— Я ничего подобного не писала!

— Не надо лгать, мисс Уолден, у меня есть доказательства.

— Но…

— Хватит!!! — жестко прервала их Алисия. — Нам не интересны ваши переписки. Лучше приступим к делу.

Джослин перевел взгляд на Гейл и внезапная догадка, змеей стала заползать в его мозг.

Неужели эта девка, с самого начала решила женить его на себе? Написала письмецо, давая тем самым понять, что не прочь стать его любовницей, пришла, накинулась на него… А он повел себя как дурак, не заподозрив подвоха, повел себя, как мужчина в подобной ситуации, то есть соблазнился на нее, а в этот момент раз и свидетели — ее родственнички… Вот мерзавка!

Ему захотелось свернуть ей шею. Лживая дрянь, она прикидывалась невинным созданием, в то время как для собственной выгоды она была способная на все!!! Даже сейчас, она не отказалась от своей игры, и скромно потупив взор, смотрела на пол, изображая из себя невинную жертву.

Но нет уж, хватит! Хватит строить из себя дурака…

Окинув всех повелительным взглядом, и презрительно цедя слова, Джослин сказал:

— Я не женюсь на ней! А теперь, когда этот вопрос закрыт, прошу всех покинуть мой дом!

И не дождавшись их ухода, ушел сам.

Кто-то стучал…

Стук становился сильнее, настойчивее. Ее никак не хотели оставить в покое. Гейл разлепила набухшие веки, тут же зажмурилась от яркого света и нехотя встала. Оказывается, всю ночь она спала в одежде. Вот почему так ноет спина и ей всю ночь напролет снилось, что она задыхается. Корсет…

— Мисс Гейл!!! Да откройте!

А, она и дверь заперла. Гейл отперла замок и открыла дверь. В коридоре стояла Бетси.

— Мисс Гейл! — ужаснулась служаночка.

— Ну что еще? — проворчала она, чувствуя, как от произнесенных слов у нее раскалывается голова.

— Вы похожи на пугало!

— Какая разница…

— А такая, мисс, — бочком обходя застывшую фигуру хозяйки, продолжала говорить Бетси, — что к вам посетительница, и не кто-нибудь, а вдовствующая графиня Мейдстон! Миссис Алисия уже предложила ей чай, и велела позвать вас. Но в таком виде, вам нельзя спускаться…

— Какой кошмар! — За последние полмесяца, Гейл пожалуй по сотню раз на дню произносит это слово! Она тут же скривилась от этой мысли и со стоном произнесла: — Что ей от меня надо?

— Не знаю, мисс Гейл, не знаю…

Бетси уже не слушая ее, распаковывала чемоданы, вытаскивая один за другим хозяйские платья и бросая их на развороченную постель. Все, с таким трудом уложенные вещи — назавтра Гейл собиралась вернуться к родителям, — вновь высвободились на волю и теперь беспорядочной кучей валялись на постели.

Зараженная суетливостью служанки, Гейл сама налила в фарфоровый таз воды, и долго умывалась, пытаясь холодной водой привести себя в чувство. И уже с помощью Бетси, в рекордно короткий срок облачилась в новое платье, и причесалась. Выглядела она конечно не лучшим образом — красные глаза и припухшее с ночи лицо, но все же куда приличнее, чем до этого.

Выйдя из спальни, она поразилась, каким вдруг оживленным стал дом. Слуги сновали туда-сюда, с кухни доносились окрики кухарки, из гостиной слышались приглушенные голоса ее тетки и той женщины… За полмесяца проведенные в гнетущей тишине позора, Гейл отвыкла от этих привычных, суетливых звуков.

Ее тетка слегла от такого позора, а Селина ходила с красными от слез глазами, и смотрела на Гейл, как на побитого котенка, которому осталось жить считанные дни. Даже слуги, стремились как можно скорее исполнить свои обязанности и с усилием делали вид, что ничего особенного не произошло. Но стоило ей удалиться, как ее осуждали. Косые взгляды, тихие перешептывания. Как-то она услышала, что ей надо было бы покончить жизнь самоубийством, и таким образом избавить всех от позора. Но не смотря на случившееся, умирать ей не хотелось.

