И все же я устала быть эдакой подушкой для его эмоций, которые он скрывал в себе. Если бы Ирвинг хотя бы со мной говорил, мне было бы легче. Но я жила на грани своих чувств, и того, что скоро они грозили прорваться. Как никогда я была близка к тому, чтобы порвать с ним все наши непонятные отношения. Конечно же, он должен был это чувствовать. Я хотела бы, чтобы он это чувствовал. Я просто устала ждать. И все изменилось, потому что однажды он пришел в мою комнату, и был нежен, был кем-то таким в кого легко влюбиться. Я хотела бы видеть того Ирвинга, быть с ним, и перестать быть тайной его страстью, с которой он не хочет быть рядом.

Я до того устала, что наконец решила порвать отношения с Лукасом, и не начинать их с другими. Мне хотелось нормальных отношений, но нужно дать отдохнуть своему сердцу и измотанному организму от Ирвинга.

Вечером я хотела поговорить и с тем и с другим. Лукас, меня мало заботил, я просто надеялась избавиться от его навязчивого, в последнее время, поведения. А вот разговор с Ирвингом меня пугал, больше чем я могла бы представить. Я была готова к тому, чтобы окончательно завязать с ним. Думаю, меня уже не остановит, даже если он вдруг скажет, что хочет быть со мной. Хотя нет, остановит, если Ирвинг такое скажет, это будет решением всех проблем. Но я не ожидала от него подобного поступка. Он не был готов. По непонятно какой причине он не будет готов еще долго. И я не смогу понять, пока он не будет со мной говорить на тему своего беспокойства. А говорить он не будет, потому что между нами по-прежнему проведена черта. Когда-то я думала, что люди, которые занимаются любовью, должны быть ближе всех на свете друг к другу, но не было в мире более далеких людей, чем я и Ирвинг. Мы чужаки, испытывающие влечение, и отгораживающиеся стеной молчания. Я для него чужая. Может дело в том, что наша страсть такая поглощающая? Она сжигает все и дает ему силы продолжать жить вот так. А я наоборот все время чувствовала, что из меня уходят силы, после каждого такого соития.

Наш доклад шел, а я словно во сне переворачивала листки, показывая карточки с датами, когда об этом говорил Ирвинг. На самом деле смотря на него и слушая, я мысленно прощалась с ним. Это было легче чем я думала, легче чем продолжать жить со всем этим. Ирвинг мельком бросил на меня взгляд и в его глазах таился вопрос. Он не мог понять, что со мной происходит. Я же еще не была готова говорить об этом. Я слабо улыбнулась ему. Вряд ли классу или учителю было понятно, что это могло значить. Мы могли просто подать друг другу знак, что нужно переходить к следующей стадии проекта. Хотя это было не так.

Кроме нас на уроке еще две пары партнеров показали свои проекты, но наш был лучше. Прозвенел звонок, все взялись собираться. Учитель подошел к нам.

— Вы хорошо поработали, ваш проект пока что лучший.

Ирвинг подавил загадочную улыбку, а я постаралась изобразить подобие уважения и внимания, которое должна была чувствовать, но сейчас не могла.

— Это Флекс разыскала всю нужную информацию, — похвалил меня Ирвинг, и что странно я не почувствовала при этом удовольствия. Но ведь должна же была. Я ни в чем уже не могла доверять Ирвингу.

— Теперь мне понятно, как вы распределили роботу. Я рад узнать, что вы сработались, наконец, за столько то времени.

Похлопав меня по плечу мистер Харви пошел к другим ученикам. И тут же еще пару наших одноклассниц выражая восхищение и конечно же не только материалом, а и тем, как Ирвинг его представлял, обступили нашу парту, словно место поклонения. При этом их радостный лепет меня даже не раздражал. Я смогла даже усмехнутся в ответ на несколько их улыбок обращенных ко мне. Оставив на миг свои книги я посмотрела на то как счастливо он улыбается им. Мне он так никогда не улыбался. И никогда не захочет улыбаться. Нужно смотреть правде в глаза — Ирвинг никогда не приблизит меня достаточно близко, как бы того хотелось мне. Он даже сейчас неосознанно отгораживался от меня, когда говорил с девочками. Не специально, и все же болезненно. И ему этого не понять.

