В темноте Левка узнал знакомого моряка.

— Товарищ Андрей, нам что делать?

— А вы, орлята, шагай за мной.

Матрос привел мальчиков в узкий и, казалось, бесконечный коридор погреба, слабо освещенный двумя электрическими фонарями. Он остановился у штабеля ящиков и сказал:

— Носите патроны! — А сам побежал в глубь погреба, откуда четыре матроса, согнувшись, выносили большой ящик.

— Винтовки… — начал было Коля.

Левка перебил:

— Кладите мне на спину ящик, а сами несите вдвоем.

— Я тоже справлюсь, — запротестовал Коля.

— А кто тебе подаст его? Да и Сун один не унесет. Живо!

Мальчики стали носить ящики с патронами.

— Так, так, орлята! — подбадривал их Богатырев.

Погрузка продолжалась около часа. Мальчики отнесли на катер двадцать ящиков с патронами и снова побежали в погреб, но в этот момент кто-то громко сказал:

— Шабаш! Уходим!

Последним оставил причал Андрей Богатырев. На прощание он сказал:

— Бегите отсюда что есть духу, орлята! Да смотрите не попадитесь патрулю. Как выйдете за колючую проволоку, так с дороги в чащу и жарьте на мыс Поспелов.

— Знаем. Счастливо вам! — ответил Левка, сбрасывая канат с причальной тумбы.

«Орел» уходил, оставляя на черной воде голубую светящуюся полосу. Вот катер совсем исчез в темноте, только искры из трубы, как светлячки, еще вспыхивали и гасли над морем.

Надо было спешить, но Левка медлил, тщетно стараясь увидеть в последний раз очертания «Орла». Присмиревший Рыжик ткнулся холодным носом в Левкину ладонь. Левка, тряхнув головой, решительно сказал:

— Полный вперед!

— Постой, а как же они мимо бранд-вахты пройдут? — остановил товарищей Коля.

— Там сегодня свои дежурят. — И Левка стал решительно подниматься в гору, которая начиналась сразу возле пристани.

Мерцающие звезды едва виднелись сквозь густую листву. Иногда казалось, что дорогу преграждает непроницаемая стена. Левка смело раздвигал кусты, и опять впереди чернели причудливые очертания деревьев, похожих то на людей, то на сказочных животных. Но вот лес поредел, и земля засветилась.

Сун схватил Левку за локоть.

— Что это?

— Гнилушки! В дубовый лес зашли. Сейчас будет овраг.

Тропа привела к невидимому родничку. Он весело звенел между камнями. У ручья напились, и Левка повел друзей дальше. Теперь он часто останавливался на полянах и по звездам определял направление. Поглощенный своими расчетами, Левка не замечал, как летело время, зато Коле и Суну казалось, что они целую вечность бредут по этому бесконечному лесу, спускаются в овраги, карабкаются на сопки, обдирая до крови лицо и руки.

Наконец Левка сказал:

— Привал, ребята. Ночью нам выходить на берег нельзя. Еще патруль захватит… Здесь как раз сухо — листья. Сун, ложись в середку.

Мальчики легли и тотчас уснули.

Первым проснулся Левка.

— Подъем! — растолкал он Колю и Суна.

Где-то за Русским островом солнце поднялось над океаном и залило золотом все небо. В золото были оправлены сопки, золотом отливали сизые от росы листья. Море тоже стало золотым с голубыми тенями у берегов.

— Ух, как хорошо! — воскликнул Сун.

— В такое утро самый клев, — заметил Коля.

Сун не слышал этого замечания Коли. Пораженный вдруг возникшей у него мыслью, он сказал:

— Так хорошо, а война… Лук-кич уехал… Почему, Левка?

— Дедушка говорил, что все это из-за богатых. Они все захватили: и землю, и воду, и даже солнце от рабочих прячут…

— Корецкие?

— И Корецкие, и мистер Вилка, и Жирбеш… Только теперь кончается их власть.

— Дядюшка Ван Фу тоже так говорит…

В проливе показалась шаланда. Казалось, что она плывет по воздуху, не касаясь воды.

— Вот нам-то ее и надо, — сказал Левка. — Сейчас она сети оставит на пристани, а рыбу в город повезет, — и мальчики стали спускаться к морю.

Когда подошла шаланда, мальчики помогли рыбакам выгрузить и развесить сети для просушки, а затем вместе с ними ушли в город.

