Он указал на кожаный диванчик рядом с собой и продолжал слушать доклады подчинённых о том, что сделано "согласно его распоряжениям" — для починки судна и помощи пассажирам.
Ровно через десять минут — точно, ясно, не роняя ни одного лишнего слова, — он отпустил всех и вышел с нами в лазаретное отделение первого класса.
Мы поднялись по уже знакомой мне узкой винтовой лестнице и вышли прямо к дверям каюты 1 А.
В коридоре столпился народ; слышались спокойный и твёрдый голос врача, кому-то возражавшего, и визгливый женский голос, говоривший на отвратительном английском языке:
— Ну, если вы не желаете её отсюда убрать, то я это сделаю сама. Я не желаю, чтобы рядом со мной ехала какая-то нищая тварь. Вы обязаны делать все, чтобы не волновать пассажиров, заплативших за проезд такие огромные деньги.
— Я повторяю, что таково распоряжение капитана, а на пароходе он царь и бог, а не я. Кроме того, это не тварь, — и я очень удивлен вашей малокультурной манере выражаться, — а премилая и прехорошенькая женщина. И за проезд в этой каюте она уже всё сполна уплатила; вы же, — под предлогом продолжающегося расстройства нервов, — не заплатили ещё ничего, — снова раздался спокойный голос врача.
— Да как вы смеете со мной так разговаривать? Вы грубый человек. Я не стану ждать, пока вы соблаговолите убрать отсюда столь приглянувшуюся вам девку. Вы хотите удобно устроиться и иметь развлечение за казённый счёт. Я сама выгоню её, — визгливо кричала княгиня. Доктор вспылил:
— Это Бог знает что! Вы говорите не как аристократка, а…! Туг капитан выступил вперёд и стал спиной к двери каюты 1 А, к которой подошла старая грузная женщина, раскрашенная, как кукла, в золотистом завитом парике, в нарядном сером шёлковом платье, увешанная золотыми цепочками с лорнетом, медальоном и часами. Толстые пальцы её жирных рук были унизаны драгоценными кольцами.
Эта молодящаяся старуха была тем отвратительнее, что самостоятельно держаться на своих ногах не могла. С одной стороны ей помогал молодой еще человек в элегантном костюме, с очень печальной физиономией; с другой, кроме палки, на которую та опиралась, старуху поддерживала горничная в синем платье и элегантном белом переднике, с белой наколкой на голове.
Не зная капитана в лицо и увидев морского офицера с двумя молодыми людьми у дверей той каюты, куда она так хотела пройти, она ещё пронзительнее взвизгнула и, грозно стуча палкой об пол, закричала:
— Я буду жаловаться капитану. Это что за дежурство перед дверью развратной твари? У меня молодой муж; здесь слишком много молодых девушек. Это разврат! Сейчас же уходите. Я сама распоряжусь убрать эту…
Она не договорила, её перебил капитан. Он вежливо поднёс руку к фуражке и сказал:
— Будьте любезны предъявить ваш билет на право проезда в каюте 2 лазарета, которую, как я вижу, вы занимаете. Я капитан.
Он свистнул особым способом, и вбежали два дюжих матроса.
— Очистить коридор от посторонних, — приказал капитан. Приказание, отданное металлическим голосом, было незамедлительно выполнено. Толпа любопытных мгновенно исчезла, остались только старуха со своими спутниками, врач, сестра милосердия и мы. Старуха нагло смотрела на капитана маленькими злыми глазками, очевидно считая себя столь важной персоной, перед которой все должны падать ниц.
— Вы, должно быть, не знаете, кто я, — всё также визгливо и заносчиво сказала она.
— Я знаю, что вы путешествуете на вверенном мне пароходе и занимаете каюту первого класса номер 25. Когда вы садились на пароход, вы читали правила, которые гласят, что во время пути все пассажиры, наравне с командой, подчиняются капитану. Также были расклеены объявления о том, что на пароходе имеется лазарет за особую плату. Вы едете здесь. Предъявите ваш добавочный билет, — ответил ей капитан.
Старуха гордо вскинула голову, заявив, что не о билете должна идти речь, а об особе в соседней с нею каюте.
— В лучшей каюте, со всеми отдельными удобствами, доктор разместил свою приятельницу, откопав её в трюме. Я, светлейшая княгиня, требую немедленного удаления её в первоначальное помещение, как раз ей соответствующее, — повышенным тоном говорила старуха на своём отвратительном английском.
