По прошествии ряда лет вдруг обнаруживается, что древо жизни, так благоухающее в молодости, засохло, ветви обломились и остался голый, зачугунелый Ствол Службы. И ты как на цепи вокруг ходишь. У тебя остался в жизни один интерес. Ты уже в очках и с лысиной; твои «дубы» и погоны, блестящие, с пропеллерами, пуговицы…это же монашеская ряса…ты жрец. Ты читаешь инструкции и руководства, ворчишь на молодых и принимаешь эту работу как должное. Машина захватила тебя в своё время за рукав, затянула в шестерни, больно по ним прокатила несчётное число раз — и ты приспособился своими саднящими вмятинами к её зубьям; ты ещё и удивляешься, что молодёжь возмущается порядками в авиации… эх, ребята, у вас ещё «благоухает»…а рукав-то уже в шестернях…Приспособитесь и вы.

Раз в два дня обязан звонить в план: куда лететь. Всю жизнь на привязи. Так бы заехал дня на три на дачу… нельзя: план. Вот только сегодня был в эскадрилье, узнал, что три дня — не в плане; все равно звони: изменения могут поступить в последнюю минуту.

Дежурный по плану проинструктирован: жёнам — не отвечать. Женщинам — не отвечать. Исключение — только для двух наших уважаемых пилотесс, положивших жизнь на алтарь авиации: Нины Литюшкиной и Тамары Вавиловой. Честь им и хвала, низкий поклон. Они одни только знают, чем им пришлось пожертвовать ради штурвала.

Когда строгие врачи на лётной комиссии придирчиво проверяют робких абитуриентов, придираясь к любой мелочи, они спасают ребят от серьёзных разочарований в зрелом возрасте. Ибо тот, кто вступил на стезю авиации, начал марафон, требующий огромной выносливости.

Нужен трехкратный запас прочности, чтобы организм за двадцать лет не износился до полного списания. Если же человек выдержал на лётной работе тридцать лет, то это делает честь его здоровью — и работе по поддержанию этого здоровья. Ну а те, кто долетал до 60 лет, совершили подвиг. Таких — единицы.

Зато сколько угодно молодых ребят, наживших себе болячки, несовместимые с лётной работой. И больше всего — язвенников. Ночные полёты, ночное обжорство, соления, копчёности, калорийная обильная пища, едва утоляющая постоянный рефлекторный голод, возникающий у лётчика при одном виде штурвала, кофе, курево, водка — все это вкупе со стрессами быстро гробит желудок. Да ещё постоянно сухой, жареный воздух, сухость в горле и обильное, без меры, питьё: минералка, лимонады, соки, эта “ Кока-кола”…

Самое трудное в работе над собой — уберечься от обжорства. А оно ж все такое вкусное: лосось, копчёности, икра, мясное ассорти, горячее блюдо. Пирожное. Кофе. Шоколад… А если полет более четырех часов, то — ещё раз. А по прилёту — в столовую. А днём — сон. А в ночь перед вылетом — плотный ужин. А в полёте — снова обжорство.

А в газетках печатают: ритуалы отхода ко сну… раздельное питание…тьфу.

Потом на годовой медкомиссии начинаются проблемы: с эндокринологом, с гастроскопией, с велоэргометром…

Я пробовал бегать трусцой. После ночного рейса. Хватило ума бросить. Меня лично спасает физический труд на даче: в меру лом, в меру кувалда, в меру лопата. И сумел уберечься от увлечения водкой, хотя — не трезвенник.

Нервы тоже изнашиваются. Но я научился расслабляться, меняя увлечения, хобби. Помогает баня, слесарная мастерская, ведение дневника, музыка. Очень благотворно действует на нервы спокойный, тупой механический труд: копание лопатой, перекладывание досок, кладка кирпича…

Эта книга пишется в рейсах, на подоконниках гостиниц, на полках, вынутых из шкафа и положенных на колени (почему-то считается, что стол в комнате — излишняя роскошь), а то и на положенном на бок кресле. Творчество — важнейший фактор, определяющий долголетие, в частности, и лётное.

Раз уж я профессионал, то должен уметь беречь свой рабочий инструмент — здоровье. Но лётная гигиена — пока гипотетический предмет в высшем лётном образовании, и приходится вариться в собственном соку, изобретая способы восстановления сил после длительного полёта.

