— Стало быть, сначала выступал француз через переводчика. Он говорил, что на вас, на нас, стало быть, все буржуи поднимаются. Но, дескать, рабочий класс сильней и что французские рабочие не будут воевать против Советов. Ну, а потом Остряков стал отвечать. У всех рабочих, говорит, один путь…

Левка, не дослушав, юркнул под руку грузчика и побежал к сходням крана.

Иван Лукич, взволнованный выступлением на митинге, едва притронулся к обеду.

— Для кого я рыбу сегодня ловил? — сказал Левка, по-отцовски хмуря брови.

— А много поймал? — улыбнулся отец.

Левка рассказал, какой удачной была у него сегодня «рыбалка», и показал книжку Горького.

— Хорошая книга, — похвалил отец и, погладив сына по голове, ушел в машинное отделение.

Левка отправился домой. У портовых мастерских он заметил группу ребят. Это были ученики слесарей, чистильщики котлов, масленщики с портовых буксиров. Среди них стоял паренек в полосатой тельняшке. В руках он держал толстую конторскую книгу.

— Кто это? О чем он? — спросил Левка мальчика в лохмотьях, покрытых жирной котельной сажей.

— Соловьев из комитета. Про Союз молодежи рассказывает. Сейчас записывать будет.

— Теперь вам, ребята, понятно, для чего наш союз? — громко сказал Соловьев.

— Понятно: чтобы на смену большевикам расти и против буржуев! — крикнул Левкин сосед.

— Правильно парень понимает! — поддакнул кто-то.

Соловьев раскрыл толстую конторскую книгу и сказал:

— Ну, ребята, подходи по очереди.

— И мне можно записаться? — спросил Левка у мальчика в лохмотьях.

— А ты не буржуй? — мальчик подозрительно поглядел на Левкину чистую рубаху и штаны с аккуратной заплаткой на левом колене.

— Что ты! Мой отец механиком на кране работает.

— А чего ж ты как в праздник нарядился? Ну уж ладно, только без очереди не лезь. Тебе шляться, а мне котел надо сегодня закончить.

Левка присоединился к очереди и стал наблюдать, как Соловьев, часто слюнявя карандаш, с большими усилиями выводил крупные буквы.

— Так он нас к вечеру не запишет, — сказал Левка соседу.

— А если ты такой грамотный, пойди и подсоби.

Левка подошел к Соловьеву.

— Давайте я буду писать.

— Можешь? — обрадовался Соловьев.

— Могу.

— Ну, бери карандаш. Да смотри, фамилию, имя и отчество пиши там, где «кому и за что уплачено», а год рождения там, где «сумма».

Очередь начала быстро сокращаться. Последним подошел мальчик в лохмотьях — чистильщик котлов.

— Пиши: Иннокентий Пушкарев.

Левка записал, захлопнул книгу и протянул ее Соловьеву:

— Вот и все!

— Передай ребятам, чтобы своего старшего выбрали, а как насчет остальной работы, я потом все расскажу, — сказал Соловьев Кешке Пушкареву.

— Будьте спокойны, выберем, — важно ответил тот.

Левка пошел провожать Соловьева.

Соловьев очень спешил. Он чуть не бегом поднимался к Светланской улице и с видимым удовольствием делился своими успехами:

— У меня, братец мой, вот здесь, — он похлопал ладонью по книге, — чуть не целая дивизия. Это, братец, сила! Хватит вам собак гонять по улицам!

— А что мы будем делать?

— Что делать? Дел, братишка, у нас целый воз и маленькая тележка. — Соловьев шагов десять прошел молча, а затем откровенно признался: — Я и сам еще не знаю, что вы на первых порах делать будете. Но знаю, что ваша ребячья организация почище, чем у скаутов, будет. Думаю я, нужно вам будет помогать большевикам революцию закруглять, а потом коммунизм строить! Как, подходяще?

Левка с восторгом глядел на Соловьева.

Они вышли на Светланскую улицу. К остановке подходил трамвай.

— Такие, брат, дела. Ну, бывай здоров! — Соловьев хлопнул Левку по плечу и помчался к трамваю.

Когда Соловьев вскочил на подножку, Левка вдруг вспомнил, что забыл главное.

— Постойте! Постойте! Товарищ Соловьев! — закричал Левка, бросаясь вслед за трамваем. — Забыл себя записать! Запишите!..

Трамвай набирал скорость. Звон и грохот заглушили ответ Соловьева. Левка разобрал только одно слово: «порт».

