– Кража со взломом, – сказал от двери Кожаный, и монахи разом обернулись к нам. – Статья восемьдесят девятая Уголовного кодекса, – продолжал Кожаный. – Карает за кражу со взломом сроком до шести лет.
Купола молча разглядывали нас. Один из них – курчавая борода – встал с места, подошел поближе и сказал густым и приятным, бархатным голосом:
– Это что за рожи?
– Да вот, – ответил Кожаный, указывая на нас, – монахов они ищут.
– Ты что? – спросил бородач и постучал себя пальцем по куполу. – Все мозги в тире отдолбил?
– А ну сядь на место, Барабан, и помолчи! – сказал Кожаный, и весь его гардероб заскрипел от гнева.
– Только и знаешь медведя из бочки вышибать, – недовольно бурчал бородатый Барабан, но на место сел.
– Я знаю, чего откуда надо вышибать, – чуть угрожающе сказал Кожаный. – Ты понял, Барабан?
– Понял, понял, – сказал Барабан, понизив голос. – А этих зачем сюда притащил? Чего им надо?
– Сам спроси, чего им надо.
– Так вам чего надо, шмакодявки? – грозно спросил Барабан.
– Монахов, – шепнул Крендель. В голосе его слышалась сильнейшая дрожь.
– Каких монахов?
– Наших.
– А сколько же вам надо монахов?
– Пять.
– Пять???!!! – повторил бородач чуть ошеломленно. – Не много ли? Может, одного хватит?
– Нам хотя бы Моню, – жалобно ответил Крендель.
– Вот видишь, – сказал Кожаный. – Все сходится.
– Все сходится, – сказал Барабан и принялся изумленно и яростно чесать свою бороду.
– Ну что же, – сказал Кожаный и обнял нас за плечи, – вот они, пять монахов. Все перед вами.
– Где? – не понял Крендель и даже заглянул под стол, нет ли там садка с голубями.
– Да вот они, – пояснил Кожаный, – в лото играют. А Моня – это я.
– Чего?
– Я и есть Моня, Моня Кожаный, – с некоторой гордостью подтвердил Кожаный. – Выкладывай, что у тебя.
– У меня? – сказал Крендель совершенно раздавленным голосом. – У меня ничего.
– Как ничего? Зачем же тогда пришел?
– Монахов мы ищем, – тупо сказал Крендель, оглядываясь, как загнанный зверь. Он никак не мог понять, да что же это такое – Моня, Великий белокрылый Моня – вдруг кожаное пальто, кепка, жилет.
И действительно, понять это было трудно, почти невозможно, но понять было надо, и Крендель напрягся, наморщивая лоб. Я-то уж давно все понял. Я понял, что Карманов – это вам не Москва, здесь все возможно, а если это тебе не нравится, лучше сюда не приезжать.
– Я и есть Моня Кожаный, – втолковывал Кожаный. – Говори, что у тебя? Кто вас послал?
– Они, наверно, от Сарочки, – подал голос один из пустолицых.
– Монахов мы ищем, – в отчаянии забубнил Крендель.
– Тьфу! – плюнул Моня Кожаный. – Да зачем тебе монахи?
– Гонять, – ляпнул Крендель.
В голове его, как видно, творилось черт знает что. Если раньше в ней сидели пять похищенных монахов, то здесь, в Карманове, в его голову набилось столько разного мусора, что вымести его одним махом было невозможно. Грабли и стеклорезы, стрельба по-кармановски смешались в его голове, а к пяти монахам добавились еще пять. Получилось десять. Одни сидели в голове, другие играли в лото, и разобраться в этом Крендель был не в силах.
– Гонять? – повторил Кожаный и развел руками, пытаясь сообразить, как же это так – гонять монахов?
– Да они, наверно, от Сарочки, – снова сказал пустолицый. – Сарочка вечно напортачит.
Тут ноздреватый, который молчал до сих пор, бросил на стол лотошный мешочек и взмахнул руками, как голубь, собирающийся взлететь.
– Ты что, не видишь! – злобным шепотом крикнул он. – Они подосланы! Гонять собрались! Хватит! Гоняли уже нас!
Он кинулся вперед, схватил меня за шкирку, а Кренделя за шиворот и принялся трясти. Я почувствовал, что превращаюсь в голубой мешочек. Кости мои застучали, как лотошные бочонки.
– Гоняли нас! Гоняли! Кто вас подослал?! Это – подкидыши!
– Широконос… с Птичьего. «Ищите, говорит, в Карманове. Если украли, значит, там». Мы и поехали монахов искать.
