменившееся недовольством.
— Ну нет, — возразил он. — Какое расставание? Я никуда не уведу посудину, пока вы все не вернетесь. Лучше останусь здесь.
Джейми с улыбкой покачал головой.
— Не только ты, приятель. Если мне нужна крепкая рука, я обращусь к тебе первому. Не только ты, все вы останетесь здесь, чтобы обеспечить безопасность моей жены и еврея.
Недовольство истаяло, а вот удивления прибавилось.
26
Иоанн, 20, 29.