P.S. Дописываю поздно вечером. Только что меня навестил доктор Элиот. Я удивилась, увидев его. Когда я была у него утром, он сказал, что ему нужно некоторое время, чтобы разобраться с делами в клинике, но оказалось, он освободился быстрее, чем предполагал.

— Ллевелин, мой коллега по клинике, уезжал на три недели, — сказал он, когда лакей принял его шляпу. — Но он вернулся и может подменить меня на несколько дней.

Я удивленно взглянула на него:

— Вы думаете, пары дней будет достаточно?

— Увидим, — пожал он плечами и оглядел холл.

Я догадалась, что он хочет осмотреть кабинет Джорджа и показала ему, куда идти. Несколько минут он рыскал по кабинету, словно гончая, вынюхивающая добычу.

— Что ж, — хмыкнул он наконец. — Следов проникновения через окна не видно, но вот это, — он указал на поверхность конторки, — представляет некоторый интерес.

Я посмотрела туда, куда он, указывает, но не увидела ничего необычного.

— Полагаю, — продолжал доктор Элиот, — с прошлой ночи вы запретили слугам входить сюда?

— Я хотела оставить все так, как застала, — призналась я.

— Отлично! — воскликнул он. — Чересчур добросовестная горничная может погубить жизнь сыщика. А теперь посмотрите внимательно, леди Моуберли. На конторке очень тонкий слой пыли, ровный везде, кроме этого места. Видите? Прямоугольник точно подходит вон той красной шкатулке.

Он подошел к столу, на котором стояла одна из шкатулок с правительственными документами Джорджа.

— Очевидно, ее вчера ночью сдвигали с места, и, следовательно, она была предметом внимания ваших непрощенных гостей. Что в этой шкатулке?

— Бумаги Джорджа.

— По законопроекту о границах в Индии?

— Предположительно, да.

— Что ж, посмотрим! — Доктор Элиот нажал защелку шкатулки. — Заперто. — Он осмотрел шкатулку. — Опять-таки никаких следов взлома.

— Может быть, взломщика спугнула сообщница, прежде чем он успел открыть шкатулку?

— Может быть, — нахмурился доктор Элиот. — У вас есть ключ?

— Нет.

— Ну, раз так, — пошарил он в кармане, — думаю, Индийский кабинет простит меня.

В руках у него оказался кусок проволоки, который доктор вставил в замок, повернул, подергал, и после нескольких неудачных попыток замок поддался. Доктор Элиот улыбнулся.

— В Лахоре воры клянутся этим малым инструментом, — сообщил он, пряча в карман свой «ключ» и открывая крышку шкатулки.

Он отшатнулся, а я вскрикнула. Ибо, Люси, представьте мой ужас — шкатулка была пуста! Бумаги исчезли!

Доктор Элиот казался, однако, удовлетворенным.

— Этого и следовало ожидать, — проговорил он, обводя взором кабинет. — Сомневаюсь, что мы найдем тут что-нибудь более интересное, леди Моуберли. Так что теперь, с вашего разрешения, мне хотелось бы осмотреть вашу спальню.

Все еще ошарашенная размахом только что раскрытого нами преступления, я провела доктора наверх. И снова доктор Элиот начал рыскать по комнате. У туалетного шкафчика он остановился и нахмурился, затем взял в руки склянку с лекарством.

— Это помогает вам справиться с лондонским воздухом? — спросил он.

Я сказала, что да.

— Но пузырек полон, — заявил он почти обвиняюще.

— Да, я только начала им пользоваться.

— Когда?

— Вчера вечером.

— У вас остался пузырек от лекарства, которое закончилось до этого?

— Горничная, наверное, выбросила его.

— А можно его извлечь?

Я вызвала звонком горничную и приказала ей принести пустой пузырек.

— Вы подозреваете, что кто-то пытался одурманить меня? — спросила я доктора Элиота, пока мы ждали.

— Таинственная женщина разбудила вас как раз в ту самую ночь, когда вы сменили лекарство. Подозрительно, не так ли?

— Что вы предполагаете, доктор Элиот?

Он оставил мой вопрос без внимания:

— Вы ведь всегда спали крепко, кроме прошлой ночи?

Я согласилась с этим.

— Но зачем кому-то понадобилось одурманивать меня? — настаивала я.

— Что-то в этом доме представляет большую ценность для наших незнакомцев, — . пожал плечами он.

— Бумаги Джорджа?

На его тонких губах появилась улыбка. Я поинтересовалась, приблизился ли он к раскрытию тайны.

— Кое-какой свет, возможно, блеснул, — ответил он, — но я могу ошибаться, ведь мы только начали, леди Моуберли.

В этот момент вошла служанка с пустым пузырьком. Элиот осторожно взял его, посмотрел на свет и попросил отдать пузырек, из которого я принимала лекарство. У меня полно этого зелья, и я охотно согласилась, спросив, что еще могу сделать.

— Ничего, ничего, — промолвил он. — Я видел все, что хотел увидеть.

Он повернулся, и я проводила его до двери. Уже собираясь уйти, он вдруг задержался.

— Леди Моуберли, — сказал он, повернувшись ко мне, — должен задать вам еще один вопрос… Ваш день рождения… Он пришелся как раз на один из дней сразу после первого исчезновения Джорджа, не так ли?

Я с удивлением взглянула на него:

— Ну, да… Точнее на день после его возвращения. Но я не понимаю, почему…

Он сдержал меня движением руки.

— Я вам сообщу, как пойдет дело, — пообещал он, повернулся и, не оглядываясь, зашагал по улице, а я провожала его взглядом, пока он не исчез вдали, и думала о том, какой след ему удалось обнаружить.

Размышляю я об этом до сих пор, смотря из окна своей спальни на улицу внизу. Она пустынна. Часы на церкви только что пробили два. Пора ложиться спать. Надеюсь, что усну. В мозгу моем сильная усталость. Мне кажется, что тайна разрослась до огромных размеров. Но, может быть, дражайшая Люси, для вас она перестанет быть тайной. Могу на это только надеяться и верю, что вскоре все обернется к лучшему. Спокойной ночи. Вспоминайте о Джордже и обо мне в ваших молитвах.

Лондон,

«Постоялый двор Грея»

14 апреля 1888 г.

Дражайшая Люси!

Не могу вынести мысль о том, как вы страдаете. Я знаю, вас тревожит какая-то ужасная тайна, и все же, дорогая моя, между нами не должно быть секретов. Вы сделали меня счастливейшим человеком на Земле, хотя сами вы, наоборот, столь расстроены, что это причиняет мне боль. Леди Моуберли опять выкинула одну из своих штучек? Или же вновь восстают фантомы вашего прошлого? Вчера ночью во сне вы упоминали Артура. Но ваш брат мертв, так же, как мертвы мои мать и сестра. Нам надо смотреть вперед, любовь моя. Что было, то прошло навсегда. Перед нами будущее.

Прежде всего, дражайшая Люси, вы не должны позволять себе отвлекаться сегодня вечером. Только подумать, первое выступление в «Лицеуме»! На одной сцене с мистером Генри Ирвингом! Немногие актрисы могут этим похвастаться! Уверен, вы станете звездой Лондона! Я буду так горд, дорогая. Удачи, удачи, удачи и еще раз удачи, дорогая Люси. Вечно любящий вас,