– Сегодня у меня последний рабочий день, мэм, – сказал он, – не ссудите ли мне небольшое вспомоществование?

– Отвяжись! – крикнула она, проходя к автобусной остановке, и вслед ей поднялся громкий хор хриплых голосов всего этого сброда, собравшегося у нагретой солнцем стены: «Ого-го, телка!»

К счастью, к остановке уже подходил ее автобус, Вирджиния вспрыгнула на подножку и показала водителю проездной билет. Водитель, не удостоив билет и Вирджинию взглядом, еще больше навалился на руль голой грудью – рубашка у него была расстегнута до самого живота. Кондиционер в автобусе работал с такой силой, что создавалось впечатление, будто из техасской жары она попала на северный полюс. Вирджиния села рядом с дверью, где хотя бы время от времени ее обдавало порывами горячего воздуха с улицы. Кроме водителя и Вирджинии, в автобусе никого не было, что показалось ей довольно странным даже для середины жаркого августовского дня.

Водитель тяжело вздохнул, и автобус со скрежетом и шипением рванулся вперед. Шофер с любопытством взглянул в панорамное зеркало на свою единственную пассажирку.

– Извини, дорогуша, жара, ничего не поделаешь, – протянул он густым басом.

Вирджиния улыбнулась, но ничего не сказала в ответ. О чем он? В автобусе царила температура рефрижератора. Ежась от холода и комкая в руках статью, Вирджиния прислонилась виском к окну и стала сквозь тонированное стекло наблюдать за тем, как мимо проносится бульвар.

Техасская идиллия закончена. Она и так длилась гораздо дольше, чем положено идиллии.

Когда автобус остановился на светофоре, Вирджиния услышала, как снова тяжело вздохнул водитель. Она подняла глаза и, к своему удивлению, обнаружила, что с него градом катится пот – тонкая его струйка бежала от волос к густым бачкам шофера в стиле «рокабилли».

Он снова бросил на нее взгляд в зеркало.

– Жаль, не могу устроить для вас сквознячок, мэм, – вновь протянул он уже громче, – у нас ведь строго контролируемое состояние среды внутри салона.

– Простите, не поняла, – откликнулась Вирджиния.

– Это у нас так принято говорить. Что в переводе на нормальный язык значит: мы не имеем права открывать окна, – пояснил водитель. Зажегся зеленый свет, и автобус снова рванулся вперед. – Вы уж извините меня за то, что кондиционер не работает.

Вирджиния в полнейшем изумлении взглянула на водителя. В автобусе было настолько холодно, что кожа у нее покрылась мурашками.

Наконец автобус подъехал к остановке на Крокетт-авеню, и она нажала кнопку звонка. Водитель затормозил у тротуара. Вирджиния поспешила вниз по ступенькам, радостно встречая волну жары, сразу же охватившей ее на улице.

Какая-то женщина протиснулась мимо нее в салон, и Вирджиния, отходя, обратила внимание на яркий рекламный щит, висевший на автобусе: большой желтый квадрат с мелкими синими буковками в середине. Квадрат был настолько ярок, что Вирджиния с удивлением подумала, как она ухитрилась его не заметить, садясь в автобус. С другой стороны, надпись внутри желтого квадрата была настолько мелкой, что практически не читалась даже с небольшого расстояния. Чтобы что-то в ней разобрать, нужно было стоять в нескольких дюймах от автобуса. Весьма странный способ рекламы, подумала Вирджиния. Она бросила взгляд в сторону водителя и новой пассажирки, неуклюже пробиравшейся по салону, и решила вернуться к автобусу, чтобы прочесть надпись. Четкими темно-синими буквами на широком ярко-желтом фоне было выведено следующее:

Как жутко, подумала Вирджиния.

Дверь со стуком закрылась, заскрежетали тормоза, и, не зная, зачем она это делает, Вирджиния стала стучать кулаком по дверце автобуса, чтобы задержать его. Автобус затормозил, откатившись немного назад, и Вирджиния засеменила к кабине водителя. Тот открыл дверцу и сердито повернулся.