– Врешь, моль, червяк! – взревел Барабан. – Вот они, монахи, все перед вами.
– Да это не те монахи! – закричал Крендель. – Нам голубей надо! У нас голубей украли, мы и поехали Кожаного искать. Который голубей стрижет.
– Постойте, – сказал Моня Кожаный. – Я раньше и правда держал парикмахерскую, причесывал сизокрылых. Но давно уж распустил клиентов. Так что, у вас голубей, что ль, украли, монахов?
– Монахов, монахов! – обрадовался Крендель. – Голубей.
– Тьфу! – плюнул Кожаный. – Я думал вам другое надо.
– О чем ты думаешь! – сказал Барабан. – Хочешь нас всех под монастырь подвести? Только и знаешь медведя из бочки вышибать!
– Я тебе знаешь чего вышибу? – грозно спросил Кожаный. – Понял чего? Или нет?
– Понял, понял, – сразу сказал Барабан.
– А вы, голуби, – сказал Моня, – выметайтесь отсюда, и чтоб духу вашего в Карманове не было!
– Поняли, поняли, – облегченно сказал Крендель и уж хотел было выметаться, но тут снова подскочил ноздреватый.
– Куда? Никуда они не уйдут. Это – подкидыши. От капитана Болдырева.
– Да не подкидыши мы! – закричал Крендель.
– Ну, если вы подкидыши! – сказал Моня Кожаный и заглянул в глаза Кренделю, а потом мне. – Если подкидыши – под землей найду.
Ударом ноги он распахнул дверь, протащил нас через весь тир и вытолкнул на улицу.
Крендель споткнулся, упал, но тут же вскочил на ноги и дунул через площадь к вокзалу. В одну секунду он развил такую скорость, что на поворотах его заносило и разворачивало, как грузовик на льду. Сады, палисадники мелькали по сторонам, а мы бежали быстрее, быстрее и были совсем недалеко от вокзала, как вдруг из какой-то подворотни высунулась огромная рука, пролетела за нами вдогонку и сразу сгребла в охапку и меня и Кренделя.
– Стой! – сказала рука и втащила нас в подворотню.
Комната цвета какао
Рука крепко держала нас и не думала отпускать. Напротив, к первой руке добавилась вторая, не менее суровая и властная. Не сговариваясь, руки поделили нас. Одна держала теперь Кренделя, другая – меня.
Где-то высоко над руками светились огромнейшие рыжие усы. Они шевелились, как щупальца осьминога. Такие усы забыть было невозможно. Совсем недавно они пили квас и нюхали стеклорез, а теперь в темной подворотне они подрагивали, как лучи прожектора, и отраженным блеском мерцала над ними соломенная шляпа.
– Те или не те? – послышалось из-под шляпы.
– Те, – ответил знакомый голос. Они самые.
Рядом с усачом в подворотне стоял волшебный стрелок Вася.
– За что? – заныл Крендель. – Отпусти!
– Молчать – не двигаться! – приказали усы, а руки тут же нарушили приказ, подтолкнули вперед: – Проходите.
– Куда еще?
– В отделение, – ответил Усач, решительно выставил нас на улицу и повел, крепко держа за руки.
Волшебный стрелок пошел впереди, как бы показывая дорогу. Он взбежал на узорное коричневое крыльцо, распахнул дверь, и мы оказались в комнате, в которой за деревянным барьером сидел милиционер.
– Здравия желаю! – вскричал он.
– Пойди, Фрезер, пообедай, – ответил Усач и через дверь, обитую шоколадной клеенкой, провел нас в кабинет, оклеенный обоями цвета какао.
Там за столом сидел человек в сером костюме и чистил револьвер. Он чистил его тщательно и грозно. Потом поднял револьвер и прицелился в несгораемый шкаф.
Шкаф дрогнул. Крендель зажмурился.
«Сейчас саданет», – подумал я.
– Ну что нового, товарищ старшина? – спросил серый костюм, убирая огнестрельное оружие в тот же самый шкаф.
– Кое-что есть, товарищ капитан, – ответил Усач.
– А что именно? Стрелок Вася порылся в кармане и выложил на стол алмаз-стеклорез.
– Ничего нового не вижу, – сказал капитан.
– Да вы понюхайте, товарищ капитан, – подсказал Вася.
Спокойный до этого, капитан вдруг дернулся и стукнул кулаком по столу:
– Ты что! Опять за свое! Нюхаем, нюхаем, а толку чуть. Что еще?