Пока мы говорили с Рашель, я поняла, что у меня определенно в этот день не было сил наблюдать за Ирвингом и Нен. Я не могла на него смотреть. Я боялась, что чего доброго, не выдержу, вспыхну как бочка фейерверков, и натворю то, о чем потом буду сожалеть. Мне бы не хотелось стать психом города. Просто я нуждалась в отдыхе, так как никогда раньше. И больше всего именно от него.

Через два дня костюмированный бал, и я точно узнаю его, так как буду видеть костюм дома, хотя я бы узнала его в любом другом костюме. Но мне хотелось бы спасение от него. Может даже не видеть его и ничего о нем не слышать. Но постоянно все вокруг лишь о не ми говорили, словно не было в городе больше другой темы, кроме как Ирвинг Етвуд.

Это будет очередной вечер, когда я буду вылавливать его фигуру в толпе других нарядов. Только все более болезненно станет для меня, чем раньше. Веселиться буду через два дня. Сегодня мне было плохо, потому что я посмотрела на наше сумасшествие со стороны. И мне не понравилось то, какой я становилась. Я не задумывалась о чувствах других, когда думала о нас. И это было плохо.

Я не брала машины, когда собиралась к Рашель, потому шла домой пешком, и не позволила ей меня отвозить. Мы жили не слишком уж и далеко друг от друга. Мне казалось ветер, продувает пальто насквозь, будто под ним ничего нет, и я ежилась от холода. Хотя я сама обманывала себя. Меня била дрожь, мне было плохо, и ветер здесь был не при чем. Все такой же ветер, как и все годы, что я жила тут. Я уже привыкла к нему. Дело было в том, что я из последних сил сдерживала в себе слезы. Рашель права, эти отношения могут меня уничтожить. Что же мы с ним творим? Я и раньше задавала себе этот вопрос, но сегодня он стал под таким углом, что игнорировать его я уже не могла.

Стоило мне об этом подумать, когда я поворачивала на дорожку к дому, на меня налетел Ирвинг, чуть не сбив с ног.

— Где ты была, черт возьми? — зло рявкнул он, помогая мне выровнять равновесие. Я подняла голову на него, и застыла, как того хотели его руки. Сложно двигаться когда тебе холодно. И когда тебе не дают двигаться.

— У Рашель, — пожала плечами я, не понимая в чем дело. Его злость сбивала меня с толку, и в то же время, я со злостью на себя осознавала, как рада его видеть. — А что?

Я постаралась придать своему голосу нотки равнодушия, и вполне получилось. Да, видимо на меня так влияла Рашель — внушала в меня самоуважение. Нужно почаще к ней заходить, может тогда и у Ирвинга ко мне выработается уважение.

Ирвинг покачал головой и усмехнулся, слишком неожиданно его настроение изменилось. Он моментально расслабился, его лицо, и поза больше не были такими напряженными, словно он почувствовал огромное облегчение. Такое поведение показалось мне странным.

— Тебя не было вечером с Лукасом… и я решил, что ты нашла кого-то другого…

Эти слова заставили напрячься меня.

— И я изменила Лукасу с этим неизвестным кем-то? — закончила его мысль я, и во мне на миг загорелась искорка иронии. Во всем этом было так много Ирвинга, что мне стало даже почти неуютно возле него. Я снова вспомнила, почему ненавидела его. А так же почему не могла без него. — Да нет, изменяю я лишь с тобой, как ты знаешь.

Я попыталась обойти Ирвинга, но мне это не удалось. Он выставил руку и быстро перехватил меня, потащив за дом. Я начал брыкаться от такого бесцеремонства, но не кричать, не желая привлекать внимание домашних, и тем более соседей.

Чтобы было легче, Ирвинг взял меня на руки. Здесь я уже не стала вырываться. Так легко было положить голову ему на грудь и забыть о той черте, и о том, что я не нужна ему, как бы того не хотела я, или он.

Это все, что я могла с ним — забывать. На большее прав у меня не было.

Он усадил меня на качели девочек, где впрочем, и я проводила свой летний досуг с книгой довольно часто. Но не стал уходить, а застыл надо мной, уперев руки в железные трубки, к которым крепилось сидение, потому я висела в полуподвешеном состоянии. Все что мне оставалось, молча смотреть на него и пытаться разобрать в темноте, какие чувства и мысли мелькают на его лице. Мы так давно не бывали лишь вместе. И теперь находясь рядом с ним, я уже почти забыла о том, как мне надоела глупая игра гордости, одиночества и еще чего-то, что не позволяло Ирвингу быть со мной.

Он все так же не говорил, и я не знала, причина ли в злости. И почему он должен злиться на меня? Конечно, я сама стала играть в глупую игру с ним, но он не останавливал меня, я не спрашивала его и не стала разбираться. Не смотря на все то, что происходило, мы были чужими, потому что не могли решиться на такую близость как разговор

— Ты молчишь, — сказала я, словно это было вопросом, но это было констатацией факта, потому что его молчание угнетало. Почему даже когда мы ссорились, именно его молчание подавляло и пугало меня больше, чем все остальное. Не странно ли? Скорее пугающе

— Не знаю, что тебе сказать. Я все делаю не так, — покачал головой он. Тяжелый вздох, что сопровождал эти слова, заставил меня немного напрячься. О чем таком тяжелом он думал? Хотя, что легкого было в наших странных отношениях? Мне ведь тоже было тяжело. При чем постоянно.

— Так сделай хоть что-то.

— Не могу. Тебе пока что этого не понять.

— Чего мне не понять?

Я соскочила с качели и остановилась так, что лицо Ирвинга зависло прямо над моим. Он смотрел мне прямо в глаза, и конечно же я не видела их цвета сейчас, но вполне могла угадать, как зрачки его глаз расширились.

— Если скажу, ты меня возненавидишь, — глухо заметил он, пряча глаза.

— Я и так тебя ненавижу, — горько отозвалась я, понимая, что вовсе не лгу. Так сильно как его ненавидела я, никто в мире никого другого не ненавидел.

— Пока я был в Ирландии, я думал о тебе.

— Ну и что. Я тоже. Так как ты и сказал, пока я была с Денисом, думала лишь о тебе…

— А я пытался забыть тот поцелуй… просто вычеркнуть его из памяти, как что-то ненужное.

Я втянула в себя воздух и отшатнулась от него, не веря тому, что услышала. Неужели он сказал то, что я услышала? Он не мог,… не мог…. Я стала отходить от него, а Ирвинг стоял все на том же месте, и просто смотрел, как я ухожу. Ему намного легче было отталкивать меня, и причинять мне боль. В этом он был мастером, без сомнений. Я отдавала ему должное, когда не удержалась от слез, и прежде чем уйти, сказала:

— Ты прав… теперь я ненавижу тебя еще сильнее.

Ирвинг улыбнулся. Не удовлетворено, и не цинично, вовсе не так как всегда. Разве можно выразить презрение к себе и покаяние, улыбкой?

Я затерялась в тумане. Не иначе. Как еще можно было назвать то состояние коматоза, в котором я теперь жила? Я проводила вечера с компанией Лукаса, и то, что там так же часто бывал Ирвинг, вдруг потеряло смысл. Я больше не говорила с ним. Я не могла. Я пыталась вычеркивать его из поля своего внимания, когда он появлялся. Просто вычеркивать, словно его нет.

Я не могла видеть его, думать о нем, чувствовать то, что чувствовала. И все же продолжала это делать. Он уничтожал меня. Он и воспоминания. Неожиданно я начала понимать, что была бы действительно рада, если бы с Нен что-то случилось.

Но когда я дожила до костюмированного вечера, мне показалось, я могу пережить все. Лукас стал более настойчивым, намекал на близость, но я еще не до такой степени погрязла в грязной игре с Ирвингом, чтобы отдаться тому, кто мне почти не нравиться. Мои моральные приоритеты пока что были со мной. Все впитать в себя Ирвинг просто не мог. Он стал чем-то большим, чем ненависть, но до смысла моей жизни ему было еще далеко, или слишком близко. Скорее на грани.

На вечере, я была Нимувей, волшебницей озера, возлюбленной Мерлина, Лукас был Элвисом. Еще та пара. А Ирвинг пиратом, с распутной девкой Нен. Я впервые в тот вечер напилась. Для этого мне хватило бокала вина. И честно, не могу понять, какого черта люди топят в спиртном свои горести. Мне это ни чем не помогло, радости я тоже не ощутила, кроме как огромнейшего желания где-нибудь прилечь спать. Голова начала гудеть, в глазах расплывалось. Так как я старалась держаться весь вечер подальше от того места где бывал Ирвинг, мне было почти нормально. Я попросила Лукаса вывести меня на улицу, и там можно было немного расслабиться. И еще я надеялась, что прохладный воздух прогонит хмель из головы. Мне было это необходимо чтобы вернуться домой. Не хотелось бы чтобы родители случайно просекли такой мой внешний вид.