И мы, смеясь и корча нелепые гримасы, хватали мелодию руками и ртами. Кусали, мяли, бросали, превращали в свою игрушку. Пока не настала тишина.

Облом?

Нет, переходный момент. Разогрев плавно перешёл в кульминацию.

— Эй! Есть тут кто?! — заорала одинокая фигура, неподвижно висящая под потолком пещеры.

Все вскинули головы и пытались что-то различить в надвигающемся мраке. Вокруг силуэта плясало облако колеблющейся тьмы, которое неспешно расползалось своими щупальцами к окраинам подземелья.

— Я не слышу. Есть тут кто?! Дайте мне шуму! — продолжал голосить, спускающийся с каменных небес, незнакомец.

И толпа ответила.

— Да! Мы! Мы здесь! — на тысячи разных ладов закричали люди.

— Кто мы?! — глас продолжал задавать вопросы, накаляя всех и вся.

— Люди Марса! — отвечали ему.

Фигура покрылась светящимися трещинами и стала медленно опускаться вниз.

— Я слышу вас люди Марса. А вы, слышите меня?!

— Да! — яростным хором завопили все вокруг.

— Тогда вдохните поглубже! «Красный Движ» врывается к вам!

— ААААА! Гори! Сжигай! Красный Движ!!!

Пространство вокруг заполнилось сочащимися багровым тучами. Поднимаясь с пола, они охватывали людей, стремясь соединиться со спускающимися сверху щупальцами темноты.

Посередине этой фантасмагоричной картины всё ещё парил силуэт, из которого на свободу рвались мерцающие нити света. Казалось, он с трудом сдерживает потоки энергии, бушующие в нём и ещё один миг, как барьер его тела будет прорван.

Народ продолжал бушевать. Все хотели звука.

Крики, хриплые вопли сбивались в невероятную какофонию, которая звала, просила, угрожала. Люди хотели музыки. Ритма. Бита. Кача. Смысла всей жизни в одно короткое мгновение, когда они танцуют.

И он пришёл.

Крутым пике, взорвавшись спектральным водопадом, фигура ринулась вниз, чтобы грациозно приземлиться посередине импровизированной сцены.

Тут же полог тьмы изменил свою структуру, став колеблющимся звёздным небом, которое заполонило всю пещеру. Далёкие солнца стали пульсировать в зарождающемся биении музыкальной импровизации, а облака космической пыли вибрировать в такт атонального баса.

— Кровь. Кровь в моих венах подобна огню.

Сука, я, твою мать, горю.

Страх и Ужас — мои друзья навсегда.

Мир изменить могу только я.

Тихим шёпотом вплёлся знакомый голос. Да и эти слова я уже слышал.

— Кровь! Кровь в моих венах подобна огню!

Сука, я, твою мать, горю!

Страх и Ужас — мои друзья навсегда!

Мир изменить могу только я!

Теперь чуть громче. Кажется, все, кто стоит рядом со мной, начинают повторять вслед за ним.

— КРОВЬ! КРОВЬ В МОИХ ВЕНАХ ПОДОБНА ОГНЮ! — наконец, взрывается неистовый вокал Йоси.

Он сбрасывает с себя голографическую шелуху и предстаёт перед всеми полуголый и покрытый ритуальными знаками.

— Сука, я, твою мать, горю!

Страх и Ужас — мои друзья навсегда!

Мир изменить могу только я! — отвечает ему толпа, продолжая четверостишье.

Космос вокруг нас подхватывает ритм, и вскоре звёзды начинают своё восхождение к пьедесталу аннигиляции. Каждая из них стремится стать сверхновой. Войти в ярчайше-убийственную форму вместе с финалом композиции.

Люди, ставшие небесными телами, синхронизировали свои орбиты с приближающейся вселенской катастрофой. Вращаясь, двигаясь, искривляясь, они касались друг друга, сталкивались, падали, вставали, создавали новое гравитационное поле.

Я потерял себя в этом буйстве эмоций и выплескивающихся энергий. Как меня зовут? Кто я? Как здесь оказался? Это всё неважно.

Мы танцуем глубоко под землёй в глубоком космосе, погружаясь в свою собственную глубину.

Это длилось долго. Невероятно. Бесконечно. Всепоглощающе.

А потом закончилось.

Для меня.

Снова вернувшись в своё «я», припадаю к стене, дышу и пытаюсь понять, что произошло. Слова медленно всплывают из пропасти сознания, и я не вижу в них смысла.

