Парень стоически претерпел дикую боль пронзившую тело, даже не упав на колени. Отерев полившиеся из глаз слезы, он хрипло задышал и гордо выпятил грудь.

— Молодец. Уж сколько дюжих бугаев каталось у меня под ногами, скуля, как брошенные щенята. А тебе хоть бы хны, — уважительно проговорил Пол-лица. — Теперь намажь кровью из личины вон ту стену.

— Зачем? — скривившись, вымолвил парень.

— Когда нагрянет проклятие, и я велю тебе драпать, ты тоже спросишь зачем? — иронично поинтересовался Пол-лица. — Если жаждешь уцелеть, лучше безропотно мне подчиняйся.

Ненавистно зыркнув на смертника, парень прислонил исполосованную красными струйками кисть к стене и напряженно прислушался.

— Кропи другую, — задумчиво произнес Пол-лица.

Покорно прикоснувшись ослабевшей рукой к кладке на противоположной стороне коридора, парень почувствовал, как подземелье содрогнулось.

— Ну вот. Проклятие почуяло твою кровь, — радостно сообщил Пол-лица.

Будто подтверждая слова смертника, из глубины подземелья донесся трубный гул, и резиденцию тряхануло еще раз.

— Похоже, мы раззадорили его как следует. Пошли назад, пока оно не заявилось сюда, — смахнув с капюшона осыпавшийся с потолка песок, перекричал гул Пол-лица.

Срываясь на бег, борцы с проклятием шустро вернулись к двери, которая на удивление оказалась распахнутой настежь. Жавшийся к косяку

усач, заметив смертников, облегченно выдохнул и заорал:

— Ты что, совсем сдурел? Я просил уничтожить проклятие, а не всю резиденцию!

— А стращал, что дверь нипочем не откроешь. Неужто мы чересчур громко шумим? — саркастически справился Пол-лица, выходя из подземелья.

— Весь дом пляшет. Прекрати это немедленно, — беспокойно глянув на окровавленную руку сына, потребовал усач.

— Как-то настроения нет. Умаялся я, мотаясь между проклятием и правильниками, — скроив жалобную гримасу, отказался Пол-лица.

— Да я тебя на костер… сейчас же… поганец этакий! — брызжа слюной, яростно взревел усач.

— Ну, это вряд ли. У тебя же вроде как осталась всего-то неделя. Другого смертника так быстро в окрестностях Первого города шиш сыщешь. А я без грамоты, дозволяющей мне свободно разгуливать по улицам, больше палец о палец не ударю, — демонстративно убрал руки за спину Пол-лица. — Не обессудь, но на слово я тебе как-то не верю.

Гневно раздувая пухлые щеки, третий правильник уже собирался напуститься на смертника с новым потоком угроз, как вдруг резиденцию сотрясло с необычайной силой. Прикрыв голову от посыпавшейся с потолка штукатурки, он трусливо присел на корточки и произнес:

— Выдам грамоту сразу как исполнишь обещанное.

— Так я ничего и не обещал, — с наигранным изумлением оттопырив нижнюю губу, возразил Пол-лица. — Чеши за бумагой, пока резиденция не обратилась в руины.

Одарив смертника испепеляющим взглядом, усач отлепился от косяка и, опираясь руками о стены, неуклюже побежал на лестницу.

— Ты велел мне мазать подземелье кровью только для того, чтобы разозлить проклятие и понудить отца выправить тебе грамоту? — с трудом удержавшись на ногах после очередного толчка, промолвил побледневший парень.

— Сообразительный. И как ты умудрился напортачить с индульгенцией? — риторически вопросил Пол-лица, стоя посреди помещения, словно наторелый капитан терзаемого штормом парусника.

Пережив еще с дюжину ударов, прыгнувшая лестница вышвырнула к ногам смертников запыхавшегося усача с гусиным пером в зубах. Кинув прямо на пол мятый обрывок бумаги, он бухнулся на колени и, метко плюнув слюнявым пером в чернильницу, изготовился писать.

— Обожди. Куда торопишься? — Пол-лица одернул усача, уже занесшего перо над бумагой. — Я тебе продиктую, чтобы ты ничего не напутал. Корябай значит. Я, третий правильник из Первого города, будучи в здравом уме и твердой памяти, воспрещаю чинить препятствия предъявителю сего. Он действует от моего имени и в угоду дела братства.