— Понимаете ли вы, о чём я вас спрашиваю, сударыня? Я у вас спрашиваю билет на право проезда здесь, в этой каюте. Если вы его не предъявите сейчас же, будете незамедлительно водворены в свою каюту и, кроме того, заплатите тройной штраф за безбилетный проезд в лазарете.
Голос капитана, а особенно угроза штрафа, очевидно, затронули самую чувствительную струну жадной старухи. Она вся побагровела, затрясла головой, что-то хотела сказать, но задохнулась от злости и только хрипло кашляла.
— Кроме того, нарушение правил и распоряжений капитана, оспаривание его приказаний расцениваются как бунт на корабле. Ещё одно запальчивое слово, ещё один стук палкой, нарушающий покой больных, вы себе позволите, — и я велю этим молодцам посадить вас в карцер.
Теперь и сама старуха струсила, не говоря о её молодом муже, который, очевидно, был убит, оказавшись в центре разыгравшегося скандала, и не мог не понимать, что поведение его жены позорно.
Капитан приказал открыть дверь каюты номер 2, где обосновалась княгиня. Картина, представившаяся нашим глазам, заставила меня покатиться с хохоту. На самом видном месте валялись широченные дамские панталоны, постели были разрыты, будто на них катались и кувыркались. Всюду, на столах, стульях, на полу, были раскиданы принадлежности мужского и дамского туалета, вплоть до самых интимных.
— Что это за цыганский табор? — вскричал капитан. — Сестра, как могли вы допустить нечто подобное на пароходе, притом в лазарете?
Сестра, пожилая англичанка, полная сознания собственного достоинства, отвечала, что входила в каюту три раза, дважды посылала сюда убирать коридорную прислугу, но что через час всё снова принимало вид погрома.
На новый свисток капитана явился младший офицер, получивший приказание водворить княгиню в её каюту, взыскать с неё тройной штраф за две лазаретные койки, а также немедленно помыть каюту.
— Я буду жаловаться вашему начальству, — прохрипела старуха.
— А я пожалуюсь ещё и русским властям. И расскажу великому князю Владимиру, который сядет к нам в следующем порту, о вашем поведении.
Тут к старухе подошёл младший офицер и предложил ей следовать за ним в первый класс. В бессилье она сорвала злобу на своём супруге и горничной, обозвав их ослами и идиотами, не умеющими поддержать её, когда следует. Похожая на чудовище из дантова ада, с трясущейся головой, хрипло кашляя, старуха скрылась в коридоре, сопровождаемая своими спутниками.
Капитан простился с нами, попросив от его имени уверить госпожу Жанну Моранье, что на его судне она в полной безопасности, под охраной английских законов. Он просил нас также ещё раз обойти пассажиров четвёртого и третьего классов, потому что вечером, после обеда, их снова разместят на прежних местах, помыв как следует весь пароход.
Мы постучали в каюту 1 А. Мелодичный женский голос ответил нам по-французски: «Войдите», и мне показалось, что в голосе этом слышатся слезы.
Когда мы вошли в каюту, то первое, в чём мне пришлось убедиться, были действительно слезы, лившиеся по щекам Жанны; дети прижимались к ней, обхватив её шею ручонками.
Они сидели, забившись в угол дивана, и владел ими такой страх, такое отчаяние, что я остановился, как вкопанный, превратившись сразу в "Лёвушку-лови ворон".
И. подтолкнул меня и шепнул, чтобы я взял девочку на руки и успокоил мать.
Убедившись, что мы являемся посланцами привета и радости, Жанна не раз переспрашивала, неужели и до самого Константинополя она доедет с детьми в этой каюте? Счастью её не было предела. Она так смотрела на И., как смотрят на иконы, когда молятся. Ко мне она обращалась, как к брату, который может защитить здесь, на земле.
Девочка повисла на мне и не слушала никаких резонов матери, уговаривавшей её сойти с моих колен. Она целовала меня, гладила волосы, жалея, что они такие короткие, говорила, что я ей снился во сне и что она больше не расстанется со мною, что я её чудный родной дядя, что она так и знала, что добрая фея обязательно меня им пошлёт. Вскоре и крепыш перекочевал ко мне; и началась возня, в которой я не без удовольствия участвовал, подзадоривая малюток ко всяким фокусам.
