— Ничего и не произойдет, дитя мое. — Анна подошла к ней сзади и расправила тонкие, как паутинка, кружева фаты у нее на плечах. — Ты будешь самой красивой невестой, как жаль, что никого из местных дворян нет здесь, чтобы увидеть тебя!
— Хватит, Анна, — мягко попросила ее Сантен. — Никаких сожалений. Все замечательно. Я бы не хотела, чтобы было по-другому. — Она слегка подняла голову. — Анна! — Выражение ее лица оживилось.
— Что такое?
— Ты слышишь? — Сантен отвернулась от зеркала. — Это он. Это Мишель! Он возвращается ко мне!
Она подбежала к окну и запрыгала, не в силах сдержаться, затанцевала, как маленькая девочка у витрины магазина игрушек.
— Послушай! Он летит сюда! — Она различала отчетливый звук мотора, который так часто, прислушиваясь, ждала.
— Я не вижу его. — Анна стояла позади Сантен, щурясь и глядя наверх в клочковатые облака.
— Должно быть, летит очень низко. Да! Да! Вон, чуть выше леса.
— Я вижу его. Он направляется к летному полю, что среди фруктового сада?
— Нет, не при этом направлении ветра. Я думаю, он летит сюда.
— Это он? Ты уверена?
— Конечно уверена… разве ты не видишь цвет? Mon petit jaune[85] .
Другие тоже услышали. Снизу, под окнами, раздались голоса, и с десяток приглашенных на свадьбу гостей, толпясь, вышли через застекленные створчатые двери салона на террасу. Их вели Шон Кортни в парадной форме британского генерала и граф, даже еще более блистательный в сине-золотой форме пехотного полковника времен Наполеона III[86] . У всех в руках были стаканы, и их голоса звучали громко от приподнятого настроения и веселого духа товарищества.
— Да, это Майкл, — крикнул кто-то. — Бьюсь об заклад, что он собирается задать нам трепку с небольшой высоты. Снесет крышу шато, вот увидите!
— Налет должен закончиться победой, если иметь в виду то, что у него впереди.
Сантен обнаружила, что смеется вместе со всеми, и захлопала было в ладоши, глядя на приближавшуюся желтую машину, но ее руки на мгновение застыли перед хлопком.
— Анна, там что-то не так.
Самолет был уже достаточно близко, и все могли видеть, как неровно он летит: одно крыло опущено, машина рыскала и ныряла вниз к самым верхушкам деревьев, затем резко рванулась вверх, и крылья закачались, потом стала падать в противоположную сторону.
— Что он задумал?
— Бог мой, да он в беде… Я думаю…
Истребитель начал бесцельно разворачиваться правым бортом, и, когда выполнил вираж, стали видны поврежденный фюзеляж и порванная обшивка крыльев. Он был похож на скелет рыбы, на которую напала стая акул.
— Его сильно повредили! — закричал один из пилотов.
— Да, ему здорово досталось.
СЕ-5а развернулся назад слишком круто, уронил нос и едва не врезался в деревья.
— Он пробует совершить вынужденную посадку! — Некоторые из пилотов перепрыгнули через стену террасы и выбежали на лужайки, отчаянно сигналя изувеченному самолету.
— Сюда, Майкл!
— Подними нос повыше, парень!
— Слишком медленно летишь! — завопил другой. — Ты сорвешься в штопор! Дай газ! Пришпорь его!
Они выкрикивали свои тщетные советы, а самолет тяжело направился к открытым лужайкам.
— Мишель, — выдохнула Сантен, крутя кружево пальцами и даже не чувствуя, что оно рвется, — иди ко мне, Мишель.
Оставался один, последний ряд деревьев, древних, медного цвета буков, на чьих шишковатых ветвях только что начали лопаться почки. Буки стерегли нижнюю часть лужаек, наиболее удаленную от шато.
Желтый самолет на подлете к ним потерял высоту, мотор работал неуверенно.
— Подними его, Майкл!
— Вытяни его! Черт побери!
Они кричали ему, и Сантен прибавила свою горячую мольбу:
— Пожалуйста, Мишель, перелети через деревья. Приди ко мне, мой дорогой!
Мотор снова взревел на полной мощности, машина взмыла вверх, словно поднявшийся из укрытия огромный желтый фазан.
— Он справится!
Нос был слишком высоко, все видели это; самолет, казалось, в нерешительности повис над голыми, лишенными листьев ветвями, которые тянулись вверх, будто когти чудовища, — и тут желтый нос опустился.
— Он перелетел! — ликуя, воскликнул один из пилотов, но одно из колес шасси зацепилось за толстую изогнутую ветвь, и СЕ-5а перекувыркнулся в воздухе и упал.
Он ударился о мягкую землю на краю лужайки, приземлившись прямо на нос, крутящийся пропеллер взорвался мутной массой белых обломков, а затем деревянный каркас фюзеляжа затрещал, и вся машина рухнула, раздавленная, как бабочка, ее желтые крылья сложились вокруг смятого фюзеляжа. И Сантен увидела Майкла.
Он был испачкан кровью, она застыла на его лице, голова откинута назад, а тело наполовину свисало из открытой кабины, болтаясь на привязных ремнях, как человек на виселице.
Товарищи Майкла стремительно неслись вниз по лужайке. Сантен увидела, как генерал отшвырнул в сторону свой стакан и перемахнул через стену террасы. Он бежал отчаянно, неровно, хромая, но обгоняя молодых офицеров.
Первые почти уже добежали до разбитого самолета, когда пламя охватило его со сверхъестественной силой. Языки огня взмыли вверх с гремящим, ревущим звуком, они были очень бледного цвета, но гребни венчал черный дым — и бежавшие люди остановились в нерешительности, а потом отпрянули, подняв руки, чтобы защитить лица от жара.
Шон Кортни пронесся сквозь толпу, направляясь прямо в пламя, не обращая внимания на обжигающие, пляшущие волны зноя, но четверо молодых офицеров одним махом догнали его, схватили за руки и плечи и оттащили обратно.
Шон вырвался из объятий, да так дико, отчаянно, что еще троим пришлось подбежать на помощь. Шон ревел, издавая какой-то глубокий, гортанный, нечленораздельный звук, словно буйвол-самец, попавший в ловушку, и старался дотянуться через пламя до человека, который находился в западне смятого корпуса желтого самолета.
Внезапно звук прекратился, и Шон обмяк. Если бы его не держали офицеры, упал бы на колени. Руки безжизненно повисли, но он продолжал не отрываясь вглядываться в стену огня.
Много лет назад, когда она была в гостях в Англии, Сантен с каким-то наводящим ужас восхищением наблюдала, как дети хозяина жгли в саду на ими же сложенном погребальном костре фигуру, символизировавшую английского убийцу по имени Гай Фокс[87] . Чучело было хитро сделано, и по мере того, как вокруг него поднимались языки пламени, оно обуглилось и начало изгибаться и корчиться так, как если бы на костре был живой человек. Сантен просыпалась вся в поту от ночного кошмара еще много недель спустя. Теперь, глядя из верхнего окна шато, она услышала, как кто-то рядом начал страшно кричать. Подумала, что, возможно, это была Анна. В криках звучала предельная душевная мука, и Сантен обнаружила, что при этих воплях ее трясет, так же, как молодой побег дерева от сильного ветра.
