— Только не конкау! — с шутливым испугом замотал я головой. — И давай поторопимся, а то я не очень понял про греховодника и лонгвеста.

— Зато я поняла, — кошка перестала мурчать и спрыгнула с рук. — Вот дрянь! Лис потом себе вены перегрызёт, если мы не успеем, правда после того, как магом пообедает. Побежали? Это туда, — она выразительно повела носом в направлении густого кустарника.

Тай:

Терпеть не могу, когда меня лапают без разрешения! Противно! Загрыз бы урода! Но в сетке даже глаза не закрыть. Лежу и смотрю. А смертник гладит, облизывается, лезет, куда не надо. Руки сухие, горячие. Тело против воли отзывается. В голове бедлам. Не-на-ви-жу!

Тубус он снял. А кольцо? На мне или нет? Не пойму.

— Не нервничай, малыш, твой хозяин тоже у меня. И его магические силы на исходе. Странно, что ты всё ещё привязанный, — блондин даже ощупывать меня перестал, задумавшись. — Ну ничего, к вечеру привязка исчезнет. А пока мы просто развлечёмся.

И он стал переворачивать меня лицом в пол. Р-р-р-р!

Татьяна:

Быстренько оглядев окрестности вокруг той дыры, из которой мы вылезли, я поняла, что если не знать, где расположена наша тюрьма, — её и не заметишь: деревянный снизу, сверху люк оказался невысоким ящиком, в котором вполне успешно росла такая же, как и повсюду, травка. Поставь люк на место — и черта лысого найдёшь мерзкую «сокровищницу».

Вход в нужную нам пещеру находился буквально в двух шагах от спуска в «темницу» и замаскирован был ничуть не хуже, но, на наше счастье (а случайно ли? Ну, олень!), приоткрыт. Выложенная камнями и покрытая мхом дверь буквально на сантиметр отошла от импровизированного косяка, но этого хватило, чтобы кошачий нос (мой носик, мой любимый кошачий носик, мама-кошка, какое блаженство! …словно у меня не лапки и хвост, а реальные крылья выросли!) учуял запахи множества оборотней и жилья.

Я бежала по тоннелю внутри горы, метров на десять опережая Ромку, и чутко прислушивалась. Один раз пришлось быстро метнуться ему под ноги, чтобы, замерев за каким-то выступом, переждать, пока по коридору, куда врезался наш отнорок, прошествует троица здешних обитателей. Хорошо, что они спешили и не стали принюхиваться.

Потом мы спокойно миновали ещё несколько ответвлений. Я для себя отметила, что из одного поворота доносился сильный аромат еды, из-за другого — слышался шум множества голосов, смех и бряканье какое-то. Остальные проходы по левой стороне были нежилыми и, судя по всему, вели в тупики.

Следуя подсказкам Эбрагема, мы трижды повернули направо и оказались в более облагороженной части катакомб. Пол здесь был ровнее, стены претендовали на звание декорированных, а вонь чужой магии разила угрозой. Сделав ещё несколько шагов, мы уткнулись в закрытую дверь, из-за которой фонило… чернобуркой! Там была наша дурная лисятина, и он ужасно злился!

Открывать дверь мы не рискнули, поскольку этот идиот в помещении был не один. Но чуть в стороне от основного коридора был виден закуток, куда выходило почти взаправдашнее окно. Должно быть, изнутри покои мага максимально напоминают настоящий дом.

Не воспользоваться возможностью для разведки ситуации было бы глупо, поэтому мы подкрались и заглянули в интересующую нас комнату.

Ромэй:

За дверью был маг, сильный маг. А ещё там был лонгвест. Молчащий. Не понимаю, что нужно было сделать с Тайем, чтобы он даже не рычал. Спит он, что ли? Вырубленное в стене окно магически освещало внутреннее убранство и не давало разглядеть нас. А вот нам легко удалось рассмотреть подробности происходящего в комнате-пещере. На полу кверху задом лежал совершенно неподвижный голый Тай в человеческом облике, а над ним склонился мужик. Не уверен, что сильнее меня, но опытнее — точно.

— Не думаю, что я с ним справлюсь, — шепнул я. — Просто ещё не восстановился полностью. Да и в магических поединках многое решает опыт.

— Всё равно надо попробовать! — Таня лихорадочно била хвостом по бокам и дёргала ушами. — Ром! Он же прямо сейчас лиса поимеет!!!