Пещерный рейв. Потоковый самогипноз. Танцевально-эмоциональный экстаз. Шаманские обряды. И ещё, ещё… Но в них нет смысла. Это просто набор букв, которые пусты внутри. Как и я, после пережитого.

Двигаюсь. Иду туда, где не слышно всё ещё бушующего рейва. Хочу насладиться пережитым, зафиксировать его в памяти. Подлинный катарсис, вот что бьётся тонкой жилкой внутри черепной коробки.

Да, я очистился. Изменился. Во мне проснулось (или вернулось) что-то новое, дремавшее до этого под гнётом кирпичей цивилизации. Я пока не мог точно описать это ощущение, но знал, что со временем найду правильное определение. Если оно, конечно, понадобится. Ведь ЭТО открылось внутри меня. Зачем делиться сокровенным с бездушным и скучным миром?

— Ай! Брачо! А я тебя везде ищу! Ну как мы рубанули? Скажи жёстко?! — радостно возопил Йося, неожиданно появившись из тени.

Он держал в руках два стакана с чем-то прозрачным и пузырящимся. Ещё там заманчиво позвякивали кубики льда. Так что, вместо ответа, я выхватил у него один и залпом выпил.

Ух, хорошо!

Как и ожидалось, напиток был алкогольным, холодным и резким. Вроде бы цитрус, ром и простая газировка. Обычно, но дико вкусно и освежающе. Я словно щёлкнул переключателем, перейдя из состояния хаоса в рабочий режим.

— А можно ещё? — нагло спросил я.

— Ну ты даёшь! Пей, — улыбнувшись, разрешил Усатый.

Десяток секунд и ещё один стакан пуст. Теперь я точно готов говорить, мыслить и даже анализировать.

Только откуда-то издалека начинает накатывать клаустрофобия, помноженная на агорафобию. Похоже, эффект от М-пыльцы заканчивается и теперь я отделяюсь от эмоции тусовочной массы и снова становлюсь одиноким заложником своей боязни огромных подземных пространств.

Словно почувствовав изменение в моём состоянии, Йося аккуратно взяв стаканы из моих рук и поставив их на землю, приобнял меня и куда-то повёл.

— Понимаю, что тебе сейчас может стать херово. Отходняк, вещь такая. Поэтому пойдём подышим свежим воздухом, — он поудобней меня перехватил и продолжил, — тем более наше выступление закончилось. Народ, конечно, ещё горит, но чуть подрасслабился. Вот и мы релакснём после такого угара.

Йося ещё что-то говорил, придерживая меня и ведя по извилистым коридорам. Вроде бы мы поднимались всё выше и выше. Я слушал его краем уха, понимая, что он делится впечатлениями и переживаниями. Почему-то это успокаивало и настраивало на философский лад.

— Прикинь, я вишу в этой сбруе под самым потолком. Страшно, обосраться можно. Вдруг что-то оборвётся? И останется от меня тогда красивое и мокрое пятно. Хотя, может и не очень красивое. Кишки и мозги, они как бы не всем нравятся. Особенно в неприкрытом виде.

В общем, когда уже опустился, снял с себя всю эту хрень и врубил ор на полную, стало легче. Я прям почувствовал, как на меня наваливается эта людская волна. Здоровенное такое человеко-цунами! Ну не из мяса в смысле, а типа страсть, желание, разрыв. М-пыльца законнектила нас по полной.

Тебя, наверное, так же рубануло? Только на минималке? — и не дождавшись моего ответа, он продолжил болтать.

А мне было хорошо и так. Вроде иду, а вроде и несут. И в голове приятная такая пустота. Потихоньку из закоулков приходят мысли. Информация всякая концентрируется. Но всё на лайте, на расслабоне.

Да и неприятные ощущения от троглофобии постепенно исчезают. Мы, пусть ещё и под землёй, но двигаемся туда, где открытые пространства.

Что-то Усатый притормозил. Неужели устал? Я приоткрыл глаза и осмотрелся.

— Вот и пришли. Здесь, на всякий случай, всегда есть парочка аэромасок, так что, если почувствуешь, что задыхаешься, то маякни, — произнёс он, когда мы подошли к шлюзу, врезанному в скалу.

Массивная дверь пестрела угрожающими надписями и всяческими предупреждениями.

Усатый проигнорировав их, закинул аэромаски себе на плечо и стал крутить натужно скрипящий «штурвал». Тот поддавался плохо и мне пришлось слезть с другого плеча Йоси, чтобы помочь ему.