— Рукопись Кристионаса Донелайтиса была найдена в горящем замке «Лохштедт», — говорю я Эдуарду Йонушесу. Мы стоим с ним на высокой Желтой дюне, с которой видны и море, и залив, и черепичные крыши небольшой, в прошлом рыбацкой, деревни Пярвалки, на Куршской косе, где когда-то жил Людвикас Реза. Юношей ушел он из этих пустынных мест в Кенигсберг, чтобы спустя годы стать ученым, известным деятелем литовской культуры, профессором Кенигсбергского университета. Вот он стоит за нашими спинами: суровое, с жесткими чертами лицо, сырые, тяжелые пряди волос, отброшенные ветром. Эдуард вырубил его из золотисто-коричневого ствола дуба. — Рукописи настоящих, великих произведений, как ты, Эдуард, конечно, знаешь, не горят. Она была зажата в руке убитого офицера…
— Это ты придумал, да? Почему в руке офицера?
— Разве такое придумаешь? Как-нибудь я прочитаю тебе краткий отчет академика Покарклиса, который занимался поисками рукописи поэмы «Времена года» Кристионаса Донелайтиса сразу после завершения боев в Восточной Пруссии. Смотри, чайки с моря летят на залив. Будет шторм, да?
— А что с теми конями? Из замка «Георгенбург»?
— Отец докладывал в штабе фронта о ценности тех коней, но что с ними стало, не знаю. Куда-то увезли. Сейчас на конезаводе выводят новую породу коней. За одну лошадку в прошлом году на ярмарке американцы заплатили тысячи долларов, но жаль: сами здания конезавода запущены, рушатся. Денег, даже валюты, зарабатывают на конезаводе много, но все уплывает в Москву, на ремонт денег нет. Замок? А он сейчас ничейный! Да, представь себе, никому не принадлежит. Живут там с десяток семей, а замок разрушается. Башня рассыпалась, крыши проваливаются, со старинного балкона, с которого открывается великолепный вид на поля, леса, долину бывшего поместья сестры Барклая-де-Толли, где он умер, обитатели замка прямо вниз, в бывший роскошный сад, сливают помои и выбрасывают мусор… Сейчас мы ведем переговоры с областным управлением по туризму. Если бы весь этот замок восстановить, то ради того, чтобы хоть одну ночку провести в самом настоящем замке, туристы приезжали бы из Владивостока! Кстати, на конезаводе бывают бракованные лошади: пожалуйста, их бы можно было купить. И организовать поездки верхом по красивейшим местам, где когда-то Гинденбург проводил свои боевые учения. Там еще и башни Гинденбурга сохранились; и поля, леса, озера…
— А что с тем немцем? Коневодом?
— Когда коней увозили, он умолял: «Возьмите и меня, я для них что отец, они для меня дороже детей!» Не взяли. Ведь иностранец! И как только коней свели из конюшен, он повесился…
Ветер поднимается. Чайки летят над дюнами с моря на залив. Значит, будет шторм, это верная примета. Ветер треплет длинные седые волосы Эдуарда. Он гладит твердой от топора ладонью сырое основание памятника, говорит:
— Начинаю новую работу: Иисус Христос, распятый на кресте. Он будет стоять на самой высокой дюне Куршской косы и будет виден с суши, моря и залива… Как символ страданий человеческих, символ Стойкости и Веры. Это будет памятник всем загубленным, убитым и в мирное и в военное время, погибшим в лагерях и застенках на Западе и на Востоке, на Севере и Юге. Памятник людям. Мужчинам и женщинам, взрослым и детям, тем, кто погиб от голода в Ленинграде и Кенигсберге… В этом памятнике будет и частичка твоего несчастного Инстербургского коневода… Огромный ствол дуба уже лежит возле мастерской. Топоры наточены. Если хочешь, можешь помочь срубать лишнюю древесину…
Последнее плавание «Вильгельма Густлова»
«…Итак, подведем некоторые итоги наших многотрудных поисков. Получив, разобрав и рассортировав тысячи бумаг, документов, справок, запросов, различных „свидетельств“ множества заявителей, мы имеем достаточно стройную систему „главных версий“. ИХ ЧЕТЫРЕ. 1. „Кенигсбергская“: комната осталась в Кенигсберге, как и огромное количество прочих исторических и культурных ценностей. 2. „Морская“: Янтарная комната „уплыла“ из Кенигсберга, но не доплыла, или ее часть — до Данцига, Киля, Гамбурга либо какого иного германского порта. Утонула вместе С судном, на котором плыла. И янтарь вернулся туда, откуда его когда-то добыли люди… 3. „Шахтная“ версия: „Бернштайнциммер“ благополучно, по суши ли, морем ли, но добралась до Германии и была помещена в саксонских рудниках, в шахтах, которые были взорваны. И — 4. „Заморская“: Янтарная комната, миновав Балтийское море, прибыла в один из портов Германии, была перехвачена американцами и отправилась в свое заокеанское плавание… Вот они, четыре главнейшие версии, и, как мне кажется, еще какой-то, пятой, БЫТЬ НЕ МОЖЕТ! Что же, с новыми силами примемся за работу! Что же касается „сокровищ стеклянных ящиков“, то тот звук, о котором я раньше вам сообщал, становится все более громким, устойчивым. Как вы, дорогая графиня, знаете, я в прошлом — солдат-сапер, минер. Сколько мин я разминировал! И вот сейчас будто с миноискателем иду. И уже слышу отчетливо и ясно звук, голос предмета, который ищу…»
«Уважаемый Георг Штайн! По Вашей просьбе сообщаю все, что известно по поводу оберштурмбанфюрера СС Рингеля. Вот текст его радиограммы: „Янтарная комната взята под охрану и помещена в определенное место, известное как „Б. Ш.“. Верхние части защиты повреждены взрывом. Небольшие потери от вражеских рук.
