— Полноте! Ты убедил меня хотя бы в том, что знаешь многое, а стало быть, сладишь и с нынешней заботой, — прикрыв рукой заплывший бельмом

глаз, воскликнул старик. — Но учти, теперича пред тобой не наивный паренек.

Я вешаю всех наглецов, врунов и охочих до сплетен наушников.

Стражники до сих пор жадно ловившие каждое слово смертника вмиг посерьезнели, нацепив на лица привычные маски туповатого отсутствия.

— Покончим с суетной болтовней. Когда примешься за работу? — сердито

посматривая на стражников, осведомился барон.

— После вашего соизволения. Только недурно бы отыскать комнату попросторней, да посветлей, — мрачно косясь на плотные гобелены, ниспадавшие по стенам, попросил Пол-лица.

— Придется довольствоваться сими покоями, но ставни, так уж и быть, велю растворить, — небрежным взмахом руки указав стражникам на окна, согласился барон. — Что-нибудь еще потребно? В тот раз ты сманивал проклятие на живца.

— Уже давно подобным не занимаюсь. Сейчас смертники применяют эликсир, способный ненадолго защитить от проклятия. Нужно всего-то проглотить несколько капель, — доставая из котомки склянку с мутной жидкостью, солгал Пол-лица.

— Впервые слышу о таком. Много легковерных простаков уже траванулось им? Пусть прежде его отведают слуги, — брезгливо проговорил барон, щурясь от закатного солнца, заглянувшего в распахнутые стражей окна.

— Эликсира хватит лишь для вас. Не волнуйтесь, он совершенно безвреден. Правда, пить его должно уже после появления проклятия. Иначе крепость оберега может ослабнуть, — с чрезвычайно важной миной плел Пол-лица.

— Час от часу не легче. А если проклятие сумеет подобраться ко мне раньше, чем я хлебну этой твоей отравы?! — нахмурившись, вознегодовал барон.

— Ну я же буду рядом. А вот всех посторонних надобно отослать для пущей безопасности. Посмертия частенько принимают обличье самых доверенных людей, — перелезая через баррикаду из столов, заметил Пол-лица.

— Стража будет при мне. Наедине с тобой я не останусь, — отрезал барон, недобро наблюдая за пятившимся к двери сыном.

— Воля ваша. Тогда с большим тщанием стану присматривать за стражей и уповать на удачу, — присаживаясь на свободный стул, развел руками Пол-лица.

— А проклятие не следует как-то призвать? — недоуменно взирая на расслабленную позу смертника, вопросил барон.

— Само пожалует. Учует длительное присутствие смертника в замке и непременно захочет вас проведать, — широко зевнув, заверил Пол-лица.

Солнце успело прокатиться по растрескавшимся зубцам крепостной стены и благополучно потонуть в объятьях багряного горизонта, а в покоях по-прежнему не происходило ничего увлекательного. Разве что измаявшийся Савва перебрался с жесткого стола на волчью шкуру, разостланную возле

камина.

— Как-то проклятие не особливо поспешает. Долго еще задницы будем мозолить? — проворчал барон, в очередной раз долив вина в кубок.

— А может, никакого проклятия-то и нет? — утомившись постоянно выглядывать из-за двери, язвительно предположил усач.

— Кого-кого нет?! — вихрем ворвавшись в окно, возгласил припозднившийся летунец. — А ты, барон, значица, опасаешься, что зад затечет?! Не кручинься, сейчас разомнешься.

Подмастерье, пораженно вылупившись на крылатую рыбину, принявшуюся кружить под потолком, неуверенно протянул:

— Так это же ле…

Вскочив со стула, смертник незамедлительно двинул Савву локтем в живот и как ни в чем не бывало досказал:

— Летающее проклятие. Крайне прилипчивая тварь.

В завязавшейся сумятице никому не было дела до согнувшегося в три погибели подмастерья. Барон, позабыв обо всем на свете, вжался в спинку кресла, а перепуганные стражники, плюнув на приказ господина, старались одновременно протиснуться в дверной проем.

— Ну и уродское же проклятие. Ничего гаже за всю жизнь не видывал! Смертник, убери его отсюда, — запричитал барон, закрывая голову руками.

— Да ты тоже не писаный красавец. Иначе бы девки сами искали общества барона. Но они отчего-то предпочитали быть задушенными вместо того чтобы лицезреть твою кривоносую рожу, — оскорбленно прошипел сквозь зубы летунец, хлестнув крылом по лысине старика.

