На следующий день Серега не поехал в «Дом Ашеров». Вместо этого он отправился в аптеку — все той же торопливой, нервной походкой. Тим зашел за ним внутрь и встал за массивной колонной, обклеенной рекламой пана-дола, байеровского аспирина и презервативов от «Плейбоя».

Продавец долго и с явным сомнением изучал замызганный рецепт, который вручил ему Сергей. Потом о чем-то спросил его. Тим услышал только одно слово:

— … Элениум.

Элениум. Во дворе у них жил парень по кличке Кот. Он работал секретарем в заводской многотиражной газете и глотал транквилизаторы — «колеса», как их еще называют. Однажды утром мать его не добудилась. Вызвала «скорую». Кота увезли и целую неделю продержали в реанимации, но так и не откачали. Однажды вечером к Тиминым родителям зашла заплаканная соседка, она собирала деньги на похороны. Соседка сказала, что мать Кота нашла под его кроватью пустую упаковку от элениума.

Серега подошел к кассе и расплатился. Вытаскивая деньги из кармана, он хмуро и сосредоточенно смотрел на кассира. Та сказала ему что-то, покачав головой, — наверное, о синяках. Серега ничего не ответил и пошел с чеком в отдел. Продавец вручила ему коричневый бумажный пакет с лекарствами, и он торопливо отчалил.

Тим рассеянно вышел на улицу, никак не решаясь поверить в свою догадку. Серега — наркоман?! Что угодно, только не это. Но Тим чувствовал, как его мозговые клетки жадно переваривают информацию, а факты сами выстраиваются в безупречную ровную линию — неумолимые, страшные, словно отряд баркашовцев.

Черт… А ведь все Серегины закидоны вполне укладываются в рамки поведения наркоманов — по крайней мере какими их изображают российские и американские киноленты. Стремительное привыкание, хроническая озлобленность, суетливость, разрыв со старыми знакомыми…

И деньги ему, оказывается, нужны лишь для того, чтобы покупать эту дрянь.

И в «Дом Ашеров» Серега ходит только затем, чтобы притащиться там в компании каких-нибудь подонков — своих новых дружков.

Стоп. А синяки? Синяки, синяки… Тим задумался. У опиоманов на лице появляются прыщи и язвы. У гашишистов морды становятся желтыми, словно их травили дустом. Может, от элениума кожа становится лиловой? А почему бы и нет?

Тим вскинул голову, отыскивая среди прохожих Серегину фигуру. Он должен сейчас же поговорить с ним. Поговорить во как — по-мужски… Тим знал, что если дело дойдет до драки, то Серега обязательно вобьет его в стену: на физкультуре Светлов пять раз подряд мог сделать подъем-переворот, а Тим — ни одного.

Но ничего. Сегодня вобьет, завтра вобьет, а послезавтра Тим его самого уроет. И будет так делать до тех пор, пока Серега не поклянется ему бросить глотать всякую дрянь.

Но его нигде не было. Тим метнулся на остановку — пусто. Серега как сквозь землю провалился.

— Автобус давно ушел? — спросил Тим полного дядьку в бейсбольной шапке.

— Если бы он ушел недавно, я бы ушел вместе с ним, — печально ответил дядька.

Тим постоял немного, рассчитывая, что Серега забежал еще куда-то по пути и сейчас его фигура появится из-за обшарпанного рекламного щита «Покупайте одежду second hand!»… Но Серега не появлялся. Потом, лязгнув дверями-«гармошками», остановился автобус. Когда он уехал, Тим неторопливо пошагал домой, оглядываясь по сторонам.

Поднимаясь на свой этаж, он решил на всякий случай заглянуть к Сереге. Вряд ли Серега у себя — не явится же он пред мамины очи нагруженный «колесами». И все же… Может, он запрятал таблетки где-нибудь в подвале? Или в другом укромном месте?

Дверь открыла Серегина мама.

— Добрый день, тетя Женя, а Сергей дома?

— Дома, проходи.

В нос сразу шибанул резкий больничный запах, Тим даже невольно сморщился. Тетя Женя проводила его в Серегину комнату. Когда они вышли из полутемной прихожей, Тим взглянул на ее лицо — и почти не узнал. В последний месяц они редко виделись на улице, и тетя Женя заметно сдала за это время. Она была бледна как полотно, черты лица непонятным образом заострились, стали жесткими, колючими, словно Серегина мама постоянно злилась на кого-то. Злилась и злилась… Хотя голос у нее был обычный — мягкий, спокойный.

