Оставалось только поражаться бесшабашности подданных. Так же себя повел на следующий день после казни послов Бонзай Пятый с двумя своими наиближайшими друзьями. Они уселись в огромной пиршественной зале и решили залить свои беды чрезмерной выпивкой.

– Все равно сегодня ничего путного не придумаем! – восклицал один из друзей, наливая своему венценосному приятелю полный кубок крепленого вина. – Так давай просто отпразднуем в узком кругу твою коронацию. Две недели нам для этого вполне хватит. Пей!

И они пили. Очень много пили. Потом вышли в народ. И там продолжили пить с каждым встречным и поперечным. Такое братание с подданными понравилось всем: и самому народу, и его правителю. Настала ночь, и гулянка распространилась на всю столицу. Благо выпивки и желающих хватало. Обычная ночь превратилась во всенародные гуляния. Потом разжигали костры и прыгали через них. Потом танцевали под крепостными стенами при свете факелов и огромных костров. И все это время не прекращали пить. Последнее, что смутно помнил Бонзай Пятый, это грубый толчок женской руки ему в грудь да произнесенные с пьяным иканием слова:

– Да иди ты… извращенец!

Ну, он и пошел, заливаясь слезами от обиды, что никакая женщина его не хочет и вообще он самый паршивый король на всем континенте. Навстречу ему попался вусмерть пьяный мужик, несущий на плечах бурдюк, полный вина, и тот чуть ли не насильно стал требовать указать на виновника, который посмел обидеть такого славного парня. Король изначально обрадовался, решил, что сейчас ту самую девицу разыщут и накажут, и стал с заиканием и мычанием жаловаться. Но когда незнакомец узнал, что все дело в женщине, искать ее не стал, только что сплюнул куда-то в сторону. А потом решительно заявил:

– Все бабы… нехорошие! И связываться с ними – себе дороже! Давай лучше выпьем! Смотри, как удобно, и стаканов не надо.

Кто такие «стаканы», Бонзай не понял, зато, сосредоточив глаза на мужике, увидел, как тот ловко подхватил горловину бурдюка рукой, второй вынул затычку и несколькими большими глотками освежил горло:

– Эх! Хорошее у вас тут винцо! Хоть и не южное, но зато с кислецой и забористое! Бодрит! На!

Молодой король попытался было возмутиться таким панибратством со стороны неизвестного холопа и потребовать положенный по титулу кубок, но как только он решил оглянуться в поисках виночерпия, как ощутил горловину бурдюка у себя во рту. Ничего не оставалось делать, как и самому несколько раз от души глотнуть. Вино и в самом деле было одно из лучших и редких в королевстве – далийское. Только в одной маленькой долине рос тот мелкий черный виноград, что шел на приготовление этого знаменитого вина. Поставки шли только в королевский дворец, по личному заказу некоторых министров, да в парочку самых фешенебельных постоялых дворов. Поэтому Бонзай сильно удивился, сразу забыв о неуважении к своей персоне:

– И г-где ты целый бу-бурдюк прикупил? Незнакомец ответил с похожим заиканием:

– М-места надо знать! А что, хорошо пошло? Давай тогда еще п-по одной…

И они выпили еще. Потому что далийское вначале здорово бодрит. Потом обнялись за плечи и пошли куда глаза глядят, благо луна светила от всей души и дорогу между невысоких деревьев заметить было легко. Потом останавливались и пили, между тостами обсуждая женскую непредсказуемость, изменчивость и бесстыдство. Затем снова шли, пели, пили, плевались при воспоминании о женщинах…

Дальше король помнил лишь жуткое головокружение и свои безуспешные попытки подняться с четверенек.

Проснулся он, стуча зубами от холода, в гуще рассветного тумана, где-то в незнакомом густом лесу. Кое-как разогревшись интенсивной гимнастикой, он ухватился за раскалывающуюся голову и попытался позвать хоть кого-нибудь:

– Ау… Отзовитесь…

Никто, естественно, не отзывался, так как крик скорее походил на испуганный шепот. Умывшись обильной росой, уже более окрепшим голосом потерявшийся король продолжил кричать все громче и громче. Но вместо давно ожидаемых восторженных криков благодарного народа до Бонзая донеслось злобное рычание, а когда он окончательно расширил испуганные глаза, то различил в тумане две огромные волчьи фигуры.

