Весь альбом воспринимается мною как поход «последнего героя» сквозь ночь и звезды, в черном плаще, между землей и небом. Вот издалека, из хаоса приближается звук гитары, и начинается «Группа Крови» — одна из лучших песен с ослепительным по мелодической красоте и поэтической свободе припевом:

Я вспомнил почему-то Окуджаву: «Надежда, я вернусь тогда, когда трубач отбой сыграет…» То же настроение, и гитара Каспаряна поет здесь, как походная труба.

Дальше следует блок из четырех песен, в которых происходит развитие конфликта, заявленного первой песней. Герой ушел на войну. С кем? С бюрократами и чиновниками? С тоталитаризмом? Может быть, он борется за демократию и гласность?

Нет. Война гораздо серьезней. Это война между «землей и небом» человеческого духа. И она происходит в нем самом, она происходит в каждом человеке. У каждого есть выбор — иметь теплый дом, обед и свою доказанную верную теорему или искать, двигаться вперед по лужам сквозь черную неизвестность ночи. Герой Цоя выбирает второй путь, хотя ему и жаль теплой постели. Он дождался времени, когда «те, кто молчал, перестали молчать». Что же они делают? Они «садятся в седло, их уже не догнать».

И все же — страшно. Не безумие ли это — отказываться от жизненных благ, лететь куда-то? Поэтому крик:

Первые пять песен альбома превосходны по глубине и силе развивающегося в них конфликта. Это — вечный конфликт, от него никому не уйти.

Но вот привал. Цой шутит, Цой пародирует со своею всегдашней невозмутимостью.

Намек на Гребенщикова? БГ ведь учился в математической спецшколе. Я думаю так потому, что далее, в той же песне с загадочным названием «Бошетунмай», есть намеки и на Васю Шумова, когда Цой вдруг переходит на перечислительный речитатив, кончающийся словом «центр», и на Костю Кинчева, когда пародируется известное «мы вместе!».

Но пошутили — и хватит. Надо двигаться дальше. Во второй части альбома герой ищет единомышленников. После сильной музыкальной темы «В Наших Глазах» он, только что посмеивавшийся над Кинчевым, уже взывает: «Попробуй спеть вместе со мной, шагай рядом со мной». Ему нужно это единство, потому что «дальше действовать будем мы».

Песня «Прохожий» как-то выпадает — и музыкально, и тематически. Цой словно напоминает, что он все же из тех, «кто в пятнадцать лет убежал из дома». О заключающей альбом «Легенде» можно писать очень много. Мелодически она явно связана с «Группой Крови», альбом музыкально закольцован. Но какая смена настроения! Какая грусть и печаль у бойцов, возвратившихся с битвы. Какая скорбь. И все же Цой находит слова предельно точные и мужественные:

О поэтике Цоя надо писать отдельно. На мой взгляд, он сейчас — один из самых лучших поэтов в роке. Магия недосказанности, находящей продолжение в музыке и из музыки же рождающейся. Афористические формулировки. Ясное мышление и глубина чувства. Если альбом не будет издан на пластинке, это будет явной несправедливостью, тем более что работа звукорежиссера Алеши Вишни — превосходна.

Работая над этой книгой, мы время от времени вспоминали о лестнице, ведущей в мансарду Гребенщикова, надеясь найти место для ее описания. Места почему-то не нашлось, и нам ничего не остается, как сказать о ней в эпилоге.

Лестницу эту можно видеть в фильме «Рок». Там снят долгий подъем по ней героя с сыном на плечах. Но в кино не видно надписей на стенах, не чувствуется крутизны этой лестницы, не ощущается царящий на ней запах нечистот, смешанный с проникающими из-за дверей запахами дешевой кухни.

На этой лестнице, исписанной от первого до седьмого этажа цитатами из песен БГ, признаниями в любви и ненависти, приглашениями в гости, напутствиями и прочим, происходило немало встреч и приключений. Здесь пили вино, смеялись и плакали, здесь сутками жили сумасшедшие фаны Боба, здесь снимали фильмы, здесь ходили деловые работники милиции и изумленные иностранцы, приехавшие вкусить экзотики российского рок-н-ролла.

На этой лестнице, между четвертым и пятым этажами, стоит в виде символа тяжелая бронзовая дека рояля, неизвестно как туда попавшая. РД много раз мечтал унести ее домой, но потом вспоминал, что у него нет квартиры достаточного размера и сил, чтобы поднять деку.

Лестница эта всегда напоминала РД о его сочинении под тем же названием. Всякий раз, поднимаясь по ней и страдая одышкой, он ощущал себя героем собственной книги, заблудившимся в бесконечных пролетах.

И весь путь его в рок-н-ролл представлялся ему в виде длительного подъема по старой петербургской лестнице, испещренной «грэффити», как называют раздел рок-культуры, занимающийся надписями и изображениями на стенах, к заветной двери, за которой откроется ему тайна.

Но за этой дверью теперь никого нет. Хозяин переехал в другую квартиру: она наряднее, лучше обставлена, в ней есть телефон. И вообще, хозяин чаще бывает за рубежом, чем у себя дома.

Самое время присесть на ступеньку, закурить и обдумать, зачем и с чем он дошел до самого верха?

Русский рок-н-ролл, олицетворением которого была эта дикая замызганная лестница, переехал из своего подполья в зарубежные гостиницы, на авеню и стриты, в фирменные студии звукозаписи — и все это случилось на глазах РД, пока он поднимался на чердак.

Ну, а сам РД? Что же случилось с ним за эти годы, каким вернулся он из своего путешествия?

Теперь ему ближе к пятидесяти, чем к сорока. Он, как и все другие, не ожидал столь резкой перемены, наступившей в обществе. Его героям, «солдатам рок-н-ролла», эти перемены пошли на пользу, если не в творчестве, то в жизни. О них начали говорить, показывать по ТВ, снимать фильмы. Всем вдруг стали интересны жертвы прошлого времени, к ним обратилось внимание общества, они стали героями дня. И речь не только о рокерах.

РД никогда не чувствовал себя жертвой никаких времен, равно как и героем. Когда нужно было плакать, он смеялся; в новые времена, когда нужно геройствовать, он спрятался в тень. Его голоса не слышно на митингах и собраниях, правда, иногда за компанию он подписывает какое-нибудь письмо в защиту чего-то.

После того как РД закончил свой роман, написанный в годы застоя, он занимался исключительно рок-н-роллом и профессиональным заработком в кино. Можно сказать, что он перестроился в обратную сторону, но сам не понимает — почему? Был ли причастен к этому рок? Он говорит, что искал в нем внутреннюю свободу. Так ли это? Если он нашел ее, то почему не использует теперь, когда многое позволено, когда просыпаются дремлющие силы? Его друзья и коллеги в литературе уже занимают посты и должности, они упрямо гнут рычаг политики в сторону, которая кажется им правильной. Но РД вовсе убрал руки с этого рычага.