«Придется завтра опять в порт идти», — решил Левка и направился к дому, размахивая узелком с дребезжащей посудой.

Левка свернул на Невельскую. Впереди пара монгольских лошадок тянула арбу с бочкой, из которой плескалась вода. Улица была так крута, что лошади не могли прямо подняться по ней и шли зигзагами от одной стороны тротуара к другой. Китаец-водовоз шел позади, изредка пощелкивая кнутом.

Перегнав лошадок, Левка раскрыл книгу и стал читать о бесстрашном Данко. Рассказ настолько захватил его, что он чуть было не наскочил на мальчиков, стоявших посреди дороги. Левка хотел обойти их, но его взгляд встретился с глазами, полными гнева и слез. Левка узнал Суна, который ежедневно привозил в экипаже в гимназию Игоря Корецкого.

Здесь же стоял Игорь Корецкий и еще два скаута: один — незнакомый Левке, щуплый, в очках, другой — лопоухий Гольденштедт. Корецкий держал Суна за ворот рубахи.

— Проходи, что стал! — сказал Корецкий Левке и так рванул Суна к себе, что у того затрещал ворот рубахи.

Левка спрятал книгу за пояс и усмехнулся:

— Трое на одного, сразу видно, что скауты.

— Ты еще поговори! И тебе то же будет! — сказал Гольденштедт, не поворачивая головы.

Левка презрительно посмотрел на его толстую шею и оттопыренные уши и решительно оттолкнул скаута от Суна.

Гольденштедт чуть не упал, запнувшись за булыжник.

— Тебя, наверное, давно не били? — сказал он, подходя к Левке и подмигивая Корецкому. — Дай ему, Игорь, а не то я за него возьмусь.

— Сейчас я его отшлифую, — сказал Игорь, — у меня с ним старые счеты. — Состроив свирепую гримасу, пригнувшись, Корецкий занес руку. — Я сейчас разделаюсь с тобой, как повар с картошкой.

Левка молчал, оценивая силы врага.

Корецкого Левка знал как труса. Скаут в очках, по его мнению, тоже немногого стоил. Всех сильнее и опасней был лопоухий. Сун следил за своим спасителем, готовый кинуться ему на помощь.

Левка применил хитрый маневр. Он сделал вид, что хочет напасть на лопоухого, а когда тот подался назад, быстро обернулся и ударил Корецкого. Затем он бросился на лопоухого и нанес ему головой в живот такой удар, что тот упал на мостовую. Сун обезвредил третьего противника, ловко сбив с его носа очки. Скаут опустился на четвереньки и в поисках очков стал шарить по пыльной мостовой.

Левка опять было кинулся на Корецкого, но Сун крикнул:

— Еще бегут!

От Светланской к скаутам шла подмога.

— За мной! — Левка увернулся от удара лопоухого и припустился бежать.

Сун не отставал. Сердце Левки наполнилось радостью победы. Левку не огорчало отступление: ведь врагу в этом коротком бою был нанесен сокрушительный удар, да и теперь противник терпел поражение в беге на длинную дистанцию.

…Погоня осталась далеко позади.

Возбужденные, запыхавшиеся, Левка и Сун сидели на крутом склоне Орлиного гнезда. Сопка господствовала над городом. Аккуратные квадратики кварталов, опушенные зеленью, сбегали по склонам сопок к берегам бухты Золотой Рог и Амурскому заливу.

Левка показал вниз на бухту, похожую на кусок голубого неба. Там среди маленьких, как мошки, китайских лодок — юли-юли, громоздких торговых судов, хищно вытянутых эсминцев, что застыли на рейде рядом с большим серым утюгом — тяжелым японским крейсером, двигался за маленьким челноком квадрат с длинным хоботом.

— На этом кране мой отец работает. Его «Орел» на буксире тянет. А на «Орле» мой дедушка ходит, — с гордостью сказал Суну Левка и спросил: — А твой отец где работает?

Сун покачал головой:

— У меня нет отца.

— Умер?

— Да.

— А мама?

Сун опустил голову.

— Дела… — сказал Левка. — Что же ты, один живешь?

— У Корецких я живу… Худо живу… — Сун побледнел и, покачнувшись, чуть не скатился вниз.

Левка поддержал его:

— Ты что, заболел?

— Нет. Устал…

Левка стал торопливо развязывать узелок. В узелке была чашка с остатками жареной рыбы и кусок черного хлеба.