Мы уже имели честь поставить в известность наших читателей, что главбух комбината, приветствуя ИДБС как новаторское начинание, в то же время протестовал против наценки в 23 процента, взимаемой с клиентов якобы за «экстра-класс» обслуживание. Наперекор настояниям Ибрахана и Булата, главбух отказался визировать счета с незаконной наценкой. Он открыто и неопровержимо доказывал, что никому не дозволено залезать в карман клиентов, что столь высокая наценка нужна только заправилам комбината, чтобы создать видимость преуспеяния и благополучия. При такой наценке легко получались высокие прибыли, выполнялись и перевыполнялись планы по доходам. Отсюда и прогрессивка, отсюда и премии…

Ибрахан и Булат не посчитались с мнением главбуха, а тот не смирился и написал обо всем в Уфу, в редакцию республиканской газеты. Он писал, что не боится последствий своего острокритического письма, но просит не оглашать его авторства, держать фамилию в тайне, иначе ему и его близким несдобровать, поелику Ибрахан в Яшкале персона грата, и сальдо всегда будет в его пользу. Он, мол, не посчитается ни с чем и любого неугодного ему сотрет в порошок.

Редакция вняла просьбе главбуха и не переслала, как обычно это делается, письмо на расследование в соответствующие организации, в результате чего авторство легко могло раскрыться. Приведенные в письме факты внушали доверие, и редакция направила в Яшкалу опытного корреспондента.

Надо честно признаться, что внешний облик главбуха не являл собой мужественного борца за правду и справедливость. Встретившись с Хайдаровым, он пугливо озирался по сторонам и беспрестанно спрашивал:

— К вам никто не придет? Нас никто не подслушивает?

Желая как можно меньше времени провести в опасном обществе уфимского газетчика, главбух, дополняя свое письмо новыми фактами, излагал их с пулеметной скоростью — да что там пулеметной — с ракетной. Корреспондент плохо ориентировался в бешеном водопаде словоизвержения собеседника и все время прерывал его, просил повторять и повторять факты и комментарии к ним. В результате беседа, на которую одного часа хватило бы с излишком, затянулась на несколько часов.

Главбух покинул Хайдарова глубокой ночью, покинул, уже не тревожась, что в столь поздний час встретит около гостиницы кого-либо из ибрахановцев.

Проснувшись рано утром, Хайдаров не поспешил на свидание с Ибраханом. Один, без сопровождающих лиц, совершил обход ибрахановской епархии как рядовой клиент. Побывал в парикмахерской, где побрился и постригся, вставил отсутствующую секундную стрелку в часах, в пункте химчистки отутюжил брюки, в фотоателье заказал фотокарточки для документов.

Затем он направился в комбинат бытового обслуживания.

У входа в него Хайдарова окликнул небритый гражданин с гвардейским фронтовым значком на груди:

— Извините, это вы с комиссией из Уфы?

— Предположим, что я…

— Моя фамилия Сабиров, инвалид Отечественной. Можно вас на минутку… Да я могу и на ходу все выложить. Мне, спасибо советской власти, выделили немного строительного лесу для постройки домика. Так вот я спрашиваю товарищей из центра: кому дадены такие права, чтобы без спросу распиливать строительные бревна на дрова?

Хайдаров вскинул на бывшего гвардейца удивленные глаза:

— Что за чушь? Кто распиливает? Какие бревна?

— Так я же говорю: заготовил я бревна для нового дома, а их распилили без моего ведома, ночью, тайком, чтоб никто не видел…

— Кто же себе подобное позволил?

— Как кто? Ибрахановцы, если хотите знать…

Хайдаров записал фамилию и адрес жалобщика.

— А вот они, эти молодцы, легки на помине! Вы у них и опросите…

В самом деле, на улице показалась знакомая троица пильщиков — Михэй, Никэй и Пиляй.

Хайдаров остановил их:

— Шабашничаем, братишки?

— Куда там шабашничать?! — огрызнулся Михэй.

— От себя работаете?

— Кабы от себя… На Ибрахана пот проливаем… Для его движения… Извини, товарищ, торопимся… Некогда языком трепать… — и свернули за угол.