Ее теперь нигде не принимали, да и она сама не стремилась выезжать в свет. И хотя слухи о ее позоре ходили довольно туманные — Джон Реймонд так и не смог скрыть своего осуждения — они еще не совсем подтвердились. Но самым тяжелым было пожалуй не это, в нервную дрожь ее приводила мысль, что обо всем узнают родители. Отец отречется от нее, а мама… Мама просто не сможет такое пережить. И тем не менее, Гейл уже отослала им письмо, где писала о своем возращении.

Не успела она войти в гостиную, как тетя Алисия вышла ей на встречу и улыбнувшись подбадривающей улыбкой, удалилась. Слава Богу, тетка была еще на ее стороне, и не смотря ни на что, она ей сочувствовала. Чего не скажешь о вдовствующей графине — та оглядывала ее дерзким оценивающим взглядом, словно недоумевая, что в таком чучеле нашел ее сын.

— Так значит, вы и есть та самая, Гейл Элизабет Уолден, — секундная пауза, — которая пыталась соблазнить моего сына и обманом женить его на себе?!

От такого наглого тона, Гейл захлестнула волна негодования.

Ну почему, во всем обвиняют ее одну?! В том скандале они участвовали оба!

Однако она сумела сдержаться и ответила спокойно, с достоинством, которым уже не обладала:

— Вы не совсем правы миледи. Да, именно я — Гейл Элизабет Уолден, но я не соблазняла вашего сына, и у меня и в мыслях не было того, чтобы выйти за него замуж. И если вы пришли сюда, чтобы оскорблять меня…

— Браво! — вдовствующая графиня весело усмехнулась. Это сразу же преобразило ее надменное лицо и она стала копией своего сына — такой же упрямый подборок, та же улыбка, те же глаза. Видя недоумение своей собеседницы, она непринужденно присела и предложила присесть и ей. — Поверьте, я вовсе не собиралась оскорблять вас, простите мне мой тон! Я лишь хотела посмотреть, что у вас за характер. Видите ли, в одном я убежденна точно — мой сын никогда не будет счастлив с бесхарактерной женщиной. Так что я всего лишь хотела понять — достойны ли вы того, чтобы помочь вам…

— Помочь? В чем, я не понимаю…

— Дорогая, я слишком хорошо знаю своего сына. Он редкостный упрямец и всерьез думает, что все на свете должно крутиться только вокруг его персоны. Ему давно пора остепениться, а такого подходящего случая и не сыскать… — И она улыбнулась Гейл заговорщеской улыбкой.

Гейл совсем растерялась. Видимо за последнее время, предаваясь отчаянию, она совсем отучилась думать. Ей уж и вовсе было не понятно, как из пол минутной беседы, графиня сочла, что она — Гейл Уолден из Хемпшира, обладает стойким характером?! Это она-то, единственным занятием которой, было только то, что все эти полмесяца она проревела в подушку?!

— Графиня, прошу простить меня, но я не понимаю…

Но вдовствующая графиня думала почему-то иначе, ибо нисколько не смущаясь пассивностью своей слушательницы, охотно рассказывала:

— Ну что ж, начнем по порядку. Если вы не знаете, моя дорогая, после смерти мужа, я много путешествую. Месяц назад я уехала в Бат, там до меня и дошли непонятные слухи о той сцене в библиотеке моего сына. Я никогда не вмешиваюсь в его дела, но на сей раз он зашел очень далеко…

— А, значит, вы все-таки считаете, что это ваш сын…? — встрепенулась Гейл.

— Не совсем. — Графиня опять усмехнулась. — Вряд ли вы можете утверждать, что моему сыну легко отказать. Так что я не буду вставать ни на чью сторону.

— Понятно. — Ответила Гейл, хотя ровным счетом ничего не понимала.

— Мне не зачем было бы вам помогать, дорогая, но открою вам маленький секрет — я слишком хорошо знала вашу матушку, и уверенна, что она не могла воспитать свое единственное дитя плохо.

— Вы знаете мою мать?!!

Насколько Гейл знала свою мать, та никогда не покидала приделы Хемпшира. И уж тем более ее нельзя было заподозрить в знакомстве с графиней.

— Ну, это давняя история и довольно неприятная. — Графиня пожала плечами, но было видно, что она слегка сконфужена. — Мы учились вместе, жили в одной комнате и очень дружили. Наши матери тоже были подругами… Но по окончанию пансиона, мы обе влюбились в одного и того же человека. Эмма была помолвлена с ним, но он предпочел меня, и наши пути с ней разошлись. Это была, как я сказала, очень неприятная история и мы больше не общались.