— Я делаю только то, что могу, Майлз, и буду так же поступать в дальнейшем.

— Будь по-моему, — вступила Кэтлин, с заметным раздражением в голосе, — мы бы могли делать больше. Сколько раз я пыталась убедить твоего отца в том, что нам надо вернуться в Америку, что мы должны помогать колонистам по-настоящему.

Майлз очень хорошо знал, на чьей стороне его мать. Знал он и то, что в ней говорит привязанность к дому, к своей Каролине[1], где родился Майлз; эта любовь к родине передалась и сыну.

— Нет, мама, отец прав, — возразил он. — Мы и так справимся. Англия — родина Глинни, не забывай об этом. Моя сестра совсем не помнит нашей усадьбы, наших «Белых дубов». Здесь ее родина, здесь и ее наследство. Если вы решите уехать в Америку, все состояние отца будет конфисковано, он лишится титула, и моя сестра останется без наследства.

— Твоя сестра скучает по тебе и любит тебя так же сильно, как и мы, Майлз, — продолжала настаивать на своем леди Кэтлин, — и она страдает и мучается от того фарса, в который мы превратили свою и ее жизнь.

— Глинни — ребенок, и она не может понять всего. Разве способна девочка оценить в полной мере, чего она лишится, если мы оставим Англию.

— Ты слишком долго пробыл вдали от дома, Майлз, — чуть насмешливо заметил Эрик, — твоя сестра уже не ребенок. Она здорово повзрослела.

Тень легла на лицо Майлза при воспоминании о своей красивой сестричке, так похожей на мать. Десятилетняя разница в возрасте не помешала им испытывать близость, ту особую близость, которая возникает между любящими братом и сестрой.

— Я скоро увижусь с Глинни, — медленно проговорил Майлз и, без улыбки заглянув матери в глаза, добавил: — Хочешь — верь, хочешь — не верь, но отец помогает нам сейчас больше, чем если бы он был в Чарлстоне. Его влияние при дворе… нам чертовски важно, — чуть запнувшись, закончил Майлз.

— Вот уж конечно! — вырвалось у Кэтлин.

Майлз, насупившись, посмотрел на отца. На его памяти мать ни разу не позволяла себе сказать ни одного худого слова об этом сильном и все еще красивом мужчине, которого она так беззаветно любила. Младший Кросс невольно задумался, не дал ли трещину этот столько лет продержавшийся счастливым брак. Эрик понял вопрос в глазах сына и поспешил успокоить его, покачав головой:

— Мы с Кэтлин устали от выходок, которые позволяет себе в последнее время Георг[2]. Он отклоняет любые дельные предложения, прислушиваясь лишь к советам министров, которые думают только о содержимом своих кошельков, мечтая поживиться за счет колоний. Боюсь, мое влияние на короля гораздо меньше, чем принято считать. Быть может, твоя мать права, и нам надо вернуться домой.

— Нет, отец. Я продолжаю считать, что твое место здесь, в Англии. Пока Франция не поможет нам, мы нуждаемся в оружии, том самом, которое ты нам поставляешь. Я знаю, как трудно устраивать все через третьих лиц, но по-другому нельзя ради безопасности не только твоей, но и дела. Именно поэтому тебе лучше бы не появляться здесь собственной персоной.

Тут Майлз вспомнил о женщине, находившейся на борту его корабля, и той опасности, которую она собой представляет. Она знает его имя, и не дай Бог… Не хватало еще, чтобы из-за нее пострадали родители.

— Кстати, вас никто не видел по дороге? Никто не признал в вас герцога и герцогиню Кандлейских?

— К несчастью, видели, — со вздохом признался Эрик. — Контрабанда процветает на этих берегах, и солдаты стараются хоть как-то соблюсти законность. Обыски на каждом шагу. Чтобы не дать обыскать нашу повозку, мне пришлось назвать сержанту свое имя. Я сообщил ему, что везу медикаменты и прочее для военного госпиталя в Бристоле. Не переживай, Майлз, — добавил герцог, заметив, как помрачнел сын. — Все будет хорошо. Прошлой ночью вас приняли всего лишь за банду контрабандистов, и о нашей сегодняшней встрече не знает никто. Да и о какой опасности может идти речь, если никому не известно о твоем присутствии здесь.

