К вечеру возвратился мичман Матюшкин, и по его описи приготовили мы карту острова. По наблюдениям и осмотру берегов оказалось, что все мысы и выдающиеся в море части острова состоят, подобно описанным выше столбам, из слоев гранита и порфира и спускаются отрубом к поверхности воды. В бухтах и углублениях берег земляной, отлогий и покрытый везде разными обломками вышеозначенных каменных пород. Самая западная оконечность острова может считаться отдельным утесом, сложенным из слоев черного шифера и беловатого кварца, в котором попадается колчедан. Этот утес облеплен бесчисленными птичьими гнездами и соединяется с островом только низменным, узким перешейком, который, вероятно, часто покрывается водой. Вообще восточная часть острова возвышеннее и скалистее западной. На северном берегу, в небольшом заливе, мичман Матюшкин заметил много наносного леса. С западного берега показывались на западе два небольших острова, но расстояние их, за густым туманом, определить было невозможно.

Главное направление острова, его величина, фигура, столбы на нем и, наконец, два другие острова, видимые на W и NW отсюда, вели к заключению, что наш Четырехстолбовый остров был не что иное, как самый восточный из Медвежьих, по описанию геодезии прапорщика Леонтьева представлявший почти ту же величину и фигуру, и также обставленный несколькими столбами. По наблюдениям Леонтьева, самый восточный из Медвежьих островов должен находиться на 1°21' севернее нашего определения, но разница нисколько не опровергает нашего заключения, потому что такую неверность в исчислении широт находим по всему берегу материка к западу от Колымы. Отсюда, как на связанные с этим берегом при наблюдениях и на Медвежьи острова, весьма естественно, перешла та же неверность.

Марта 31-го, при облачном небе и свежем северо-восточном ветре, отправились мы далее. Термометр показывал поутру 11°, а вечером, при резком ONO ветре, только 8° холода. От восточной оконечности острова направили мы наш путь по компасу на O 5°. В полдень, проехав 11 верст в этом направлении, мы находились, по наблюдению, под 70°41'45'' широты и 0°48' долготы, на восток от Сухарного.

Вся дорога, кроме первой груды торосов, не представляла нам больших препятствий и затруднений, но здесь морской лед был покрыт крупными, твердыми и остроконечными соляными кристаллами, отдиравшими войду, т. е. ледяную кору, с санных полозьев так, что нарты тащились как будто по песку. Собаки наши измучились, и мы были вынуждены для их облегчения идти почти целый день пешком. Дорога становилась хуже и труднее с каждой верстой: снег делался рыхлее и сырее, а соляной слой толще. Сильный ONO ветер нагнал наконец столь густой и сырой туман, что наши меховые платья казались обрызганными водой. Все эти явления заставляли предполагать, что недалеко от нас находится открытое море.

Положение наше становилось час от часу опаснее, тем более, что ветер покрепчал и нагнал густой туман, совершенно покрывший всю окрестность. При таких обстоятельствах могли мы подвигаться вперед только ощупью, при ежеминутной опасности заехать в полынью, а остановиться здесь не было возможности, потому что место было ровное, не представлявшее никаких возвышений, где можно было укрыться, да и снег и лед, напитанные морской солью, не доставили бы здесь для нашей пищи пресной воды. Наконец туман по направлению NO 35° начал редеть и избавил нас от мучительной неизвестности.

В расстоянии одной версты отсюда открыли мы довольно высокую кучу торосов, обещавшую нам удобное место ночлега. Под защитой ледяной гряды сажен в пять ширины и вышины решились мы переждать непогоду. Поверхность морского льда и подошвы торосов были покрыты слоем рассола около фута толщиной. Он заставил меня предполагать, что море недавно еще покрылось здесь льдом, который не может быть достаточно толст и надежен в случае сильной бури. Желая удостовериться в том, велел я прорубить лед, но, сделав углубление в 1 ? аршина, мы не только не достигли воды, но не заметили даже никакой перемены в образовании и качестве льда.