— Сгинь погань! — воинственно гаркнул барон и, схватив канделябр, на удивление сноровисто метнул его в поддельное проклятие.

Ловко уклонившись от трехсвечного снаряда, летунец возмущенно взвыл:

— Ты что творишь?! Мне еще с тобой сквитаться нужно. Не зашиби меня прежде времени.

Барон, очевидно, не внял воззванию рыбины и, дотянувшись до второго канделябра, изготовился к броску. Раздосадованный ролью мишени, летунец решил не испытывать реакцию дважды, стрелой вылетев в окно.

— Смертник, откуда оно проведало о задушенной девушке? Ведь я же никому ни словом не обмолвился о том случае, — не выпуская из рук оплывшего воском оружия, простонал барон.

— Проклятие неразрывно связано с личиной. Оно черпает из нее все знания о деяниях минувших лет, — сбивчиво растолковал Пол-лица. — Но сейчас не время для досужих разговоров. Пора пить эликсир. Проклятие вот-вот вернется.

Смертник поднес к губам барона склянку и, не смотря на немой протест,

вспыхнувший в его округлившихся глазах, насильно влил густую жидкость в рот.

Будто выжидавший этого момента летунец вновь прошмыгнул между

ставень, осыпая старика ворохом угроз:

— Вот и пришел или, вернее сказать, прилетел на крыльях возмездия твой смертный ужас, нечестивый барон! Готовься распрощаться с беспутной жизнью!

Припасенный канделябр тут же был выпущен по крутившейся у баррикады рыбине. Кинувшийся в сторону летунец и на сей раз успешно разминулся со свечным трезубцем, но неудачно зацепил крылом выцветший гобелен. Пытаясь смахнуть с себя неподатливое полотно, изображавшее охоту на свирепого медведя, Лёт, еще больше путаясь в длинной бахроме, рванулся вперед. Траченная молью ткань затрещала и окутанный гобеленом, точно плащом, летунец покатился по полу прямиком в огонь камина. Подпалив медвежий бок, Лёт молниеносно выскочил в центр покоев, волоча за собой полыхавшую тряпку. Наконец, сорвав с хвоста объятый пламенем гобелен, он, обращаясь к замершим за дверью стражникам, заорал:

— Воды! Тащите воды! Чего застыли дурни! Замок ведь сгорит!

Стражники, ошеломленные радением проклятия о чужом хозяйстве, озадаченно поглядели на усача и, только после его одобрительного кивка, побежали прочь.

Не ограничившись паническими призывами, летунец выпорхнул через окно, первым достигнув дворового колодца. Разжившись порожним ведром, он самоотверженно нырнул в темное жерло, и, зачерпнув воды, полетел обратно. С трудом удерживая в зубах скользкую веревку, Лёт кое-как дотянул до задымленной комнаты, без лишних ухищрений опрокинув ношу на занявшуюся волчью шкуру.

Вскоре появились запыхавшиеся стражники, залившие догоравший гобелен и резные ножки стоявшего неподалеку стола.

Когда чад начал рассеиваться, обнаружилось, что проклятие бесследно пропало, словно растаяв в смрадном мареве, но угрозы свои исполнить успело.

В кресле полулежало неподвижное тело барона с раскинутыми в стороны руками.

Остолбеневшие стражники недоверчиво пялились на искаженное гримасой ужаса лицо и тронулись с места, лишь услышав приказ усача, отославшего их за уже не нужной водой.

— Он мертв? — оставшись наедине со смертниками, прошептал средний сын, завороженно всматриваясь в остекленевший глаз старика.

— Без сомнения. Как вы и хотели, я не стал мешать проклятию убивать барона, — бесстрастно подтвердил Пол-лица.

— А что ты дал ему выпить? — с отвращением касаясь груди старика, уточнил усач.

— Обычное вино. Должен же я был придумать какую-нибудь небылицу, чтобы он не заподозрил неладное, — упрятывая пустую склянку в карман, пояснил Пол-лица.

Вдруг усач шарахнулся от побледневшего барона, будто ошпаренный и

испуганно вымолвил:

— Он, кажись, вздохнул, а потом дернул веком.

— После кары проклятия такое случается. К полуночи он замрет навсегда, — беззаботно махнул рукой Пол-лица. — Ну, так как насчет нашего уговора? Я посодействовал кончине барона и полагаясь на ваше обещание, теперь свободен?