— Зачем? — нахмурившись, прошептала она.

Ей никогда не хотелось ходить с не заплетенными волосами. Слишком о многом они напоминали. Например, о том, как легко ее поймать, стоит только за них ухватиться. Отец именно так и делал.

— Ты будешь ходить в таком виде, как мне угодно. — не желая слушать возражения, Один несколько раз провел ладонью по ее волосам. И если бы Ева не знала его, то могла бы даже подумать, что ему это нравилось. Но, ведь такое невозможно.

— Расслабься, я не собираюсь причинять тебе боль, — проворчал он, недовольный тем, какой напряженной она выглядела. — Вставай.

Ева вскочила с кровати, радуясь свободе. Она не могла сказать почему, но в том, как он гладил ее по голове, в этих прикосновениях чувствовалось что-то иное, отличное от все, что было между ними ранее. Наверное, именно так касались того, кого любили, кем дорожили. Но, для Одина она не была таким человеком. И от этого понимания, ей стало невыносимо больно.

Она поспешно отвернулась, надеясь, что занятый одеждой, он не заметил боль на ее лице. Ему ни к чему это видеть.

Ей не хотелось делать это, но и откладывать разговор и дальше не было смысла. Пока Один в комнате, она должна сделать все, чтобы узнать, какая судьба ждет ее ребенка.

Выпрямившись, до боли в спине, она опустила руки, комкая свое платье. Ей нужно было еще немного времени, чтобы набраться смелости. И тут, будто услышав ее мольбы, в дверь постучали.

Дождавшись разрешения Одина, в комнату зашла невысокая служанка, неся тяжелый поднос прямо к столу. От запаха еды, Ева тяжело сглотнула, голод все сильнее сковывал желудок. Как же сильно она хотела есть. Но без приглашения Одина, она могла только стоять и смотреть на то, как девушка торопливо расставляет наполненные до краев тарелки с мясом и горячей кашей.

Справившись со своей задачей, служанка низко поклонилась Одину, а затем выскочила прочь из комнаты, захлопнув за собой дверь.

Один сел за стол, ожидая, пока Ева присоединится к нему. Но, она стояла, словно застывшая и просто смотрела на тарелки. Ему тут же вспомнилось прошлое утро и слова Лиры, будь она неладна. Неужели, Еву вновь тошнит?

— Ну и что с тобой на этот раз? — у него легко получилось скрыть беспокойство за маской раздражения. Впрочем, как и всегда. — Садись за стол.

Ева едва сдержала стон облегчения, и присела на свое место. Мясо пахло так заманчиво. Удивительно. Прежде, ей не часто приходилось есть что-то, кроме жидкой каши, и она к ней привыкла, а может даже и полюбила. Что нельзя было сказать о мясе.

Но вот в последнее время, ей хотелось вовсе не каши. Она даже смотреть на нее не могла, чтобы не почувствовать тошноту. Только мясо ее и спасало.

Один забыл про свою тарелку, с удивлением глядя на Еву. Сейчас, он, наверное, впервые видел, чтобы она ела с таким аппетитом. Так же, как и он сам, она предпочла мясо каше, хотя еще вчера ее от него воротило. Он сам это видел.

— Полюбила мясо? — насмешливо спросил он, указав ложкой в ее тарелку.

Чувствуя неловкость от того, что так накинулась на еду, да еще и при Одине, она отложила свою ложку, и кивнула ему.

— Спасибо.

Теперь, она точно должна начать тот разговор, которого так боялась.

— Могу я кое-что спросить у вас? — она выпалила свой вопрос так быстро, что даже сама удивилась своей смелости.

Прижавшись к спинке стула, она опасливо смотрела на Одина, ожидая его ответа. Он недовольно посмотрел на нее, но все же ответил.

— Спрашивай.

— Скажите, вы будете обижать его? — она нервно сжала в руках платье, со страхом ожидая, того, что скажет Один.

Он подался вперед, и презрительно прищурился.

— Ты слишком поздно задумалась об этом. Я ведь предоставил тебе возможность выбрать его судьбу? Теперь, он принадлежит мне. И я в праве делать с ним, все, что захочу.

— Это все потому что именно я его мама? Да? Именно поэтому вы так ненавидите его? — Ева едва сдерживала слезы, ей очень тяжело дались эти вопросы, но она понимала, что должна получить на них ответы.