– Вот и отпраздновали две недели, – пробормотал король, вынимая чудом не потерявшийся кинжал из ножен и дрожащей с похмелья рукой вытягивая оружие перед собой. – А ведь так здорово вчера все начиналось. Да и потом славно повеселились… Какая же собака меня в лес вытолкала?

При этом он сделал шаг назад – и подпрыгнул от неожиданности, услышав резкий вскрик:

– Твою мать! Ты мне руку растоптал!

Не сводя взгляда с примолкших волков, которые радостно переглядывались от удвоившегося количества пищи, Бонзай пощупал рукой сзади себя и наткнулся на чью-то спутанную шевелюру. Тут же раздались новые возгласы недовольства:

– Да ты совсем очумел?! То орешь ни свет ни заря, то прямо по мне как слон топчешься, а теперь еще и глаз выколоть норовишь!

Король сделал пару шагов в сторону, и теперь в поле его зрения попал мужчина с опухшим после знатной попойки лицом. Лет на десять старше короля, в отличных сапогах и в теплом не по сезону овчинном полушубке. Теперь стал понятен его безмятежный сон: в такой одежке не замерзнешь. Руками мужчина долго шарил под раскиданным в траве хворостом – и вдруг завопил во всю свою луженую глотку:

– Вот! Вот он! Нашелся, родимый!

От этого крика даже волки испуганно попятились. И уже в следующий момент незнакомец со страстным причмокиванием поглощал остатки жидкости из винного бурдюка. Вначале закрытые от непередаваемого блаженства глаза на пятом глотке постепенно раскрылись, и в поле их зрения попал Бонзай с дико косящими глазами: он и от незнакомца не мог оторвать взгляд, но и волков оставить без внимания не рискнул. Примерно на десятом глотке до незнакомца что-то стало доходить. Он перестал пить, взболтнул емкость и с покаянным видом протянул застывшему с ножом в руке собутыльнику:

– Извини, сразу не сообразил… Но там еще и тебе похмелиться хватит.

Молодой правитель попытался сказать об опасности, но из пересохшего горла вырвался только хрип. Он болезненно пытался выдавить у себя во рту хоть пару капель слюны, фыркая и покашливая, но, кажется, мужик его понял по-своему. Довольно легко поднявшись на ноги, он задрал дно бурдюка кверху, а горловину довольно бесцеремонно вставил своему собутыльнику прямо в рот. Тому страшно хотелось пить, поэтому он буквально высосал остатки вина. Мгновенного просветления не наступило, зато теперь он мог говорить:

– Волки!

И с удовлетворением заметил, что мужика в тулупе проняло. Тот бешено заметался взглядом по окрестностям, рука метнулась за пазуху, а губы зашептали:

– Волки? Откуда здесь волки? – Зрачки его изрядно расширились при виде двух хищников, которые с полным спокойствием уселись на хвосты, будто огромные собаки.

– Что значит «откуда»? Они здесь всегда живут… И медведи… Правда, не так близко от Вельги…

– Да что ты несешь? Вельга – это столица… ну этого королевства… как его…

– Королевства Ягонов! – подбоченился Бонзай левой рукой, а правой так и продолжая направлять острие кинжала в сторону волков.

– Не может быть! – возмутился незнакомец, вновь продолжив озираться по сторонам. – Я ведь вчера оттуда ушел!

Теперь уже коронованному правителю стало обидно за свое королевство. Ну никак оно не подходило своими размерами для того, чтобы выйти из него за один день, да еще тихим шагом по ночной дороге – и вдрабадан пьяным. Здесь как раз подошел грозный, рычащий голос.

– Да ты никак мое королевство совсем не уважаешь?

Обладатель тулупа покосился на внушительный кинжал, рукоять которого была украшена большим изумрудом, и на всякий случай сделал несколько шагов в сторону. Но руку из-за пазухи так и не вынул:

– Не, королевство мне нравится, хоть я и не знал, что тут все такие патриоты. Просто ты меня не так понял. Я хотел сказать… вернее, признаться, что еще вчера я как бы… хм, убраться отсюда собрался… Только…