Если лечебная мазь, значит, она получила серьезную травму. В подтверждение этого факта говорило и то, что она не пришла к нему. Или постеснялась, или не хотела беспокоить. Скорее всего, второе. И то и другое неприятно – не доверяет ему, своему мужу и любимому человеку. Или кто он для нее?

Рихтер не сдержался и закурил.

Мира снова шла по знакомым местам и не узнавала их. Помня о своей цели и небольшом количестве времени, отведенном на выполнение миссии в Р-мире, она быстрым шагом вышла из Академии, та каким-то чудом оказалась безлюдной. Только задержалась у окна второго этажа, чтобы было виднее, где лучше проложить маршрут – ей предстояло пересечь площадь Свободы, метка выхода из мира висела на противоположном ее конце, в районе здания, где в ее мире была аптека. Всего метров восемьсот.

Но это было просто лишь на первый взгляд.

Нет, город Глазов остался городом Глазовом с теми же зданиями, улицами и ландшафтами. Но он был не узнаваем. В Р-мире, в этой вариации Глазова сосуществовало такое количество религий и культов, что город казался пестрым одеялом, пошитым деревенской кудесницей.

Было страшно, потому что на тот конец площади Свободы проще было пройти по воздуху, чем по земле, потому что каждый метр центра города был усеян шатрами, времянками, ограждениями, ширмами, куда стеклись последователи разных религий и культов.

Мира задержалась на крыльце Академии, время поджимало, а ясной стратегии у нее не было, потому что протиснуться через эту плотную толпу людей – казалось, что весь город собрался тут, - было невозможно. Люди были везде: на улице, в зданиях, на окнах, на крышах и деревьях.

Собралась и пошла. И тут же ее подхватил вихрь пестро одетых босых людей.

- Мы не верим в обувь, - блаженно заявил один из них, у него длинные спутанные волосы, на которых нанизаны разноцветные бусинки.

– Обувь существует только в твоем сознании, - подхватил его единомышленник, выглядевший практически так же. - Отпусти сознание, и идем к нам, - увещевал он.

- Нет, - твердо ответила Мира и побежала дальше.

Пестрая толпа нелюбителей обуви уже нашла себе новую жертву.

Группа людей, чьи лица и волосы были измазаны глиной, стояли в кругу с опущенными головами, молчали, но издавали звуки, похожие на гудение пчел в улье. Их одежда тоже была коричневой, но грязной, казалось, что они не меняют ее и не моются.

- Слушай землю, - утробным голосом вещал, по всей видимости, их лидер. Он стоял на небольшом камне. – Наполни себя силой земли!

И раздавал по кругу своим единомышленникам куски жирной земли, которую те тут же ели.

Мира поспешно отвернулась от них и едва не влетела в толпу женщин в строгих серых костюмах и шляпах с узкими полями. Они размахивали зонтами и плакатами «Женщина – венец творения!», «Женщины генетически чистый материал!», «Нет женщины – нет мира!», «Только женщина воспроизводит себе подобных».

- Иди к нам, сестра, - негромко позвала из толпы хорошенькая девушка. Ее лицо портил уродливый шрам от виска до подбородка. Девушка несмело держала плакат «Женщина достойна лучшего». По ее неуверенному выражению лица было понятно, что она не понимает, какое именно лучшее хочет получить. Оглянулась по сторонам и произнесла негромко, – тут не бьют… - и ее рука потянулась к шраму на лице.

Мира сочувствовала жертве, по всей видимости, мужского насилия, но шаг не сбавила и пошла дальше. Лучше вернуться в свой мир с большим запасом времени, чем опоздать и остаться здесь.

Толпу людей, мирно молящихся трехлитровой пустой банке, стоя в кружок, она тоже обошла. Эти последователи странного культа то пригибали колени и задевали лбом землю, то, насколько могли, прогибались в спине назад. Поскольку их движения были не согласованы, они ударялись друг о друга затылками и носами, отчего из последних текла кровь. Но люди были настолько поглощены странным занатием, что не обращали внимания на неудобства своего времяпрепровождения. Иногда на их лицах появлялась улыбка, тогда они кричали: «Да! Да! Да!», и начинали кланяться с новой силой.