Ирвинг даже не отметил, как я смотрю на него. Я тяжело вздохнула и покачала головой — так и было всегда, просто я продолжалась надеяться. Незаметно для него я собралась и ушла, более поспешно, чем нужно. Мне хотелось затеряться ненадолго и обдумать то, что я хочу сказать Ирвингу или скорее то, что нужно сказать. На сердце у меня было тяжело. Сегодня я собиралась разорвать двое отношений, и к тому же вернуть саму себя. Перестать быть роковой Флекс, снова превратится в ледышку, заморозить воспоминания, боль, просто взять себя в руки. А может я и не стану снова превращаться в ледышку. Просто нужно бросить «ширму» Лукаса и найти парня, который мне действительно понравиться. Может не так, как Ирвинг. Но хотя бы больше Лукаса. Кто-то к кому я буду чувствовать симпатию, привязанность. Я даже могу влюбиться в него, если позволю себе. Хотя я точно знала, что, так как я люблю Ирвинга, мне, скорее всего, уже не полюбить. И я не думала об этом с фанатизмом. Совершенно нет. А с горьким болезненным осознанием того, что мои мысли правдивы и жестоки. Я бы и хотела любить его меньше, но этому не бывать. Все уже не может стать просто и ясно, после того, что мы заварили и натворили в своей жизни. Я могла только раскачивать теперь свою лодку, но повернуть ее на обратный путь у меня уже не получалось. Единственное что я действительно могла, так это не кричать на себя и не говорить, что во всем виновата сама. Потому что это не так.

Никем не тронутая, словно остальные понимали, что я глубоко в своих мыслях, я прошла в библиотеку. На улице не было так уж прохладно, но мне вполне хватало и той свежести, что сопровождала меня, чтобы не раскисать. От воздуха я наоборот стала сильнее. Теперь я вполне могла многое выдержать. Или просто потерпеть до вечера.

В библиотеке царил покой и тишина, как избито, и в то же время точно. Все то к чему я стремилась. Возле стойки стояло несколько нетерпеливых учеников, которых я вполне спокойно пропустила вперед, сама же прошла к дальним рядам, подальше от окон и света. И поставив перед собой книгу, просто легла и закрыла глаза, собираясь подумать. Здесь не было шума, только темнота и прохлада, в отличие от душных помещений, нашей школы.

Мне было до тошноты плохо. Виски сдавила тупая боль, желудок скрутило. Все в моем теле восставало против того, чтобы я рассталась с Ирвингом. Но я уже не выдерживала происходящее с нами. Я была живой, я хотела жить, и мне надоела его пустота и ненависть. То, что сначала заставляло меня поступать не так как раньше, быть смелее, раскованнее, теперь вгоняло в депрессию. Когда-то я удивлялась, от чего девушки страдают, когда любят, теперь уже нет. Никакого удивления, одна тупая боль и все та же ненависть. У нас как всегда все просто.

Наверное, я и правда заснула, разбудил меня библиотекарь, и его лицо выражало лишь заботу, а вовсе не злость.

— Флекс, ты доучилась до того, что засыпаешь над книгами, — доброе, немолодое лицо библиотекаря склонилось надо мной. Он жил не так далеко от нас, и был одним из тех, кого отец считал интеллигенцией города. Они часто говорили, хотя папа и старался избегать говорить о книгах — те, которые ему удалось осилить, вряд ли бы читал местный библиотекарь.

— Тебе пора домой.

Я тут же смущенно начала собираться, и глянув на окно, поняла, что проспала не меньше чем 1,5 часа. Мои сборы стали почти лихорадочными. Попрощавшись, я побежала на улицу надеясь встретить Лукаса сразу же после репетиции.

Стемнело, было почти 5 часов вечера, и как назло тренировка по регби как раз закончилась. Завидев выходящих на улицу парней, веселых и еще горячих после игры, я удвоила шаг, стараясь поскорее скрыться из поля их зрения. Было довольно темно, и я надеялась показаться просто одной из младших девчонок, которая спешит домой — в темноте в одинаковых пальто мы мало чем между собой отличались. К тому же я видела и других девочек, выходивших из школы. Мне показалось, что я успела вовремя скрыться среди ближайших деревьев, и тут же с облегчением вздохнула. Скорее всего, он меня не заметил, или не понял что это я.