Капитан молча и печально смотрел на меня. Наконец он протянул мне руку и сказал:

— Ну, возьми же тогда и мою горечь. Всё, чего бы я в жизни ни пожелал, — всё рушится. Была невеста — изменила. Был любимый брат — умер. Было счастье в семье — отец нас оставил. Было честолюбие — дуэль помешала большой карьере. Встретился ты — не вышло братства. В твоих карманах не должно быть дна. Люди — существа эгоистичные. И если видят, что кто-то готов переложить их горести на свои плечи, — садятся им на голову…

Он помолчал и продолжал тихо и медленно, обращаясь к И.:

— Если моя помощь может быть полезна вам или вашему брату, — располагайте мною. У меня нет таких привязанностей, которые заполняли бы мою жизнь целиком. Я гонялся за ними постоянно, — но они ускользали, как иллюзии. Я совершенно свободен. Я люблю море потому, что не жду от него постоянства и верности. Вы верны своей любви к брату и к какому-то другу. Вы счастливее меня. У меня нет никого, кто нуждался бы в моей верности. Мои родные легко обходятся без меня.

— Вы очень ошибаетесь, — вскричал И. каким-то особенным голосом. — Разве вы не помните маленькую русскую девушку, которая любила вас до самозабвенья? Скрипачку, даровитую, её звали Лизой?

Капитан остановился, словно поражённый громом.

— Лиза!? Лизе было четырнадцать лет. Наивно думать, что это серьёзно. Тётка — да, она преследовала меня своей любовью. Мне смешна была эта старая фея и забавляла маленькая ревнивица. Но я никогда не позволял себе играть чувствами и замыкался в самую ледяную броню вежливости. Но не спорю: будь обстоятельства счастливее, — я мог бы увлечься этим существом.

— А это существо не расстаётся с вашим портретом и ищет встречи. Только семейная трагедия помешала ей плыть на вашем пароходе и именно в этой каюте.

— Не может этого быть, фамилия Лизы звучала иначе. Каюта была снята графиней Е. из Гурзуфа, — возразил капитан.

— Да, но вы встретились с Лизой на курорте под фамилией её тётки. Но можете мне верить, что никто иной, как Лиза, и есть графиня Р. Если вам на самом деле кажется, что вы могли бы любить эту девушку, — поезжайте в Гурзуф и повидайтесь с Лизой. Вот ценная жизнь, которую надо спасти, и вам предоставляется случай, не забывая о себе, помочь человеку счастливо пройти свой жизненный путь. Есть среди нас однолюбы. Лиза из них. И ничто, ни богатство, ни талант, — не смогут дать ей счастья, если любовь её останется без ответа. Не будьте, капитан, жестоки либо легкомысленны. Вы ведь играли девушкой, думая, что её увлечение мимолётно. А на деле оказалось иначе. И если вы не поспешите, её здоровье может пошатнуться.

Моему изумлению не было границ. А я-то всё размышлял о том, люблю ли я Лизу и как относится она ко мне. Теперь мне припомнились некоторые мелкие подробности в поведении Лизы, её прощальный пристальный взгляд, которым она проводила И. Как видно, она доверила ему тайну своего сердца.

Капитан долго молчал. И никто из нас не нарушал этого молчания.

— Странно, как всё странно, — вздохнув, наконец сказал он. — Как чудно, что в нашей жизни всё происходит внезапно, вдруг! Ещё час тому назад мне казалось, что без Лёвушки моя жизнь будет пуста. Несколько минут назад, когда он отказался от моего предложения, — я пережил разочарование и горечь. А вот сейчас, — я точно начинаю прозревать. Я верил вам с самого начала, как-то особенно выделил для себя встречу с вами, доктор И. Но сию минуту ваши слова точно завесу какую-то сняли, и я начинаю надеяться, что и моя жизнь станет полной. Но какой я эгоист! Я развернул ковёр-самолёт своих мечтаний и позабыл о том, что сказал мне Лёвушка. Нет, пока я не помогу вам в вашем деле, я не начну строить себе новую жизнь.