Ухожу к заранее согласованному месту. Ожидаю дальнейших указаний. Отто Рингель, оберштурмбанфюрер СС“. Дано в русской интерпретации 29–30 января 1945 г.»
«Операция „СПАСЕНИЕ“. Весьма уважаемая Елена Стороженко! Благодарю Вас за сведения по Отто Рингелю. Вы пишете о ненадежности источника (комиссия Кролевского), но у меня на этот счет есть свои соображения. Поскольку мы договорились об обмене информации, сообщаю Вам, что радиограмма, как мне удалось выяснить, могла быть получена на радиостанции СС… в Северной Баварии, поскольку оттуда имелась прямая радиосвязь с Фрибургом близ Берна, в Швейцарии, где работала специальная оперативная группа СС по переправке нацистских ценностей в Швейцарию. Одновременно с этим пересылаю Вам несколько интересных документов, в частности „ДОКЛАД“ по операции „СПАСЕНИЕ“».
«ОПЕРАТИВНЫЙ ШТАБ РЕЙХСЛЯЙТЕРА РОЗЕНБЕРГА для оккупированных территорий. 28. 4. 1944 г. Рига. ул. Вильгельма Пурвитиса, 62. Тел. 2-99-76.
ДОКЛАД о спасенных сокровищах искусства в оперативной зоне ГА „СЕВЕР“.
Офицером по искусству группы армий „СЕВЕР“, ротмистром графом Золмсом с полного согласия оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга из оперативной зоны ГА „Север“ с целью СПАСЕНИЯ вывезены следующие ценности искусства: 1. Сотни весьма ценных икон XIV–XVII веков из соборов Новгорода и Пскова. 2. Оборудование (мебель, фарфор, картины) — из царских дворцов ГАТЧИНЫ, ПАВЛОВСКА и ЦАРСКОГО СЕЛА. По заключению эксперта-искусствоведа Роскампа, это весьма ценные предметы искусства, которые, по его мнению, вообще должны быть вывезены из России для их СПАСЕНИЯ. В настоящее время они передаются на хранение в эти инстанции и три различных места хранения: 1. Минимальная часть размещается в Бреслау в здании выставки группы армий „Север“. 2. Около 30 икон и оборудование трех кабинетов из царских дворцов размещаются на выставке ГА „Север“, проводимой в рамках войскового обслуживания в Риге. 3. Около 650 икон, 18 ящиков с фарфором, 16 ящиков с люстрами, 25 единиц мебели размещает в Лееберге оперативный штаб рейхсляйтера Розенберга. (Вывоз около 4 вагонов произведений искусств из Риги в Лееберг предположительно будет завершен в начале мая.) Предметы искусств, находящиеся в настоящее время на выставках в Бреслау и Риге, проводимых ГА „Север“, в соответствии с пожеланиями передаются в распоряжение командования ГА „Север“ и, вероятно, для оборудования МУЗЕЯ СУХОПУТНЫХ ВОЙСК в ВОСТОЧНОЙ ПРУССИИ. Распределение спасенных произведений искусства по вышеназванным инстанциям и местам их размещения является умышленным. При этом нарушена закономерность комплектации предметов мебели из гарнитура или изъяты различные предметы из царских комплектов Новгородского Севера».