– Вам известно что-нибудь об объявлении на вашем автобусе? – спросила она.

– Я только водитель, дорогуша, – ответил шофер и протянул руку, чтобы закрыть дверцу.

Вирджиния поставила ногу на ступеньку.

– Скажите, пожалуйста, где я могу навести справки?

– Позвоните в Управление перевозками. Может, там вам что-нибудь и скажут, – ответил водитель. – Сойдите, пожалуйста, с подножки.

Вирджиния похлопала по карману своего легкого летнего платьица в поисках ручки, потом подняла голову и одарила шофера самой очаровательной улыбкой.

– У вас, случайно, не найдется ручки? – спросила она. – Мне надо списать это объявление.

Водитель снова тяжело вздохнул, вытащил из груды всякого барахла на приборном щитке жеваную ручку и протянул ей.

– Спасибо большое! Я всего на секунду.

Она прошла вдоль автобуса, извлекла из-под мышки рукопись и сняла с ручки колпачок. Остановилась перед рекламным щитом и поднесла ручку к бумаге.

Объявления уже не было…

Вирджиния стояла и, изумленно моргая, смотрела на автобус. Вся она сжалась от обжигающего озноба, начавшегося где-то в верхней части спины и быстро распространившегося по всему ее телу. Никаких мелких синих буковок на желтом фоне не было и в помине. Вместо них со стального бока взирало кричаще яркое изображение местного ди-джея, сверкающего зубами размером с игральные карты.

Вирджиния сделала шаг назад и стала оглядывать автобус сверху донизу. Весь рекламный щит был посвящен утреннему шоу названного ди-джея. Огромными оранжевыми буквами на щите было выписано название радиостанции и какой-то идиотский слоган.

Вдруг шум транспорта куда-то исчез, и словно с огромного расстояния Вирджиния услышала голос, зовущий ее. Она сделала еще шаг от автобуса в надежде на то, что надпись проявится на большем расстоянии, как это бывает с очень крупными фотографиями, однако ничего не произошло.

Дверца захлопнулась, вновь раздался звук тормозов, и автобус с грохотом отъехал от остановки. Она удивленно посмотрела ему вслед и засеменила за ним, размахивая ручкой. Водитель не обратил на нее никакого внимания.

Вирджиния стояла на тротуаре, дневная жара согревала ей плечи, вернулся шум транспорта. Она взглянула на ручку в одной руке и на рукопись – в другой и, чтобы не забыть, записала странное исчезнувшее объявление, которое увидела на рекламном щите автобуса.

Поднимаясь в гору от автобусной остановки, Вирджиния успела порядком вспотеть. В доме, маленьком техасском бунгало с жестяной крышей, было душно, поэтому она открыла окна и включила вентилятор, затем швырнула рукопись на рабочий стол и попыталась сразу набрать номер Чипа. Ответил автоответчик его друга Мела – как ни странно, голосом Чипа, – и она повесила трубку, не оставив никакого сообщения. Села за стол, взяла рукопись, осторожно касаясь ее, словно из страха каким-то образом повредить. Посередине оставался след от сгиба. Уголок одной страницы оказался загнут, приоткрыв окончание какого-то слова: «…тел».

Я должна вспомнить, что это за слово, не глядя в текст, подумала Вирджиния. Я же его написала.

Внезапно ею овладело безумное желание узнать пресловутое слово, но Вирджиния почему-то не могла заставить себя открыть страницу. Хотел? Летел? Вертел? Что за слово такое? Вернулось ощущение надругательства, которое она ощутила в кабинете Карсвелла, и дрожь вновь пробежала по ее телу. Рукопись, которую она держала в руках, казалась ей теперь чужим произведением, она утратила право даже смотреть те слова, которые когда-то написала собственной рукой. Единственное, на что была способна Вирджиния в ту минуту, – это тупо уставиться на титульный лист: