Профессор Брюсов говорил, что о Роде начали беспокоиться через несколько дней и что вскоре на его столе лежала справка о смерти обоих супругов, но так ли это? Ведь, по версии Максимова, разыскивать Роде начали значительно позже, но не позднее августа — сентября. Появлялись неясные сведения, что супругов Роде уничтожили люди из организации «Вервольф» — «оборотни», как только они почувствовали, что Роде может выдать «Советам» некие важные тайны, и в связи с этим вновь упоминался штурмбанфюрер с запоминающейся «кольцевой» фамилией Рингель. Что якобы именно ему было поручено вывезти Янтарную комнату из Кенигсберга или так ее упрятать, чтобы уж никто и никогда ее не нашел.
А что дети Альфреда Роде? Ведь у него была дочь Лотти и сын Вольфганг? Что с ними? Один из корреспондентов газеты «Остпройсенбладет» разыскал сына Роде, Вольфганга, доверенное лицо одного из страховых агентств в Кельне. В момент беседы ему было сорок два года. Вот что сообщил Вольфганг: «В последний раз я видел отца 14 января 1945 года. Если бы янтарное сокровище действительно было вывезено из Кенигсберга, отец мне сказал бы что-нибудь об этом. До некоторой степени я уверен в том, что Янтарная комната все еще находится в Кенигсберге…»
Важное заявление! Сколько неясностей, сколько тайн. Вот еще одна: о смерти своих родителей Вольфганг Роде узнал лишь в 1947 году от соседки по дому, госпожи Кениг. День смерти на основании заявлений кенигсбергских граждан был установлен: для г-на доктора Роде — 7 декабря, госпожи Роде — 28 декабря 1945 года…
Умерли не осенью, а зимой, не вместе, а в разное время? И Эльза Роде — почти под Новый год?
Действительно ли умерли? Убиты неким Рингелем?
«Оберштурмбанфюрер Рингель мне не знаком, — заявил лет пятнадцать спустя после окончания войны бывший обер-бургомистр Гельмут Вилль, когда в печати поднялась одна из „янтарных волн“. А об Альфреде Роде могу сказать следующее: находясь в лагере для военнопленных в русском городе Елабуга, я слышал, будто тот делал попытки сообщить „Советам“, где спрятаны сокровища и Янтарная комната. Я этому не верю! Свой янтарь он не отдаст никому, он был честным и до конца отдававшимся своему делу, своей работе человеком. Там ли, в нашей старой, доброй Пруссии, комната? На этот вопрос ответить трудно. Я этим не занимался. Но вот что мне хочется отметить, факт, наводящий на размышления: почему супруги Роде остались сами? Янтарь, Янтарная комната были для Роде дороже всего! Роде не мог оставить там свой янтарь. И он остался с янтарем. А если бы Янтарная комната была эвакуирована, то кто бы, как не Роде, знаток янтаря, отправился ее сопровождать?»
Янтарь, без которого Роде не мыслил себе жизни.
Тут есть о чем поразмыслить…
«Дамы и господа! Позвольте мне закончить мою печальную речь над этой символической могилой человека, который был не очень-то известен среди бюргеров Кенигсберга, так как в связи со своей замкнутостью и постоянной, беспрерывной работой не любил вращаться в обществе. Но все, кто работал вместе с ним, с этим благородным человеком, никогда не забудут его… Он жил среди Тайн природы, тайн искусства, тайн прекрасных предметов, оказавшихся в его музее, и сам ушел из жизни таинственно и странно, став жертвой своей бесконечной любви к золотому янтарному чуду, жертвой конца войны, как и тысячи его товарищей по несчастью».
Прощайте, доктор Альфред Роде. Вы столько знали.
Прощайте и вы, доктор Брюсов. И вы, несмотря на свою забывчивость, рассеянность, вы тоже так много знали! Вы знали то, чего не знаем мы. К примеру, где, в каком районе города, на какой улице тот бункер, который вам однажды показал после длительной с вами беседы доктор Роде, сказав при этом: «Вот в этом бункере хранится огромное количество ценностей»? Что же вы сразу не сообщили своим товарищам, доброму гвардии капитану Чернышеву и не очень культурному, ленивому младшему лейтенанту Забродскому, про тот бункер, который, может быть, и решил судьбу доктора Роде. Ведь именно после этого разговора с вами исчез доктор Альфред Роде? И так жаль, что позже вы, профессор, несколько раз пытались отыскать тот набитый сокровищами бункер, но так и не нашли.
