Должен ли я бороться с этим? Я вспомнил девушку — намек о жестокости, существующей в мире Лайлы, жестокости, о которой я подозревал, но с которой прежде никогда не встречался. Одна из моих максим всегда гласила: наше подсознание опасно и полно угроз, ибо мы не способны управлять желаниями, которые могут быть порождены в нем. Что Лайла предложила мне, как не желания моего подсознательного разума? Боюсь поддаться им вновь, боюсь потерять самоконтроль, боюсь — и признаю, — того, куда желания могут завести меня. Больше не поеду к Лайле. Хочу остаться верен себе, остаться тем, кто я есть.
Больше к Лайле я не поеду.
11 вечера. Извинился перед Ллевелином и отослал его спать. Бедный малый, вид у него утомленный. Хотя, пока меня не было, ничего не произошло, кроме того, что заходил Эдвард Весткот. Кажется, Люси от изнеможения упала на сцене, и ее уложили в постель. Завтра навещу, а то сегодня уже поздно. Будить пациентку в одиннадцать часов вечера — не самое лучшее лекарство от изнеможения.
Телеграмма профессора Хури Джьоти Навалкара доктору Джону Элиоту 20 августа
Боюсь, что Люси Весткот в ужасной опасности. Охраняйте ее. Срочно. Повторяю — срочно!
Дневник доктора Элиота
21 августа. Ужасные дни, и конца им не видно. Вчера рано утром пришла телеграмма от Хури с предупреждением об опасности, грозящей Люси. Это меня насторожило, ввиду сообщения ее мужа о том, что ее уложили в постель. Бросил работу на Ллевелина и сразу же поехал на Миддлтон-стрит. Весткот был рад моему приезду.
— Да ничего особенного, — не переставая бормотал он, — она просто перетрудилась, правда, ее что-то беспокоит.
Я попросил его провести меня к Люси.
— Только тише, — предупредил Весткот. — Она спит.
Мы тихо поднялись наверх, где спала Люси. Достаточно было одного взгляда, и я сразу поставил диагноз.
Люси была смертельно бледна. Более того, на шее у нее виднелись крохотные ранки, точно такие же, как я видел у Джорджа. Я спросил у Весткота, когда они появились. Он ответил, что в начале месяца, около трех недель назад. А когда Люси стала жаловаться на слабость? Весткот глотнул воздуха и взглянул на жену.
— Три недели тому назад.
Он во что бы то ни стало хотел знать мое мнение. Я вначале не ответил ему, подошел к окну и попытался открыть его. Задвижка была закрыта. Я взглянул на Весткота.
— Окно закрыли совсем недавно, — сказал я. — Это видно по узорам пыли.
— Да, — согласился Весткот, — мы закрыли его на прошлой неделе.
— Зачем? Ведь последнее время стоит такая жара.
— На этом настояла Люси.
— Дурные сны? — поинтересовался я.
— Откуда вы знаете?
— Из-за чего? Кто-то ломился? Какая-то странная угроза?
Весткот медленно кивнул.
— Расскажите.
— Не знаю, — покраснев, наконец промолвил он, — да… это была… странная угроза.
Я нахмурился — его явно что-то смущало. Я пожал плечами и вновь вернулся к оконной задвижке. Внимательно изучив ее, я повернулся к Весткоту.
— Смотрите, — указал я, — краска по краям задвижки слезла. Кто-то силой открывал ее.
Весткот, поразившись, уставился на меня.
— Вы имеете в виду… нет… это невозможно. — Голос его затих. Он взял ключ, отпер окно, раскрыл его и выглянул наружу. — Но здесь голая стена, — заявил он. — До карниза не добраться.
Я взглянул на Люси.
— Эдвард, — спросил я его, — за последние три недели… вы были вместе с ней в комнате? Я имею в виду ночью?
Он снова покраснел.
— Прошу вас, — нетерпеливо промолвил я, — положение не терпит ужимок. Вы спали с ней?
Весткот покачал головой:
— Большую часть времени я провел в Уилтшире, готовил дом родителей для Шарлотты, это моя сестра… Она должна вскоре вернуться из Индии.
— Вы об этом точно знаете? — удивился я.
— Да, она сейчас на пароходе, следует рейсом из Бомбея.
— Тогда очень рад за вас.
