Мы застали здесь настоящее вавилонское столпотворение. Строганов дал объявление в газетах об открытии нового французского магазина, — и дамы посыпались, как горох из мешка; даже обе Гальдони приехали заказать себе шляпы.

Молодые хозяйки были удовлетворены массой заказов и большим количеством проданных шляп. Жанна была радостно возбуждена и вполне в своей атмосфере, а Анна… улыбалась ласково, была спокойна, но счастья на её лице я не увидел.

— Анна, не откажите мне в просьбе, — обратился к ней И. — Мы с Лёвушкой и капитаном переехали к князю. Поиграйте нам завтра вечером. Я заеду за вами; мне очень хочется, чтобы вы соединили нас понятным для всех языком красоты и музыки перед приездом Ананды.

— Для вас я всегда готова играть, хотя присутствие капитана мне кажется странным, — ответила Анна. — Я буду играть, — прибавила она, помолчав. — Да, конечно, буду играть и вашему капитану, — повторила она, снова помолчав ещё дольше. Вдруг она рассмеялась, отчего всё её лицо просветлело; а я был счастлив, что капитан услышит её игру, которая — я верил — поможет ему взглянуть иначе на талантливую женщину.

Время бежало, я волновался, что не успел купить цветов, на что тут же и посетовал.

— Не горюйте. Долг платежом красен. Поставьте на стол капитану эту маленькую японскую вазу и вот эту нежную орхидею, — сказала Анна, снимая с полочки чудную вазочку с орхидеей. — Только не говорите, что это от меня.

Я подпрыгнул от удовольствия, захлопал в ладоши, поцеловал обе руки Анне и, бросив всё и всех, помчался с князем домой.

Не успел я поставить цветок на стол, как послышались голоса и шаги, среди которых я сразу узнал лёгкую поступь капитана и верзилину тяжёлую ходьбу вразвалку.

Князь ввёл нашего друга в комнату, просил извинить, если что-либо здесь не так, как он привык, объяснил, где ванна, и скрылся, напомнив, что в половине восьмого обед.

Я был словно в чаду. Я был и капитану рад и не мог отделаться от поразившего меня контраста в комнатах Ананды, и такими же несовместимыми казались мне Анна и Жанна, Анна и магазин…

Обед и вечер прошли весело. Дружеская беседа наша затянулась далеко за полночь. Капитан рассказывал так интересно и, вместе с тем, так просто и забавно о своих путешествиях и встречах, что я неоднократно перескакивал из состояния "Лёвушки-лови ворон" в неудержимый заливистый смех.

Наконец И. напомнил нам, что капитана ждёт обычный хлопотливый рабочий день. Мы простились с нашим милым хозяином, ещё раз поблагодарили его за все заботы и разошлись по своим комнатам.

Как обычно, мне казалось, что спать я не хочу, а не успел раздеться, как мгновенно заснул.

На следующий день я так поздно проснулся, что едва успел к завтраку, за которым меня уже ждал князь. Он сказал, что И. не будет дома раньше вечера, что вернётся он только вместе с Анной, прямо к музыке.

Я опечалился. В первый раз И. покидал меня так надолго, и я был предоставлен самому себе. Не то чтобы я не знал, чем себя занять, — я мог и в город пойти, и в магазин, и книг у меня было много… Но без И. какая-то неуверенность, даже тоска сжимала мне сердце.

"Боже мой! Как я по-детски привязчив и неопытен", — подумал я. Видя моё расстроенное лицо, князь предложил мне вместе пройтись по городу и заказать сласти на вечер. Но я возразил, что Анна вечером ничего, кроме фруктов, есть не будет, а потому и хлопотать о парадном столе не стоит. Но князь со мной не согласился и поехал один.

Я же уселся на диван в своей комнате и через несколько минут весь ушёл в книгу, что дал мне И., и оказался в другом мире.

Очнулся я от стука в дверь. Должно быть, я долго читал, так как руки и ноги у меня затекли, я с трудом распрямился.

Стучал ко мне капитан, среди дня случайно забежавший зачем-то домой. Он предложил пойти с ним, подождать его в одном месте минут десять, но зато потом пройтись по азиатской части города и поискать что-нибудь у антикваров…

Я согласился. Мне вдруг пришло в голову — тайно от всех — заказать для Ананды сладкое печенье «Багдад», как я его прозвал, у кондитера — приятеля капитана. И купить фруктов для него же и пирог и поставить всё завтра в его комнату.