— Ну, это уж слишком. Такое кощунство навлечет на меня вечный позор,

— взбрыкнул усач, посадив на уголке грамоты кляксу.

— Не беда, отбояришься как-нибудь. Я же примирился с работой на братство, — отрезал Пол-лица, ловко поймав в воздухе обломок летевшей в чернильницу штукатурки.

Убористо добавив к написанному еще одну строчку, усач буркнул:

— Всё? Доволен?

— Печаточку не забудь шлепнуть, — подсказал Пол-лица.

Не удосужившись снять крупный перстень с пальца, третий правильник расторопно обмакнул его в чернила и оттиснул на бумаге знак зоркого глаза.

Немного подождав, пока каракули усача подсохнут, Пол-лица придирчиво изучил грамоту и, запихнув ее за пазуху, воодушевленно проговорил:

— Вот теперь займемся проклятием. Лёт, взбодри-ка правильников. А то они что-то больно скучные.

Кузнечиком выскочив из бурдюка, летунец устрашающе раскинул мокрые крылья и, ощерив пасть, прошипел:

— Где эти негодники?! Сейчас я их покараю!

Ошарашенно уставившись на свирепое чудище, правильники отпрянули к стене и наперегонки ринулись в темноту подземелья. Добежав за ними до двери, Пол-лица с силой захлопнул ее, а затем проворно запер на засов.

— Откуда оно взялось? Что ты творишь, смертник? А ну, открывай! — метнувшись обратно к выходу, проорал усач.

— Не горлопань, а то еще услышит кто-нибудь. Хотя с такой сумятицей вас еще долго не хватятся, — едва не шваркнувшись на задницу от особенно мощного удара, отметившегося трещиной на потолке, сурово произнес Пол-лица.

— Подлый прохвост! Ты должен был очистить резиденцию от проклятия, а не натравливать его на нас, — бешено прорычал из-за двери усач.

— Так я же очистил. Не сомневайся, увиденное вами проклятие уйдет вместе со мной, — невинным голосом заверил Пол-лица, помогая летунцу влезть в бурдюк.

— Это была какая-то другая тварь. Ты сам болтал, что слепое проклятие не может принять никакое обличье, — укоризненно засопел в щель между косяком и стеной усач.

— О таких тонкостях загодя предупреждать надо. Теперь уж поздно что-то менять. От проклятия я резиденцию избавил. А то оно было или не то — меня не касается, — дотронувшись дверных петель, мгновенно обросших ржавчиной, запротестовал Пол-лица.

— Тебе не выбраться из города. Я расскажу всему братству о твоем побеге, — в отчаянии заколотил по двери кулаками усач.

— И что с тобой сделают братья, когда прознают, кто провез смертников в город, а потом выдал им охранную грамоту? — ехидно поинтересовался Пол- лица, пряча рукоять кинжала и окуляр в потайной кармашек.

— Я готов пойти на костер, лишь бы утянуть тебя за собой, — процедил усач. — Уничтожь слепое проклятие и мы расстанемся полюбовно.

— Да не кручинься ты так. Проклятие угомонится, как только высохнет кровь на стенах. Если, разумеется, твой сынишка не нальет свежую. Посиди спокойно взаперти да поразмысли, что отлучение от братства не такое уж и великое горе. В конце концов, тебе чудесно удавалось изображать купца. Теперь станешь им взаправду, — обнадежил Пол-лица и, не дожидаясь ответа, зашагал к лестнице.

Град ругательств, брошенных вдогонку шельмецу, потонул в грохоте рухнувшей с потолка балки. Стремительно пересчитав ногами ступени, смертники промчались по безлюдному коридору и, кое-как отыскав выход из трескавшейся на глазах резиденции, выскочили во двор.

Повсюду суетились испуганные правильники, выносившие из шатавшегося здания кипы книг, пыльные сундуки, да нехитрые пожитки, наспех прикрытые гобеленами. Двое подозрительных субчиков, торопливо следовавших к воротам, интересовали братьев куда как меньше добра, гибнувшего под проваливавшейся крышей.

Пробившись через скопище зевак, толпившихся перед забором резиденции, смертники завернули на тихую улочку.

— Это уже вторая разоренная резиденция на моем счету. Недурственно, — горделиво похвастался из бурдюка летунец, как только Пол-лица остановился перевести дух в закутке за телегой.

— Куда нам теперь податься-то? Правильники же скоро кинутся за нами в погоню, — простонал Савва, промокнув потный лоб душистым сеном из телеги.