— У всякого свой путь; и пройти хотя бы малую толику чужого невозможно, — сказал И. — Если послушаетесь истинного зова сердца, мы встретимся с вами и вашей будущей женой ещё не раз. И тогда вы сможете оказывать нам дружественные услуги. Сейчас же, временно, наши пути разойдутся. Предоставьте жизни вести нас так, как она того хочет. Но если разрешите, я обращусь к вам с очень большой просьбой. Помогите нам устроить в Константинополе несчастного князя с его женой в каком-нибудь хорошем особняке. Вы ведь знаете, как любопытна толпа, и как будет тяжело и без того несчастному мужу переносить насмешки над своей руиноподобной женой.

— Устроить это легче лёгкого, — ответил капитан. — В одной из кают едет греческая семья; да вы их знаете, вы их лечили. Им принадлежит уединённый дом с садом, который они сдают внаём. Сейчас дом свободен, говорил мне мальчик. Если это так, я дам людей и ночью перенесут туда старуху на носилках. Всё это я выясню и пришлю вам сказать. А сейчас я должен откланяться.

И, пожав нам руки, капитан ушёл.

Мне не хотелось разговаривать. И. подошёл к моей постели, присел на стул и стал считать мой пульс.

Давно уж он убедился, что сердце моё перестало биться ураганно, а всё сидел, держа меня за руку.

— Мой мальчик! — тихо сказал он. — Мы только вступаем на путь испытаний, а тебе кажется, что ты страдаешь целый век. Неужели всё, что свалилось на тебя так неожиданно, принесло и приносит тебе лишь горе, заботы и страданья? Представь, что ты был бы вполне благополучен и счастлив возле брата, что всё бы шло нормально. Разве ты встретил бы Али, и Флорентийца, и сэра Уоми? Разве ты узнал бы, что существуют не только обыватели, ищущие для себя одних лишь земных благ? Что есть и люди, воплотившие в себе дух, как огонь творчества сердца, как вечную деятельность любви и мира на общее благо? Взгляни в своё сердце сейчас и осознай, как расширились его границы по сравнению с прошлым! А если бы ты мог заглянуть в сердце Флорентийца, — какую мощь красоты ты увидел бы! Каким светом и очарованием показался бы тебе твой летящий день в его присутствии! Счастье человека зависит от силы его души; от той высоты, которой он способен достичь. Если в тебе звучит чувственный голос крови и плоти, — твои мечты не поднимаются выше слоя физических тел, прекрасных и желанных. Но если мысль увлекает тебя в пределы любви духовной, ты слышишь, как звучит сердце другого человека; и созвучие ваше складывается по силе тех вибраций, что шлёт мощь твоего творящего сердца. Мчись мыслью к Флорентийцу. И если ты сможешь постичь величие его мысли и духа, то его любовь будет в силах ответить и твоей любви, и запросам твоей мысли, и творчеству твоего сердца. И чем естественнее ты будешь лететь к нему своими мыслями, чтобы слиться с его высоким уменьем жить в простой доброте каждый день, чем спокойнее будешь при всех обстоятельствах жизни, при всех опасностях её, — тем легче ему будет соединиться с тобой.

Я не всё понимал из того, о чём говорил мне И. Многое казалось неясным, иное невозможным; но спрашивать я ни о чём не хотел.

Распоряжению И. - лежать на палубе — я охотно подчинился, потому что мне не хотелось никого видеть, а книги брата звали к себе. Верзила устроил меня великолепно. И. сел подле писать письма; я обложился книгами и… заснул.

Дальше мы шли безо всяких приключений. Прощанье с капитаном было трогательным и расстроило меня до слез. Он подарил мне свой портрет в чудной рамке, оставил свой лондонский адрес и сказал, что утром зайдёт к нам в отель и побудет со мною, пока И. займётся делами. Мы горячо обнялись, и с помощью верзилы я стал спускаться по трапу одним из последних.