Я поделился своим желанием с капитаном. Он весело кивнул головой, и мы отправились по его делу. Взглянув на загорелое лицо капитана, на весёлые тигриные огоньки в его глазах, я решил, что дела его поправляются. Он же признался, что ждёт игры Анны с огромным нетерпением и волнением, каких давно не испытывал.

Я хотел ему сказать, что он не получит того, чего ждёт, если ждёт только светского развлечения. Но вспомнил, как говорил И. о страдании и повороте, который должен в нём вскоре наступить, — и только вздохнул над бессилием каждого из нас перед грядущими бурями.

"Зачем все должны страдать, — думал я, протестуя. — Сейчас капитан весел, ему радостно. Неужели же он будет счастливее, если что-то новое сожжёт в его уме и сердце понятия и представления, которыми он жил до сих пор".

— Ну вот, Лёвушка, и кондитерская. Зайдём, я выпью чего-нибудь и оставлю тебя здесь на четверть часа. Не успеешь ты насладиться «Багдадом», как я снова буду с тобой, — прервал мои размышления капитан.

Быстро проглотив что-то со льдом, он скрылся, как метеор. Меня же совсем разморило от жары, и я сел в ожидании питья и соблазнительного печенья, от нечего делать рассматривая публику.

Сам хозяин подал мне еду, спрашивая, как понравились гостям его торты. Я рассказал, какой фурор они произвели, и прибавил, что у меня есть к нему личная просьба, которую я хочу сохранить в тайне от моих друзей.

Он лукаво улыбнулся и затянулся своей зловещей трубкой, ожидая, очевидно, услышать женское имя. Узнав, что я хочу заказать торт и печенье для мудреца, да ещё принца, — он даже привстал.

— Эта дела серьезна была, — сказал он. — Я тэбэ дэлаю, дэлаю карош.

Тут он сказал мне, что мудрецу нужно, чтобы на вид было просто, а как возьмёшь в рот — рай. А принц, — принцу надо, чтобы на вид тоже было просто, только чтобы лежало это на таких блюдах, до которых дотронуться — "не подходи".

Он советовал мне пройти в два антикварных магазина, где есть старинные фарфоровые блюда. За фруктами послал на базар к своему приятелю; но советовал заказать только дыню, груши и виноград. Ибо мудрец, по его мнению, — без дыни — невозможен, а персиков хороших пока нет.

Он просил прислать блюда и фрукты к нему, обещая всё уложить и вовремя доставить. Я дал ему адрес, точно условился о часе и сказал, что буду сам ждать посланца у калитки.

Вернувшемуся капитану я заявил, что хочу купить два антикварных блюда, чем немало его изумил.

Мы долго ходили, не находя ничего подходящего. Наконец, как бы случайно, я назвал адрес, данный мне кондитером. Мы направились туда, и пока капитан рассматривал какую-то вещь в ювелирном отделе, — я отдал хозяину записку моего волшебника-кондитера.

Он долго что-то обдумывал, потом повёл меня наверх и вытащил из особого шкафа блюдо.

Оно было фиолетовое, гладкое, с узким золотым ободком; и в середине его, на белом фоне, была нарисована женская фигура с младенцем на руках. Чёрные косы лежали по плечам на жёлтом хитоне; чёрные глаза, как живые, смотрели на меня. Дивные руки держали кудрявого, золотоволосого мальчика.

— Господи, да уж не с Анны ли это рисовано? — чуть не крикнул я.

Хозяин повернул блюдо обратной стороной, показал дату — 1699 г.

За вторым блюдом он полез куда-то ещё выше, прося меня подождать. Я был в восхищении и отчаянии. Какое-то благоговение наполняло меня, я так хотел подарить Ананде это блюдо, рисунок которого напоминал лучшую миниатюру с Анны. Но не будет ли дерзостью мой подарок? Будет ли он понят, как чистейший дар моей восхищённой души?

Возвращавшийся хозяин нёс хрустальное блюдо, переливавшееся всеми цветами радуги. Точно драгоценные опалы, сверкали его грани.

— Венеция, — сказал он, подавая блюдо мне. — Это старый принц куплено. А это — Флоренция, — ткнул он в фиолетовое блюдо. — Тоже старо. Кардинал покупал.