Я, например, исповедую старый лозунг моей любимой учительницы: “учите урок на уроке”. Восстанавливайте здоровье в рейсе. Усилил осмотрительность — ослабь её там, где можно. Есть возможность вздремнуть по очереди — на здоровье. Ханжа ужаснётся попранию святынь: как это — лётчик, который должен неусыпно… Ага, неусыпно. Прагматичный капиталист на Западе давно это практикует. Даже в парламенте дремлют, не говоря уже о ведущих авиакомпаниях. Порох, чтобы был надёжным, надо периодически осторожно подсушивать. И в этом — тоже профессионализм. Не надо гореть на работе. Это глупо.

Чукча бежит по тундре сто километров за оленями. Он кладёт периодически руки на маленькое такое коромыслице: чтоб отдыхали. Чукча умный, он знает, что ноги даже в беге устают меньше рук. Да если и устают, деваться все равно некуда, надо бежать. Но руки он по возможности бережёт: надо того оленя ещё арканом поймать; ради этого-то он и бежит.

А как болят ноги в длительном полёте… Деть их совершенно некуда, а хочется отрубить и положить в холодильник, в самую морозилку. Не знаю отчего, но ноги у меня болят всегда, ещё с Ан-2; видать, это как-то связано с нервным напряжением. Уж и так их мостишь между педалей, и эдак, и струю от вентилятора направишь на них, и подожмёшь, и сядешь на ногу… Крутят.

А мочевой пузырь…Попробуй-ка выйти в полёте в туалет: там вечная очередь, и не хватает совести оттолкнуть пассажира… хотя… все мы люди… А надо быстро — и назад за штурвал. Плюнешь и терпишь.

Проблемы кишечника в полёте — вообще особая статья. Мало того, что от безрежимья он иной раз может и взбунтоваться. Надо знать, что можно есть перед полётом, а от чего следует воздержаться: от молока, чёрного хлеба, от богатых клетчаткой фруктов и овощей… Мы стиснуты в кабине плечо к плечу, и надо терпеть, если газы бунтуют в животе.

Это все — изнанка тех позолоченных завитушек. И это самые выразительные примеры, а существует ещё масса мелочей: мёрзнет плечо от близости заиндевелой оконной рамы (за бортом-то под 70 мороза); воет форточка: где-то запала уплотнительная резинка, и воздух вырывается с пением через щель… Если это выслушивать часов пять, то вылезешь из кабины с чугунной головой.

Надо быть готовым лететь в Сочи через Норильск и уметь одеться так, чтобы и не простыть в морозном северном порту, и не тащить с собой шубу на юг.

Надо уметь, вырвавшись из сорокаградусной ташкентской жары, уберечься от простуды, которую можно заработать за час полёта под струёй вентилятора, направленной на потную грудь.

Как уснуть днём перед ночным полётом? Я пользуюсь проверенным способом: плотная еда после хорошей прогулки; усталость надо беречь, лелеять и отдаться ей, улёгшись в постель. Роль семьи тут очень важна: обеспечить отцу отдых. Ну, каждая жена сама лучше знает, как усыпить мужа перед рейсом, — и совсем не так, как Вы подумали: жены лётчиков суеверны… А вот малого ребёнка проконтролировать — искусство. У меня дочь с трех лет бегала и громко предупреждала всех в квартире: “Тише! Папа спит!” И я под этот крик, правда, засыпал…

Как уснуть после тяжёлого ночного рейса? Если организм перевозбуждён, то будешь мыкаться по квартире в идиотском состоянии полдня и все равно потом упадёшь без сил и проснёшься часов в 10 вечера — и ночь снова провертишься.

Лучший, проверенный, но не одобряемый семьёй способ: 150 грамм водки залпом — и чем-нибудь занюхать. И сразу в постель. Проверено: берет через 15 минут, и сон провальный. Но, конечно, злоупотреблять этим способом нельзя. Только если уж очень надо с утра поспать.

Самое тяжёлое — это когда ляжешь в обед, и надо поспать часа два-три и обязательно встать.

Будильник. Где я? Который час? Да когда же он умолкнет?

Ещё две минутки…

Я дома. Раз звенит, надо вставать.

Сердце гулко бьётся в грудной клетке, аж подкидывает всего. В груди жжёт. Горячий пот.

Господи. Умереть бы. Все тело затекло. Дайте поспать ещё! Внутри все вибрирует; какой-то лихорадочный зуд в животе.

Глубоко вдохнуть. Ещё. Ещё. Покой. Покой. Провал.