В Голубиную падь мальчики добрались только к вечеру, когда из порта возвращались усталые грузчики. Левка, зная суровый нрав старика Воробьева, уговаривал Колю не ходить пока домой.

— Моя мама сходит к вам, расскажет все, как было. Может, и обойдется, — убеждал друга Левка, остановившись посреди улицы напротив Колиного дома.

Коля усмехнулся.

— Обойдется! Плохо ты моего старика знаешь. Когда он разойдется, его даже Наташка унять не может. Бьет чем ни попало. Если бы я ушел от скаутов в форме, то, может, и ничего бы не было. А сейчас, как увидит, что я в твоих штанах и рубашке, скажет: «Разве можно было такое добро бросать, ведь оно денег стоит». Мне здорово попасть должно, зато сразу отделаюсь, а завтра рыбачить пойдем. Хорошо? Ну, я пошел.

Коля решительно шагнул к своему дому, но остановился и, повернувшись в сторону друзей, сказал:

— Если я кричать буду, то вы не думайте, что это от страха. Я не боюсь, только когда кричишь, не так больно.

Левка и Сун не тронулись с места до тех пор, пока за Колей не захлопнулась калитка.

— Крепким парнем становится, настоящим, — наконец, нарушил молчание Левка.

Сун, закрыв глаза, представил себе, как будут наказывать Колю, и, зябко передернув плечами, торопливо проговорил:

— Надо скорей к маме идти, пускай она его отцу скажет, что нельзя бить Колю.

Левкина мать стояла во дворе. Ей было уже известно о побеге моряков к партизанам. Она думала, что Лука Лукич взял ребят с собой, и сейчас, увидев, как Левка по-хозяйски плотно закрывает калитку, кинулась навстречу.

— Не поймают их, родные вы мои? — с тревогой спросила она, обнимая мальчиков.

— «Орла»-то! Что ты, мама! Он сейчас стоит где-нибудь в бухточке, а дедушка с отцом сидят на берегу да покуривают, — успокаивал Левка.

— Дал бы господь! Ведь вас одиннадцать дней никого не было. Я думала, арестовали всех. Третьего дня, — она с опаской посмотрела на склон сопки,

— обыск ведь у нас был. Бумаги какие-то искали. И вчера еще двое были, вроде жандармов. Ребята говорили, что за нашим домом какой-то шпик следит: все вокруг дома бродит.

Из-за дома донеслись знакомые удары.

— Пепа! — воскликнул Левка.

— Выпускать нельзя: как увидит кого из этих, так кидается. Давеча Пепу чуть японцы не подстрелили. Да что же я стою? Поди, вы ничего еще не ели сегодня?

Левка и Сун сильно проголодались. Утром на пути в город рыбаки угостили их вареными ивасями, и с тех пор мальчики ничего не ели. Все же первая их мысль была о друге. Сун толкнул Левку локтем.

— Знаю, — ответил Левка и остановил мать, пошедшую было в дом. — Мам! Мы пока подождем или сами найдем, что поесть, а ты иди скорей к Воробьевым.

— Случилось что?

— Пока ничего. Только Кольку отец сейчас пороть будет за то, что он скаутскую форму бросил и из их лагеря ушел.

— Вот отчаянный! Как же он теперь, голышом?

— Нет, я ему свое дал.

— Ну и хорошо, милый. Побегу сейчас же, и впрямь убьет совсем парня. А вы пока ешьте да собаку-то покормите. — И она, накинув платок на плечи, пошла к Воробьевым.

Прежде чем войти в дом, Левка пошел к пристройке, где томился в заточении Пепа.

— Ты чего, Левка? — спросил Сун, заметив усмешку на губах друга.

— Пусть погуляет.

Выпущенный на волю Пепа, не оглядываясь, помчался к калитке, открыл ее лбом и большими прыжками стал взбираться в гору.

Левка и Сун не успели еще съесть и миски щей, как вернулась мать. По ее довольному лицу было видно, что с Колей все обошлось благополучно. Подсев к столу, она начала рассказывать:

— Прихожу я, а Коля тоже обедает. Сам-то Воробьев, правда, сердитый, а ничего. «Хорошо, — говорит, — что ботинки оставил, есть в чем в школу ходить. А что ушел-то от них, — говорит, — жалеть нечего, нам, рабочим, с господами не по дороге». — И, понизив голос, продолжала: — Воробьев-то тоже сказывал, что наших не догнали, только к обеду хватились.