— Ты знала, что я ненавижу тебя. Этого я никогда не скрывал, — его голос был полон насмешки, — И то, что ты беременна, моего отношения к тебе не поменяет.

Неужели, он не понимает, что ее не волнует, то как он относится к ней. Все, что ее заботило, так это только ребенок. Она хотела сказать ему об этом, но он махнул рукой, прерывая ее.

— А может тебе просто не нравится быть моей шлюхой? Решила, что оставишь ребенка и что-то изменится? — он намеренно говорил обидные слова, зная, что они ее заденут.

— Можете делать со мной все, что пожелаете. Но, прошу вас, лишь об одном. Не обижайте ребенка. Он не в чем ни виноват. — его слова причинили ей боль, но она постаралась взять себя в руки.

— На что ты готова ради него? — насмешливо уточнил он, откидываясь на спинку стула.

— На все, — прошептала Ева, умоляюще посмотрев на него, надеясь, что он услышит ее.

— Ты и так принадлежишь мне, — рассмеялся он, пожав плечами, — Все в тебе, мое. Даже ребенок. Так что именно ты можешь мне предложить?

— Верно. Вы все забрали у меня силой, принуждением, угрозами, — она наклонила голову, избегая встречаться с ним взглядом, — Но сейчас, я готова отдать вам это добровольно. Может быть, это все, что у меня осталось. Взамен, я прошу лишь одно. Не обижайте его, не сейчас, ни после того как он родится.

В воздухе повисло тягостное молчание. В том, что он откажется, Ева не сомневалась. Но, она должна была постараться. Должна была сделать хоть что-нибудь. Больше ей предложить нечего.

Один смотрел на побледневшую Еву, впервые не зная, как отреагировать на ее наивные слова. А затем, он задумался. Черт побери, сама того не понимая, она сказала верную вещь. Вот, что его привлекало в ней. Борьба, завоевание.

Как только она станет покорной, его интерес испарится. В этом он был уверен. Он, воин и в его крови всегда жила жажда завоевания.

Усмехнувшись, Один кивнул.

— Согласен.

— Мы точно должны делать все это? — проворчала Глэдис. Стоя на коленях, с мокрой тряпкой в руках, она нехотя выгребала грязь из-под стола, — Раньше, нам такого не приказывали.

— Ты просто привыкла жить в грязи. А господин нет. — насмешливо хмыкнула Мэри, соскребая со стола остатки пищи с утреней трапезы.

Замок уже давно требовал основательной уборки. Грязь, вонь и запустение окружали его жителей. Да что уж говорить, прожив здесь столько лет, Мэри даже не могла вспомнить, когда в последний раз хоть кто-нибудь озаботился мытьем пола, или заменой старой соломы на свежую.

И сегодня, когда господин отдал приказ вычистить весь замок, она была не единственной, кто с радостью бросился исполнять приказ. Работа оказалась тяжелой и изнуряющей, особенно после многих лет запустения.

Глэдис не прекращала ворчать, но ее не слушали. Больше никто ее не боялся, наоборот со смешками обсуждали какой покорной она стала. Кто бы мог подумать, что лишь крепким мужским рукам было по силам перевоспитать такую злобную женщину, как Глэдис. А то, что сегодня, она вместе с остальными девушками работала, лучшего всего доказывало, что мужчина все же добился своего. Как бы Глэдис этому не сопротивлялась.

Едва прислушиваясь к их разговору, Ева с усердием чистила камин. Ей нравилось, что никто ее не трогал, позволяя выполнять работу, так, как она хотела. Никуда не торопясь, просто медленно и методично трудилась. С каждым вычищенным камнем ей представлялась будто прошлая жизнь уходит прочь, забирая с собой любое воспоминание о том времени, когда Гаррик восседал за столом в этом самом главном зале. Будь ее воля, она бы отмыла весь замок, каждый его закоулок.

Она в еще раз провела тряпкой по каминному выступу, а затем поднялась на ноги, чтобы осмотреть дело своих рук. Лишь удостоверившись в том, что камин был в идеальном порядке, она удовлетворенно вздохнула.

— Я унесу, — совершенно внезапно рядом с ней появился Коллум, практически выхватывая из ее рук тяжелое ведро, которое она собиралась унести, — Для тебя оно слишком тяжелое.