Хайдаров поблагодарил инвалида за сообщение и пообещал разобраться.

— Это присказка, сказка впереди! — продолжал гвардеец. — Как говорил мой фронтовой дружок Панас Гулька из-под Полтавы: «За мое жито меня и побито!» Да, да… Мало того, что мой строительный лес сгубили, с меня за это и деньги требуют… Да еще угрожают: не уплачу, судом взыщут. Видали таких?

Хайдаров простодушно признался:

— Нет, такого не видал…

Ибраханов нервничал. Хайдаров задерживался… Неужели он единолично шныряет по городу и тенденциозно выискивает недостатки?

Булат, произведший накануне молниеносный облет периферии, заверил Ибрахана, что все обстоит благополучно. Служба быта, по словам Булата, в Яшкале соответствовала мировым стандартам. Самый строгий ревизор ни к чему не мог бы придраться. Правда, чуть было все не испортил Акоп. Именно в эти тревожные и ответственные для комбината дни Акоп не удержался и сор, вал лишних три рубля за кепку — представьте себе с кого? — с вновь назначенного начальника милиции. Акопа подвело то, что квартира нового начмила отсутствовала в факаевском списке.

Булат принес милицейскому чину извинения, вернул перебранные три рубля, пообещав строго-настрого наказать виновного. От Ибрахана эту скандальную историю скрыли, тот и так с трудом держал себя в руках в предвидении неприятностей.

Наконец Хайдаров явился в комбинат:

— Совершил небольшую прогулку по Яшкале…

— И какие впечатления? — всполошился Ибрахан. — Небось, наговорили вам с три короба?

— Так, все по мелочам… Представьте себе, по дороге к вам случайно встретил вчерашнюю бригаду пильщиков-шабашников. Они почему-то утверждают, что числятся на работе у вас в комбинате.

— Какая наглость! Вот проходимцы! Еще, чего доброго, натворят делов, а потом расхлебывай… Приму меры… — и сделал пометку в настольном календаре. — Чем сегодня намерены заняться? — спросил Ибрахан гостя.

— Я весь в вашем распоряжении…

— Тогда предлагаю посетить пошивочное ателье, а затем проследуем в нашу новую, вернее, реконструированную баню. Этим участком быта мы заслуженно гордимся. Нам не стыдно показывать баню уфимцам и даже москвичам. В заключение приглашаем вас на загородную базу отдыха… При желании рыбку поудите и отдохнете на лоне природы. Официально база еще не открыта, но ради такого гостя сделаем исключение. Не возражаете?

Хайдаров был весь покорность и не выразил никаких особых пожеланий.

— Повторяю, мне все равно, лишь бы как можно полнее проникнуться высокими идеями вашего идеального бытового обслуживания. Ради этого я, собственно, и приехал.

Не к чести Ибрахана, надо признать, что в обществе Хайдарова его все время пробирала мелкая дрожь. Ибрахан призвал на помощь Булата. У того нервы были покрепче, и он, ничем не выдавая своего волнения, способен был заговорить гостя и болтать с ним безумолчно на любые темы.

Накануне, расставшись с уфимским обследователем, Ибрахан созвал внеочередную летучку и проверил готовность объектов, намеченных к посещению на следующий день.

Если баня и база отдыха не внушали Ибрахану тревоги, сложнее обстояло с ателье. Чем могло поразить воображение столичного товарища провинциальное пошивочное ателье? Не сногсшибательными же модами? Или тщательной отделкой готовой продукции? Тут требовалось нечто сенсационное. Но что именно?

Мы уже отмечали насыщенную подхалимажем фантазию Факай. Но здесь он спасовал, не придумал ничего оригинального, впечатляющего. На выручку пришел Булат, которому, если говорить по большому счету, Факай и в подметки не годился. Булат и предложил: в присутствии уфимца организовать торжественное вручение готового заказа тысячной клиентке. И притом совершенно бесплатно, за счет комбината. Предложение всем понравилось. Остановка была за тем, кого объявить счастливым заказчиком — тысячным клиентом Факай остался верен себе и предложил кандидатуру супруги Салахи Салахиевича.