Серега распахнул дверь, не дожидаясь, когда Тим войдет в его комнату.

— Чего надо?

Он стоял на пороге, явно не расположенный пускать Тима внутрь. Раньше Тим не замечал, чтобы Серега как-то особо походил на мать, и теперь был поражен: их лица странным образом изменились, словно стремясь перенять черты друг друга. Может, так выглядят все изможденные люди?

— Как ты разговариваешь, Сережа? — удивилась тетя Женя.

— Мама, у нас свои дела, извини, — сдержанно отозвался Серега, продолжая пялиться на Тима. — Чего пришел? — снова спросил он.

— Просто так, — сказал Тимофей. — Поговорить хотел.

— Проходи, Тимоша, — сказала Серегина мама, мягко освобождая дверь. — Сейчас я тебе чаю налью.

— Спасибо, я… — попытался отговориться Тим, но тетя Женя уже направилась на кухню.

— Вали отсюда, понял? — тихо и зло прошептал Серега. — Я тебя не звал.

И тут Тим увидел коричневый бумажный пакет. Он открыто стоял на трюмо, прислоненный к зеркалу. Из-за зубчатого края пергамента выглядывал край упаковки с надписью «Элени…». Тим на секунду растерялся. Сергей, воспользовавшись этим, сильно толкнул его в грудь тыльной стороной ладони.

— Ты не понял, да?

— Серега, я подумал, у тебя проблемы… — ошеломленно пробормотал Тим, отступая назад. Еще совсем недавно он наивно полагал, что задавать вопросы тут будет он — и никто другой.

— Сейчас главная моя проблема — это ты. Сваливай на фиг.

— Не кипятись, Серега. Я хочу…

Еще один мощный толчок. Тим отлетел к телефонной полке, чудом умудрившись не обрушить ее на пол. Его наконец разобрало.

— Деловой, да? — угрожающе прошипел он, вставая на ноги.

— Деловой, — вяло согласился Серега. — Вали отсюда по-хорошему.

Тим попытался ударить его в плечо, но Серега увернулся и еще раз врезал Тимофею — на этот раз уже со всей силы. Тим с грохотом распахнул головой дверь и вылетел на лестничную площадку.

— Сережа, — донесся изнутри обеспокоенный голос тети Жени, — что там у вас происходит?

— Ничего страшного, мама, — ровным голосом ответил Серега.

И захлопнул дверь перед самым носом Тимофея.

Этим вечером Тим почти не разговаривал с родителями. Вернувшись домой, он заперся в своей комнате и никому не открывал. Мысли путались в голове, беспомощно тыкаясь в стенки черепной коробки. Стройное логическое каре, выстроенное им в аптеке, рассыпалось на тысячу маленьких беспризорных вопросов. Нельзя сказать, чтобы это было совсем неприятно. Но все-таки Серега… Он мог бы вести себя приличнее, честное слово.

Тим улегся на кровать, пытаясь привести мозги к общему знаменателю.

— Ты в порядке? — спросил из-за дверей папа.

— Ага.

— По московскому каналу «Некуда бежать» показывают, с Ван Даммом.

— Ну его.

— Не уговаривай, — послышался из зала раздраженный голос мамы. — Ужин на плите! — добавила она громче.

— Ага.

Отстали. Вот и хорошо. Вот и прекрасно. Тим протянул руку и нащупал панель магнитофона. Теперь будет совсем хорошо.

Роберт Плант взвыл, скребя пальцами волосатую грудь, провожая вдаль грохочущие вагоны, в которых вместо кокса и минеральных удобрений находилась его, Роберта Планта, неразделенная любовь. «Бум… Бум-бум… Бум-бум… БУ-БУ-БУ… Whole Lotta love… УА-А-А-А-АУУУ (грохот проезжающего товарного состава)… Whole Lotta love… УА-А-А-АУУУ (еще один товарный состав, под самую крышку груженный неразделенной любовью)… Whole Lotta love…»

Под гипнотическим воздействием ритма мысли, неприкаянные и беспризорные, сами собой рассредоточились по своим ячейкам.

Мысль номер один: Серега — козел.

Мысль номер два: возможно, помимо того, что Серега — козел, он еще «сел» на элениум.

Мысль номер три: возможно, и не сел. Уж больно лояльно его мама относится к бумажным аптечным пакетам, напичканным транквилизаторами.