Прощайте, профессор. Вместе с вами из этого сложного бренного мира ушла еще одна замечательная тайна, тайна Минералогического музея с улицы Ланге Райе, 4: исчезновение уникальнейшей, крупнейшей в мире коллекции янтаря, но об этом мы поговорим чуть позже, пускай это будет некоей интригой нашего повествования, к которой мы вернемся в самом конце книги.
Стихло все в доме. Ночь. Перечитываю очередное письмо, которое я завтра отошлю в Гамбург. «Вы напрасно беспокоитесь, крыша дома, которая во время боев за Кенигсберг была повреждена, давным-давно починена, правда, я не смог достать черепицу и покрыл крышу шифером и, увы, дом теперь не такой красивый, каким был. Печи я снял, так как сделал водяное отопление, а внизу, в большой комнате, соорудил камин, который топлю, когда бывает холодно, но вот что меня беспокоит: в подвал поступает грунтовая вода, в чем тут дело? И вот что еще: когда вы посещали Янтарную комнату в замке, не видели ли вы доктора Роде? Как он выглядел?»
Отодвигаю письмо. Да, как все странно. Те фотографии и письма с чердака, они хоть и взволновали меня, но не вызвали особой тревоги, они были как бы из «ниоткуда», из неизвестности, чуть ли не с того света, но письмо Мюллера! Я даже будто его голос слышу!..
Прежде чем лечь спать, отстранитесь от всех мирских забот, успокойтесь, советовал своим друзьям Иммануил Кант, взгляните в необъятные, таинственные звездные глубины неба, взгляните в свою душу…
Какое сегодня звездное небо! Как неспокойно в душе… На маленьком и уютном, если это слово подходит к месту, о котором я сейчас вспоминаю, кладбище, что одной стороной своей выходило на Хаммервег, у памятника скульптора Кораллуса «Иисус Христос с крестом», Литка мне дважды назначала свидание. Что-то в ней, да и во мне, было испорчено войной: мы целовались среди мертвецов. В декабре сорок пятого все кладбище было завалено мертвыми кенигсбержцами. Укутанные в простыни, скатерти и одеяла, обвязанные веревками, проволокой и бинтами, они громоздились у подножья памятника. Все было, как в Ленинграде! Жуткий мороз, голод, белые, в лунном свете, большие и маленькие куклы на снегу. Какие-то шорохи, чьи-то зыбкие тени… Теперь тут небольшой парк, в котором днем шумят дети из соседнего детского садика. Памятник Кораллуса исчез году в пятьдесят пятом. Летом мы искали его, сообщение поступило, будто возле памятника была вырыта огромная яма и скульптуру свалили туда. Увы, вместо памятника мы обнаружили лишь осколки мрамора и среди них кусок белого, с огромными, безумно раскрытыми глазами лица и кисть руки, судорожно вцепившуюся тонкими пальцами в обломок мраморного креста.
«…И нравственный закон во мне»?
Как можно было: кувалдой по лицу?
«Кирха Юдиттен, господин Мюллер, вся в лесах. Когда она будет восстановлена, там разместится православная русская церковь, но я, обещаю вам, схожу, поставлю свечи в память вашего отца и брата, ведь бог-то один».
Да, вот что еще: в конце сорок шестого года фрейлейн Элизабет Манштейн вышла замуж за танкового полковника, это случилось в декабре, под Новый год. Поскольку Лиззи не была подданной нашей страны, полковник не смог зарегистрировать с ней брак официально, но это не испугало молодых. Свадебную поездку полковник совершил с Лизой и своими друзьями на танке «Т-34» по шоссе от Кенигсберга до Раушена, где и гуляли всю ночь в одном из небольших, уютных особнячков. Танк стоял в саду. В двенадцать ночи вся компания, шумная, возбужденная, выкатилась из особняка. Двое офицеров несли невесту на руках, красиво развевались ее белые одежды, а полковник твердо и спокойно шел впереди. Компания остановилась возле танка, а полковник влез в машину. Что-то там заскрежетало, башня развернулась в сторону моря, хобот орудия задрался, а потом, страшно ахнув, выметнул из своего жерла снаряд, ушедший куда-то в ночную, морозную морскую даль. Говорят, что за этот выстрел полковник получил взыскание от командования, а год спустя был лишен своего полковничьего звания и всех наград за связь с немкой, связь, порочащую советского офицера в глазах военной и гражданской общественности.