Он слегка улыбнулся и кивнул:
— Можете себе представить, сколько всего нужно подготовить. Вообще-то я всего несколько дней как вернулся в Лондон, а меня уже ждало письмо мистера Стокера, сообщающее о том, что Люси заболела. Сама Люси ничего мне не написала. Она все заявляет, что с ней ничего особенного. Но она очень больна, правда ведь? — Он посмотрел на жену. Она пошевелилась и застонала, но не проснулась, лишь смяла простыни, словно отстраняя от себя что-то угрожающее ей. — В таком состоянии она пребывает с самого моего приезда. Я лежал рядом с ней в первую ночь по возвращении, но спать не мог — ей снились дурные сны, а когда она просыпалась, то говорила, что со мной ее еще больше мучают кошмары…
Он замолчал и вновь покраснел, уставившись в пол.
— Кошмары? — тихо спросил я.
— Какие кошмары?
— Женщина, — пробормотал он.
К ней приходит женщина…
— Да? И что делает?
Он с беспокойством оглянулся:
— Этого я вам сказать не могу.
— Почему?
— Просто не могу.
— Почему? Ей снится, что эта женщина пожирает ее?
— Нет… Может быть… Нет… Вообще-то я не уверен…
— Тогда у них сексуальная связь? Вы это имеете в виду?
— Доктор, — страдальческим взглядом посмотрел на меня Весткот, — прошу вас!
Я выдержал этот взгляд, а потом взял Весткота за руку и крепко сжал ее.
— Эдвард, — прошептал я, — понимаю, вы сильно расстроены. Но, прошу, расскажите мне, это чрезвычайно важно, не описывала ли вам Люси, как выглядит эта женщина?
Весткот отвернулся и встал рядом с женой.
— На ней была вуаль, — наконец заговорил он. — Люси так и не удалось увидеть ее лица. А что? — покосился он на меня, словно пораженный моим вопросом. — Вы думаете, эта женщина — нечто большее, чем сон?
Я оглядел отвесную стену под окном и пожал плечами.
— У меня есть друг. Он сейчас уехал на время, но, вернувшись, он сможет ответить на этот вопрос более авторитетно, чем я. Тем временем, — я подошел к постели Люси, — надо посмотреть, что я могу для нее сделать с точки зрения медицины. — Я прощупал пульс Люси. Он был очень слаб. — Очевидно, она потеряла много крови.
— Но, — Весткот неверяще уставился на жену, — она же никуда не выходила… Не понимаю… И на простынях не было никакой крови.
Я указал на шею Люси:
— А эти шрамы? Что вы о них скажете?
Весткот нахмурился и беспомощно пожал плечами:
— Не знаю.
— Что ж, — произнес я как можно более доверительным тоном, — давайте подождем, что покажет мой осмотр.
Я взял кровь у Люси и, на всякий случай, у Весткота. Оставив Эдварду наказ ни на шаг не отходить от постели Люси, я как можно быстрее вернулся в Уайтчепель и заперся в лаборатории. Кровь Люси, слава Богу, не показала серьезных аномалий, никакой мутации лейкоцитов. РОЭ был ниже, чем я ожидал, но, к счастью, анализ крови Весткота показал совместимость сангвигенов. Мой же собственный сангвиген оказался несовместимым. Впрочем, это не обеспокоило меня: Весткот — крепкий молодой человек.
Готовясь к переливанию крови, я вспомнил о Джордже. Ввиду явного сходства этих случаев и помня привязанность Джорджа к своей подопечной, я подумал, может быть, стоит навестить его и вызвать на разговор. Мне подумалось, что сравнение его состояния с состоянием Люси может многое прояснить в обоих случаях. Однако, когда я подъехал к дому Моуберли, мне сказали, что Джордж недавно убыл на юг Франции восстанавливать здоровье. Леди Моуберли, сообщившая о его отъезде, уверила меня, что Джордж чувствует себя лучше. Многообещающая информация, которая доказывает, что перемещение с места болезни действительно может привести к излечению. Но Люси в настоящее время слишком слаба, чтобы куда-либо ехать, и нам надо постараться сделать все возможное, чтобы восстановить ее здоровье. Леди Моуберли очень обеспокоилась, услышав о состоянии Люси, и предложила свою помощь. В частности, она вызвалась присматривать за ребенком Люси, если в доме возникнет какая-либо угроза инфекции. Я уверил ее, что такой угрозы нет. Задним умом мне пришло в голову, что это не совсем так. Однако можно передать ее предложение Эдварду Весткоту сегодня вечером.