Тай:

Мерзкое чувство. Даже не связанный — парализованный. Есть такие змеи — один укус и ты бревно. Не вздохнуть, не моргнуть, не обернуться. Пока из тебя яд не выйдет. Если свои найдут — хорошо. Нет — так и будешь лежать в лесу. Повезет если не съедят заживо. Страшная смерть.

Сейчас мне было не страшно. Я ненавидел. Ненавидел пальцы, касающиеся моего тела. Ненавидел волосы, гладящие кожу.

— Какой ты красивый, песик… — и смотрит как на собственность.

Р-р-р-р! Каждое прикосновение противно. За один сально-прожигающий взгляд убил бы. И за свою реакцию на него — убил! Сначала меня трясло. От ненависти и невозможности действовать. От того что он трогал меня как хотел и… где хотел! Р-р-р-р!

Самец самца… Противно! Так в стаях унижают, когда хотят сравнять с самкой. Это позор, который с тобой навсегда. Часто на всю жизнь.

Нет, есть самцы, трахающие друг друга. Близнецы часто так делают. Они — пара. Им не надо самку, они все время вместе. Такое в стае не поощряют, но принимают. Особенно если пара сильная.

Но обычно… Обычно это позор. Со мной такого не должно было случиться!

Горячие пальцы на моем теле. Жаркое дыхание. Губы… Только не губами, р-р-р-р! Если сосок трогать пальцами — по телу мурашки и покалывание. Но если касаться губами… Противно и… Р-р-р-р! Тяжесть внизу живота. И боль…

— Бедный малыш возбудился?

Сожру по частям! Буду откусывать и пережевывать. Нет, валять в грязи! Каждый кусок! Да…

— Я даже не ожидал, что ты сдашься так быстро, мой песик, — и языком по соску! Чуть задел, а все тело откликнулось. Особенно внизу… Больно, р-р-р-р! Как будто режет на мелкие кубики. Впивается прямо в член. До искр в глазах больно!

А смертник сжал сосок пальцами и лизнул…

Даже не заорать! Только стонать и могу, р-р-р-р! Беспомощность бесит! Сволочь эту ненавижу!

— Так больно моему песику? — противный голос, как будто и вправду жалеет. Но взгляд выдает. Наслаждается он моей болью, с-с-с…котина!

— Постони еще, малыш. Меня это так заводит! — и снова по соску языком. Один гладит пальцем. Едва касаясь, тварь! Второй лижет языком… Приятно и больно. Как же больно! И…

— Стони, мой песик!

Если сосок сжать ногтями — тоже больно! Но потом… Р-р-р-р! Лучше бы как вчера — ножом в лапу.

И тут смертник лизнул мой член… сам кончик, там где кожа тонкая. Языком лизнул, как самка недавно!

Я застонал и зарычал одновременно. Боль, удовольствие и ненависть! А еще — обида! Я же только недавно узнал, как это приятно. Научил бы самку, пусть не Таню, другую… А теперь у меня перед глазами будет эта улыбающаяся рожа. Не-на-ви-жу!

— Как ты меня заводишь… Дикий, непослушный…

Он вытащил мой член из своей сетки. Боль пропала. Физическая боль. Его пальцы гладили меня, ловко, умело… А я видел недавнее прошлое. Таня и Ромка в лесу. Когда она его оживляет. Точно так же, как меня сейчас… убивали. Странно, вроде не больно — приятно. Телу хорошо. Даже уже слишком хорошо. А внутри — противно, мерзко и… пусто. Как будто я уже умер. Телу горячо от возбуждения, а у меня такое чувство, что я сгорел. Дотла. Весь.

— Сейчас, малыш… Сейчас…

Маг перевернул меня на живот. Раз могу бояться, значит жив? Ненависть пульсировала во мне вместе со страхом. Сейчас… Сейчас меня сравняют с самкой… И что потом? Как я буду… потом?

Татьяна:

У меня мурашки по всей шерсти побежали, подняв её дыбом. Я подобного ещё не видела… Ну в смысле, картинки в интернете — это одно, а свой, почти родной, лис в такой позе, и его глухое, сдавленное рычание, в котором отчётливо проскальзывает отчаяние — я-то слышу кошачьими ушками, — это совсем, совсем другое!

И, главное, что делать-то? Маг, гад такой, не дурак: чернобурку распластал по полу со знанием дела, прижав тускло светящейся сеткой, чтоб тот не рыпался. И штаны с себя стягивает, сволочь! Тай-то уже абсолютно голый…