У Майлза все перевернулось внутри при мысли о том, в какую он попал переделку. Как только мисс Уайком высадится на берег, она немедленно кинется к властям и все о нем расскажет. Что будет дальше, нетрудно догадаться. Раз о визите лорда Кандлейского на бристольские берега стало известно патрулю, скоро об этом узнает полкоролевства. Останется только сопоставить факты, и уже никому не придет в голову сомневаться, что присутствие отца и сына в одном и том же месте и в одно и то же время не случайное совпадение.

Майлз молча взглянул в сторону «Неистового», а герцогу оставалось только гадать, чем вызвана внезапная пауза в разговоре. Вглядываясь в лицо сына, узнавая в нем себя в молодости, Эрик с гордостью думал о том, что им с Кэтлин есть чем гордиться. Они вырастили прекрасного сына, сильного, способного не только принимать решения, но и претворять их в жизнь, и еще: каким бы риском ни сопровождалась сегодняшняя встреча, она того стоила. Достаточно взглянуть на Кэтлин — она вся светилась от счастья, — чтобы убедиться в этом.

— Пойдем, — сказал, нарушив молчание, Эрик и протянул руку жене.

— Да, пойдем, Майлз, — эхом откликнулась Кэтлин и взяла сына под руку. — Пойдем, проводишь нас до лагеря, погрузка идет быстро, и у нас не много времени.

Майлз взглянул в просветленное лицо матери. Сейчас не место страхам и сомнениям. Позже он будет думать о том, что делать с пресловутой мисс Уайком, а сейчас он должен сполна насладиться каждым мгновением, которые благосклонная судьба дала им провести вместе. Кто знает, когда они встретятся еще и встретятся ли вообще.

Алекс еще раз протерла глаза. Быть может, все увиденное лишь игра лунного зыбкого света? Двое мужчин примерно одного роста и сложения шли навстречу друг другу. Вот они поравнялись, обнялись крепко, по-дружески. Они были похожи, как братья, — оба высокие, стройные, плечистые. Единственное, что резко отличало их друг от друга, — цвет волос: пшенично-палевый у Майлза и темный у его визави. Эти двое, вероятно, были братьями или…

Или Алекс удалось наблюдать встречу… отца и сына!

Алекс заметила серебристые пряди в темных волосах человека, вышедшего навстречу Майлзу. Значит… Значит, она стала свидетельницей теплой встречи между людьми, которых вся Англия считала лютыми врагами. Поверить в это было так же трудно, как и предположить, что ей снится сон.

Алекс, разумеется, не забыла утреннего разговора с капитаном Кроссом, его цинизма, его желчи, его гнева. Теперь она могла лишь восхититься тем великолепным представлением, которое он перед ней разыграл. Ни на секунду ей не пришло в голову усомниться в том, что Майлз испытывает к своим благородным родителям самую настоящую ненависть. Только сейчас она поняла и по достоинству оценила человека, готового казаться негодяем в глазах большинства людей, лишь бы не выдать своего отца, который, не играй Майлз столь безупречно свою роль, был бы, несомненно, уличен в государственной измене и повешен как предатель.

Итак, герцог Кандлейский оказался предателем…

«Предатель, изменник!» — стучало у Алекс в мозгу. Казалось, что волны, ударяясь о борт, повторяют эти слова, не менее Алекс поражаясь увиденному. Сейчас она уже и не знала, как относиться к капитану корабля, у которого оказалась в заложницах. Праведный гнев уступил место растерянности. До сих пор происходящее в Америке никак не касалось ее лично, Александра едва ли давала себе труд поразмыслить над тем, за что борются колонисты. Однако герцога Кандлейского Алекс уважала настолько глубоко, что не сомневалась в его способности отличить плохое от хорошего, и уже один тот факт, что революцию поддерживал такой человек, как он, давал основание полагать, что народ в колониях бьется за правое дело. К тому же Алекс знала о том, что герцогиня выросла в колониях, и желание герцога хранить верность родине своей супруги и земле, на которой им посчастливилось встретиться, было весьма понятным.