– Ох! – Николаи аж задохнулся от услышанного, – а я-то считал себя самым беспардонным циником в Европе.

– При всём уважении, – усмехнулся Распутин, – но по уровню цинизма и природной подлости вам далеко до джентльменов с Даунинг-Стрит и Уайт-холла.

– Я впервые слышу столь уничижительный эпитет в свой адрес, и он меня не оскорбляет, – усмехнулся Николаи, – но вы прекрасно понимаете, что такие документы невозможно найти в кустах или голословно заявить об их существовании. Для успеха операции, требуется встречно-проверяемая информация, поступившая, как минимум из двух независимых источников.

– Это и есть тема для серьёзного, основательного разговора, – кивнул Распутин, – предлагаю для вброса воспользоваться существующей сетью разведывательных структур Британии и Франции. Не подскажете, где и на какой должности у вас трудится молодой и перспективный офицер для поручений Дальберг?

В то самое время, когда Распутин беседовал в Тильзите с Вальтером Николаи, эскадра кайзера завершала сосредоточение на Балтике. Вице-адмирал Хохзеефлоте Эркхард Шмидт стоял, опершись обеими руками о чугунную ограду маяка Хольтенау, и мрачно смотрел на громадину “Байерна”, неторопливо выползающую из кильского шлюза Kaiser-Wilhelm-Kanal. Он специально сошёл на берег с флагмана, линейного крейсера “Мольтке”, чтобы отдохнуть от радиограмм, льющихся щедрым потоком из Главного штаба, с требованиями ускорить марш-бросок к Кенигсбергу, дабы пресечь безобразия неожиданно распоясавшегося русского адмирала Непенина. Шмидта и самого измотала вынужденная необходимость двигаться черепашьим восьмиузловым ходом по стокилометровому каналу, дважды останавливаясь на шлюзование. Но выбора не было. Датскими проливами идти дальше, дольше и опаснее. Поэтому вереница боевых кораблей Хохзеефлоте осторожно, словно нехотя, тянулась стальной гусеницей от устья Эльбы до Кильской бухты, медленно накапливаясь между Holtenau и Friedrichsort.

В том, что спешка нужна лишь при ловле блох, Шмидт лишний разу убедился, когда на подходе к Кильскому каналу столкнулись «Кронпринц» и «Гроссер Курфюрст»[54], так и оставшись в Гельголанде, враз ополовинив бортовой залп третьей эскадры. Корабли четвертой эскадры маневрировали аккуратней, и Шмидт мог рассчитывать на полсотни 305-мм орудий пяти линкоров типа “Кайзер”, на удачно расположенные двадцать орудий главного калибра “Кенига” и “Маркграфа”, и на восемь 380-миллиметровых чудовищ “Байерна”. Перевес над бортовым залпом недомерков Непенина – подавляющий. Пора привести русских варваров к покорности.

Разведчики эскадры – пять лёгких крейсеров “Карлсруэ”, “Нюрнберг”, “Франкфурт”, “Данциг” и флагманский “Кенигсберг” под брейд-вымпелом контр-адмирала Людвига фон Ройтера вышли из Кильской бухты и буравили свинцовые воды Балтики, раскинувшись широким двадцатимильным фронтом от немецкого Ростока до датского Гедсера. Минная флотилия под брейд-вымпелом капитана цур зее Пауля Хейнриха, держащего свой флаг на лёгком крейсере “Эмден”, осталась при линкорах.

Отдельный крейсерский отряд, шестую и восьмую флотилии эсминцев Шмидт решил не дожидаться, чтобы не нервировать Главный штаб, подгоняемый воплями избиваемых Кенигсберга и Мемеля. Операцию требуется начать незамедлительно. Для кораблей Непенина, возомнившего себя морским волком, море у Кенигсберга станет могилой.

Про подводную лодку «Волк» и ее бесстрашного командира Ивана Владимировича Мессера, сына вице-адмирала Владимира Павловича Мессера, на Балтийском флоте слагали легенды. Командир был настоящим морским гусаром, этаким Денисом Давыдовым в тельняшке, храбрым до отчаяния и везучим до изумления. В мае 1916 года “Волк” устроил засаду в Норчепинской бухте на границе со шведскими территориальными водами и на глазах у германских конвойных эсминцев потопил три транспортных парохода – «Геру», «Кольгу» и «Бианку», через месяц – военный транспорт «Дориту». По пути домой экипажу повезло так, что поверишь в ангелов-хранителей. Вблизи родных берегов, следуя точно по фарватеру, вахтенный офицер неожиданно почувствовал сильный удар в корпус лодки. Оглянувшись, он увидел, что в волнах качается немецкая гальваноударная мина с двумя согнутыми "рогами". Та чудом не сработала. Лодка невредимой вернулась на базу.