Для пресной воды надобно было собирать снег с вершин торосов; он был совершенно чист, но снег, внизу лежавший, а также и лед, имели самый отвратительный солоноватый вкус. Ночью ветер сильно покрепчал и дул с такими порывами, что опрокинул нашу палатку и, вероятно, унес бы ее, если бы она не была прикреплена к торосам. По вычислениям, мы ночевали под 70°53 ?? широты и 1°2' долготы от Сухарного.

Поутру 1-го апреля, при слабом северо-восточном ветре и легком тумане, термометр показывал 4° мороза. К вечеру небо прояснилось; северо-восточный ветер сильно покрепчал, а ртуть опустилась на 11° холода. В 11 часов буря утихла; туман начал рассеиваться, и мы отправились в дальнейший путь на NO 10°. В полдень найдена по наблюдению широта 70°54', счислимая долгота равнялась 1°8' к востоку от Сухарного. Проехав отсюда еще 24 версты, заметили мы на снегу песцовые следы, по направлению на NW, где небо обложено было густым синим туманом, который, по уверению наших проводников, обыкновенно поднимается из полыней. Среди гладкой ледяной равнины попадались нам высокие торосы, иногда покрытые песком и илом.

На последнем ночлеге под деревянные полозья наших нарт подвязали мы китовые ребра, потому что на них с большей легкостью скользят нарты по морскому снегу и рассолу. Хотя тем доставлено было некоторое облегчение собакам, но мы вынуждены были идти возле нарт и подвигались мы очень медленно, так что в семь часов сделали только 33 версты, и, несмотря на то, нарты с провиантом от нас отстали и потерялись из вида. Для соединения с отставшими и отдыха утомленных собак решился я остановиться на ночлег. Мы находились под 71°11 ?? счислимой широты и 1°3 ?? долготы на восток от Сухарного. Ночь провели мы спокойнее вчерашней, и промежуток времени между сумерками и рассветом был почти неприметен.

На другой день (2-го апреля) свежий северо-западный ветер нанес снег; термометр показывал 6° холода. Наш путь лежал на NW 10°; переезд через торосы был чрезвычайно труден. Мы сами перетаскивали нарты через большие пространства, покрытые крупными кристаллами морской соли. В 14-ти верстах от ночлега заметили мы трех тюленей, спокойно спавших на льду; собаки бросились на них, но звери скрылись. В том месте, где лежали тюлени, заметили мы во льду круглое отверстие, фута полтора в диаметре; лед был толщиной в пол-аршина, весьма хрупок и совершенно проникнут морской солью. Глубина моря равнялась 12-ти саженям (в 6 футов); дно его состояло из мягкой зеленой глины.

Полоса торосов, через которую мы пробирались, тянулась с востока на запад. В четырех верстах к северу от тюленьих продушин, в том же направлении, тянулось еще несколько рядов высоких торосов, образовавших между собой долины версты по три и четыре шириной, покрытые чистым, глубоким снегом. Проехав 34 версты в прямом направлении к северу, мы остановились на ночлег у подошвы высокого тороса: по счислению лежал он под 71°31' широты и 7°37 ?? долготы от Сухарного.

Трудность езды по сырому снегу, проникнутому и покрытому кристаллами соли, также умеренность температуры и ослепительный свет солнца побудили меня отдыхать днем, а ехать по ночам, которые были почти совершенно светлы.

Апреля 3-го отправил я три порожние нарты в Нижне-Колымск, отпустив с ними для большей безопасности компас. Полуденное наблюдение дало нам 71°32'26'' широты. Погода была пасмурна; при легком северном ветре термометр показывал 7° холода; ночью выпал мокрый снег.

После захождения солнца отправились мы далее на NW 13°. На пути заметили много песцовых следов; они шли от WSW на ONO. Сначала собаки бежали довольно скоро по гладкому снегу, хотя и был он покрыт иногда соляными кристаллами, но, проехав 15 верст, очутились мы, так сказать, в рассольном болоте и уже никак не могли подвинуться вперед. Исследовав лежащий под соляным слоем лед, я нашел, что он был не толще пяти дюймов и так мягок, что можно было резать его ножом. Мы поспешили удалиться с такого опасного места, и проехав на SO четыре версты, встретили довольно гладкую твердым снегом покрытую долину[162]. В двух верстах отсюда снова исследовали мы лед и нашли его толщиной в пол-аршина.