— За будущее, — Райс поднял стакан, наблюдая, как с каждым глотком управляющий мягчеет.

Дело сделано. Райс отправился на поиски новых утех или по крайней мере — забвения. Он яростно сопротивлялся воспоминаниям о Сюзанне и о том утре, которое они провели вместе, он не желал делать различий между тем утром и предыдущими приключениями.

Итак, Реддинг шатался по салунам Остина, надеясь, что хоть одна из доступных женщин вызовет в нем волнение, которое вызывала Сюзанна. Таким примитивным способом он собирался доказать себе, что в его жизни ничего не изменилось.

Но это было не так. Обычно ему нравились блондинки. Но все блондинки, которые ему подворачивались в Остине, оставляли его холодным, как январская ночь в Уэльсе. Стоило ему погрузить руки в обильные телеса очередной прелестницы, как он тут же вспоминал о гибкой талии Сюзанны. Что бы он ни делал, тело Райса оставалось равнодушным, даже самый отзывчивый орган ни разу не дернулся навстречу его плотоядным подружкам.

Райс чувствовал себя как чертов евнух.

Первоначально он собирался провести в городе несколько дней и насладиться прелестями столицы. Но уже в полночь Райс понял безнадежность своего предприятия.

Ему не нравилась ни одна из раскрашенных женщин. Ему не нравился набор услуг, предлагаемых за деньги. Он не желал никого, кроме Сюзанны.

Реддинг покинул последний салун довольно рано. Трезвый. Он даже не захотел выпить, потому что не мог забыть Веса. Райс не собирался загонять себя в гроб выпивкой. Но он прекрасно понимал, почему это делает Вес Карр. Вес презирал в себе калеку. Это Райс чувствовал каждым дюймом кожи. Вот что происходит, когда позволяешь втянуть себя в чужую жизнь.

Теперь у него не было выбора. Двенадцать недель, двенадцать чертовых недель, пока прибудут его деньги. Двенадцать недель, за которые он должен разделаться с Мартинами.

Реддинг решил отказаться от первоначального намерения провести в городе пару порочных дней. Было ясно, что проститутки не помогут, перемена обстановки не поможет, выпивка не поможет.

Надо брать в руки свою судьбу. Райс полагал, что пришла пора сразиться с собственными демонами и победить их. Он должен доказать себе, что Сюзанна — это помрачение разума, временное помутнение рассудка, заминка на пути Райса Реддинга, бессердечного и безжалостного. Убедить женщину в том, что он не тот, кто ей нужен, можно было, только раскрыв свое истинное лицо, чтобы она сама отшатнулась от него.

Эрин и не думала отступать, когда Вес появился в комнате и грубо наорал на нее. Она дала ему ответ, которого он заслуживал.

— Хочу узнать, как ты держишь свое слово, — парировала девушка.

— Забудь об этом! Ты свободна!

— Не нужна мне такая свобода!

На секунду глаза Веса потеплели, потом он разозлился еще больше.

— Я не собираюсь жениться на тебе, Эрин. Я отделался от этого желания.

Слова его были намеренно жестоки, и все трое знали это. Сюзанна физически чувствовала боль Эрин.

— Неужели? — мягко переспросила девушка. Вес проковылял вперед и сел в одно из больших удобных кресел.

— Пойми, Эрин, я изменился. Того мальчика, которого ты знала… его уже больше не существует.

— Я тоже не прежняя девочка, — она сняла перчатки и показала Весу натруженные руки. — Мы с сестрой работаем на полях. Я выучилась зашивать и штопать одежду. Я умею готовить. Это тебя не интересует? Мои руки тебя не беспокоят? Все мы изменились, Вес. Мы не могли не измениться. Не изменилось только одно: я люблю тебя, как и раньше. Я всегда буду любить только тебя.

— В этом нет ничего хорошего, Эрин. У меня ничего нет. Я потерял ногу и не могу самостоятельно даже восстановить свой дом.

Эрин не выдержала. Она оторвалась от Сюзанны, подошла к Весу и присела на подлокотник. Девушка принялась разглаживать морщины на его лице, гладила лоб, подбородок. Потом наклонилась и медленно поцеловала Веса. Наконец он ответил. Жадно. С отчаянием.

— Я люблю тебя, — прошептала Эрин, когда они оторвались друг от друга. — Я так долго жила без тебя. Я молилась и молилась, чтобы ты вернулся домой.

Эрин почувствовала, как слезы подступают к глазам. Но это не были слезы жалости к Весу. Это было страдание по упущенному времени, по минутам, дням, годам, проведенным без любимого.

— Это нехорошо, — принялся за свое Вес. — Я не хочу, чтобы ты связала свою жизнь с калекой.

— Я уже связана с тобой, — ответила девушка. — Разве ты этого не знал?

— Твоя семья…

— Моя семья не смогла отговорить меня раньше, и уж, конечно, не сможет сейчас.

— Нас ждет еще одна, местная война. Я совсем не хочу чтобы ты была в нее втянута.

— В ней принимает участие и мой папа. Мартины и их… их друзья… хотят и у него отобрать землю.

— Черт подери, Эрин. У тебя ничего не выйдет. Тебе не удастся уговорить меня. У меня нет ничего. Вообще ничего. Я должен начинать с нуля и не уверен, смогу ли.

— Что касается «начать с нуля», то это предстоит нам всем, включая и мою семью. А ты можешь делать то, что ты хочешь.

Эрин потерлась щекой о его щеку, и Весу захотелось всю ее вобрать в себя. Он желал этого больше всего на свете, но он должен был сдерживаться. Ради девушки. Ради самого себя.

— Я хочу ходить на двух ногах, я хочу помогать кобыле жеребиться, я хочу клеймить скот и делать много других вещей, которые впредь я смогу только хотеть.

Включая любовь. Как он сможет любить ее? Как сможет он теперь зажать ее ноги своими и пригвоздить к кровати, о чем он мечтал не однажды?

Вес оглянулся, ища поддержки у Сюзанны. