Вирджиния отпустила Беверли, отошла от нее и закрыла глаза. Повернулась, открыла глаза и некоторое время молча наблюдала за тем, как тихо падает снег на аллеи Средне-Западного университета.

Беверли громко стонала и мерила шагами по диаметру круглую клумбу, тяжело дыша и сокрушенно качая головой.

– Он практически был у нас в руках… Он был один… Вирджиния молча начала застегивать пальто. Пояс она решила не завязывать, чтобы не подчеркивать талию.

– А кстати, что там такое произошло? – спросила Беверли, по-прежнему качая головой и вращая глазами.

– Я знаю эту женщину, – ответила Вирджиния. И по непонятной причине добавила: – Однажды она меня поцеловала.

– Она вас поцеловала?

– Ну да. Мы были у нее дома, и она… в общем, она меня поцеловала.

Беверли наклонилась, чтобы поднять свой плащ. Вокруг падал мокрый тяжелый снег.

– Я ее в ответ не поцеловала, – сказала Вирджиния и поспешила добавить: – В этом, естественно, не было ничего дурного.

– Целуйте, кого вам захочется. Меня подобные вещи не интересуют. – Беверли накинула плащ и ловким движением продела руки в рукава. – Но она вас сейчас не узнала?

– Нет. Думаю, что нет. Мы не виделись года четыре. – Вирджиния искала взглядом глаза Беверли. – Извините меня.

Беверли покачала головой и взмахнула руками.

– Наверное, вы все-таки правы. Карсвелл только что стал центром всеобщего внимания. А это значит, что он в каком-то смысле достиг того, к чему стремился. Но сейчас он будет особенно внимателен ко всему. Он настороже. Он никому не позволит подойти к нему слишком близко.

Беверли повернулась к Вирджинии.

– Если бы мы предложили ему наш текст с рунами сейчас и он не взял бы его, мы бы выдали себя, и другого шанса нам бы уже не представилось.

Женщины обменялись понимающими взглядами и отвернулись друг от друга. Вирджиния стала смотреть себе под ноги, а Беверли – куда-то вдаль, в конец занесенных снегом аллей.

– Ну что ж, – вздохнула Беверли. – Тогда пойдем искать этого маленького подонка.

Вирджиния выпрямилась и поправила галстук. Она предложила руку Беверли, и та приняла ее. Вместе они направились вниз по ступенькам, оставляя в снегу за собой две пары следов.

Оставшуюся часть дня они провели в поисках Карсвелла, но его нигде не было. Они тщательно просмотрели программу конференции и посетили все запланированные мероприятия, появились на всех семинарах и секциях. Однако большая часть мероприятий оказалась сорванной из-за катастрофы, случившейся на открытии. Некоторые аудитории пустовали, стулья в них были повалены, словно там произошла серьезная стычка между участниками. В других Беверли с Вирджинией наталкивались на горячий спор по поводу плаката конференции, а председатель секции и участники запланированной дискуссии либо присоединялись к спорящим, либо сидели молча и в полнейшей растерянности наблюдали за происходящим, либо удалялись, с демонстративным возмущением засунув в портфель никому не нужный текст своего доклада.

Несколько профессоров, хорошо знавших Вирджинию, проходили мимо, не обращая на нее ни малейшего внимания. 'Ото было следствием не только ее умелой маскировки, но и всеобщей растерянности, царившей в кулуарах конференции. Переходя центральную площадь кампуса, они столкнулись с самим Грегори Эйком, за которым мрачным шлейфом следовали возмущенные студенты и аспиранты – он напоминал оскандалившегося политика с толпой преследующих его папарацци. Не хватало только жужжания камер и мелькания микрофонов. Все студенты говорили одновременно, а Эйк скользил между ними с изможденным лицом и ввалившимися глазами, словно зомби, храня гробовое молчание. Единственный, кто, кроме Эйка, хранил молчание в этой толпе, была та самая черноволосая смуглая женщина, которая и стала причиной краха конференции. Она вела профессора за руку, словно гордая партизанка, сопровождающая сбитого летчика и спасающая его от гнева местных жителей.

В аудитории, где была запланирована работа последней на тот день секции, они обнаружили одинокого молодого физика, который должен был представлять доклад по гавайской астрономии «Восхождение Плеяд: Космический рок капитана Кука». В аннотации к его докладу указывалось, что сведения, представленные в работе, дают ключ к разгадке запутанной истории с гибелью Кука. Он пришел задолго до начала, чтобы с помощью множества разноцветных мелков начертить на доске элегантную иллюстрацию к своей теории. На графике он показал дневное восхождение Плеяд на Мауна-Лоа в течение всего ноября 1779 года.

К тому времени когда Вирджиния и Беверли зашли в аудиторию, он уже утратил всякую надежду и сидел на краю преподавательского стола, опустив плечи, развязав галстук и болтая ногами. Единственным человеком, пожелавшим услышать его доклад, была пожилая дама в пальто из ламы. Она сидела в первом ряду прямо перед докладчиком, положив сумочку на колени. Когда в аудиторию вошли Вирджиния и Беверли, молодой человек даже не поднял голову, зато пожилая дама возбужденно заерзала на стуле и стала радостно им улыбаться.

– Посмотри, дорогой! – воскликнула она. – Я же тебе говорила, что кто-нибудь придет!

– Мама, пожалуйста… – ответил молодой человек, и Вирджиния с Беверли шмыгнули в дверь и поспешили удалиться.

В конце концов им пришлось уйти из кампуса и начать обследовать Мичиган-авеню, заглядывая в поисках Карсвелла в тамошние кафе, рестораны и бары. Все было абсолютно безуспешно. Они попробовали поискать его в книжных магазинах, которые помнила Вирджиния, в магазинах, торговавших ноной литературой, и в букинистических. У Беверли вдруг появилась странная идея, что они могут наткнуться на него в одном из этих магазинов. Он будет покупать там стопку книг, чтобы отправить их в Техас. И когда что-нибудь отвлечет Карсвелла, им удастся сунуть листок с рунами в один из томов, а затем вручить ему книгу.

– Я вздохну спокойно, только когда суну их в руки проклятому ублюдку, – призналась Вирджиния.

Подобно сыщикам, они заглядывали украдкой в залитые флюоресцентным светом супермаркеты, осторожно пробирались среди забитых книгами ветхих полок букинистических лавок, пахнущих пылью и плесенью, внимательно всматривались в затененные громадами стеллажей узкие проходы, где бродили подозрительного вида мужчины в темных пальто. Но нигде не видели Виктора Карсвелла.

С наступлением сумерек Вирджиния и Беверли оказались в расположенном неподалеку от кампуса очаровательном, хорошо освещенном академического вида книжном магазине с паркетным полом и прекрасными книжными полками ручной работы. Здесь должна была проходить традиционная встреча с авторами продаваемых книг и раздача автографов. Взволнованные участники конференции кучками собирались в проходах между стеллажами и заполняли все укромные уголки магазина, в который уже раз подробно пересказывая друг другу события сегодняшнего утра, как когда-то те, кто оказался поблизости от места убийства Джона Кеннеди. В зале звучала ненавязчивая гитарная музыка, посетители пили бесплатное вино, жадно хпатали с подносов крекеры и сыр. За происходящим мрачно наблюдал владелец магазина, румяный канадец с хвостом рано поседевших волос. События конференции и сплетни, распространяемые по их поводу, привели его в полнейшее замешательство, и он уже предавался унынию по поводу того, что покупать, сегодня явно ничего не будут, хотя и старался не демонстрировать своей меланхолии посетителям.

Никто из приглашенных авторов не появился, и стол так и остался заваленным их книгами; «Барбекю из бога: смерть йоркширца» Броди, «Обед из капитана: йоркширский пудинг из колонизатора» Тулафейла и последнее творение Грегори Эйка «Переоценка Воскресения: миф о человеческих жертвоприношениях». На преданный забвению стол бросали использованные салфетки, недоеденные крекеры и пустые пластиковые стаканчики.

Вирджиния и Беверли расстались сразу же, как только стало понятно, что Карсвелла там тоже нет. Они разошлись по разным углам магазина. Беверли разулась и села на пуфик неподалеку от входа, поставив перед собой картонную тарелку с горкой разных нехитрых закусок. Она сама делала маленькие бутерброды из крекеров и квадратиков швейцарского сыра и одним глотком уничтожала по целому такому бутерброду, задумчиво уставившись куда-то вдаль. В противоположном конце магазина, отделенная от Беверли бормочущей и смеющейся толпой взволнованных и слегка истеричных ученых, Вирджиния уединилась в секции книг о кино. Ее взгляд блуждал по корешкам классических сценариев, биографиям режиссеров, прославившихся своим бунтарством, исследованиям жутких триллеров и римейков старинных вестернов.