Когда Мира шла мимо рядов с людьми, которые молились на своих домашних питомцев, ее попытался схватить мужчина, одетый в просторную рубаху и черные штаны на подтяжках. Но она, как учил Андрей, выбралась из захвата и ударила его по рукам и бедру телескопической дубинкой для самообороны, которая складывалась и висела у нее на поясе.

Пистолет, который Рихтер на всякий случай тоже дал с собой, она выбросила: как и говорил муж, он тут не работал, а нож взять не захотела, побоялась, что ранит кого-нибудь. Или сама покалечится.

Пострадавший мужчина застонал, но попыток схватить ее еще раз не предпринимал, а девушка юркнула между людьми в жёлтых одеждах, скрывающих их от головы до пят, и людьми, раздетыми по пояс. Похожим образом она отбилась от еще одного фанатика, тот надел на нее наручники, которые она благополучно сбросила. Практика Андрея пришлась кстати.

До метки, к счастью, оставалось несколько метров, когда Мира почувствовала, что маячок активизировался, и тянул ее не в сторону метки, а рядом, в здание, где в ее мире располагается кафе «Килиманджаро».

Здесь, на этом месте, было что-то вроде салона предсказаний под названием «Эммануэлита и ворон», Мира зашла в него. В предбаннике сидел неопрятный мужчина, одетый как офисный работник в костюм и туфли. Он пытался улечься в небольшую коробку, свернувшись калачиком. Но коробка рвалась, не выдерживая его размеров и веса. Тогда мужчина ругался, брал новую коробку и со словами «Немного достаточно» предпринимал новую попытку лечь в коробку.

- Ищешь что? – от созерцания бессмысленных попыток офисного работника Миру отвлек грубый женский голос.

Это, вне всякого сомнения, была хозяйка салона, та самая Эммануэлита, только без ворона. Почему Мира так решила? Потому что все в этом месте походило на нее саму: обои, люстра, занавески – пёстрое, бархатное, в перьях, стразах и пайетках. У женщины было нарисованное лицо (наверняка, каждый день она рисовала его поверх старого макияжа, не смывая раскрас дня вчерашнего), бархатный халат, боа из перьев и странное сооружение на голове с перьями и стразами.

- Ищешь что? – повторила женщина, потому что Мира настолько увлеклась разглядывание хозяйки, что забылась.

- Мой отец вам ничего для меня не оставлял? Например, деревянную коробку? – спросила она прямо, без подводящих предложений.

- Кто твой отец? – удивилась женщина.

- Иванов Юрий Иванович.

- Не знаю такого, - потеряла хозяйка интерес к гостье.

- А мои глаза вам не кажутся знакомыми? У него такие же, - предприняла еще одну попытку Мира.

- Глаза, глаза, кругом глаза, - напевала женщина, но к посетительнице подошла и даже достала лорнет, чтобы лучше рассмотреть Миру. Вдруг женщина широко открыла глаза, они мгновенно стали злыми и прошипела, - забирай эту дрянь и уходи! Забирай и уходи!

И указала куда-то под прилавок. Мира обошла его и обнаружила среди шкатулок и шкатулочек на любой размер, вкус и фасон небольшую деревянную коробку, ту самую, из своих воспоминаний, от которой тянуло близкой ей энергией, словно она сама накладывала на нее охранное плетение.

Девушка схватила коробку и прижала к груди, чтобы никто не отобрал. Но мера была излишней, Эммануэлита продолжала шипеть на нее, даже махала веером, едва не ударяя им Миру, чтобы та быстрее ушла. И дрянную коробку унесла.

- Спасибо! – все-таки улыбнулась девушка негостеприимной хозяйке, но та разразилась с новой силой проклятиями в адрес посетительницы и пожеланиями поскорее проваливать из ее благородного салона. Что Мира и сделала незамедлительно.

Оставалось малое – скрепить выход из Р-мира с маяком и вернуться в свой мир. Времени оставалось минут двадцать, не больше. В этом мире время текло быстрее.

Но рядом с меткой (ее видела только Мира) встала группа верующих, которые молились солнцу. Они, с нарисованными на лбах кружками с лучиками, поднимали руки к небу и наклонялись из стороны в сторону, повторяя движение светила по небосклону.