Принимая во внимание результативность действий команды и удачливость капитана, командир подводной дивизии контр-адмирал Дмитрий Николаевич Вердеревский и командир 1-го дивизиона подводных лодок кавторанг Василий Фёдорович Дудкин разрешили Мессеру самостоятельную свободную охоту. Главные силы дивизии выстраивались эшелонированно между минными полями у Штольпе-банки, на траверсе крохотной гавани Штольпмюнде.[55]

Русские подводники впервые забрались так далеко от своих баз с приказом охотиться на серьезного зверя. “Не отвлекаться на “мелкую дичь”, атаковать линкоры!” – недвусмысленно довел Непенин свое распоряжение на совещании флагманов.

– Знаешь, Саша, – изучая однообразный морской ландшафт и поколдовав над картами, обратился Мессер к старшему офицеру лейтенанту Бахтину, сослуживцу по подлодке “Кайман”, – тут нам делать нечего. Надо идти западнее. Видишь, напротив мыса Аркона наше самое западное минное поле? Встанем между ним и берегом.

– А если спрятаться за минным полем?

– Слишком очевидно. Предполагаю, что у них все наблюдатели будут смотреть в сторону моря. Сыграем нестандартно. Уйдём на мелководье и будем атаковать от берега.

– Рискованно…

– На войне, как на войне. Но если повезёт, если заставим отвернуть от берега, появится шанс загнать их на мины. Риск есть, но попробовать стоит.

“Стоит ли пробовать? – задавал себе вопрос Непенин, пробегая глазами по оперативной карте и свежим телеграммам “из под шпица”, – может свернуть операцию, пока всё идёт хорошо, ограничившись “синицей” удачного набега на побережье, и не ловить “журавля” в сражении линейных флотов с весьма сомнительными шансами на успех? Хотя, почему сомнительными? В теории всё может получиться. Адмирал Шмидт сейчас спешит на помощь Кенигсбергу и Мемелю. Погром, устроенный Балтфлотом, уничтожение портовой инфраструктуры, потопление старых брандвахтенных броненосцев и ликвидация всей системы береговой обороны, удар в тыл сухопутному фронту… Всё это требует отмщения. За короткий световой день Шмидт наверняка прошел Кильским каналом и останавливаться не собирается – вдоль своего берега по знакомым фарватерам ночью тоже можно идти. До Кенигсберга 400 миль, его “кайзерам” экономичным ходом – 30 часов. Но Шмидт экономно не пойдет, будет выжимать всё, что можно, и прибудет в Кенигсберг к рассвету, пройдя мимо завесы из пятнадцати подлодок Вердеревского и сорока эсминцев Кедрова, половина из которых – новейшие турбинные типа "Новик". Расклад сил перед сражением линкоров будет зависеть от результатов ночных атак русских лёгких сил.”

Непенин вновь склонился над картой, пытаясь просчитать реакцию противника на задуманный им манёвр. С приближением немецкой эскадры русские линкоры должны начать отход от Кенигсберга, склоняясь на северо-восток… “Будет ли Шмидт резать угол, идя на сближение? Должен! У него – тройное преимущество по весу бортового залпа, но дальность стрельбы орудий на 15 кабельтовых меньше. Пойдёт на сближение и попадёт на минное поле… А если заподозрит что-то и не пойдет? Тогда надо отступать и вести огонь с предельной дистанции в 120 кабельтовых, не подпуская к себе. Бить фугасами до полного истощения погребов, а дальше…”

Непенин бросил взгляд на радиограммы Морского штаба, предписывающие немедленно вернуть линкоры домой при первом же появлении кораблей Хохзеефлота. Между строк читался гнев за самовольное, несогласованное задействование главных игрушек престола. Но сам император молчал. Прав был Распутин. В случае успешного штурма Либавы – метать гром и молнии самодержцу неуместно. Победителей не судят. Еще и Мемель к царским ногам бросили, захватив и утопив у причальных стенок подлодки кайзера, оперировавшие на Балтике. А раз “святой черт” был прав в одном, скорее всего, сбудется и всё остальное, им предсказанное – бунт на линкорах, пуля в спину… “Нет, уж лучше, как и подобает морскому офицеру…”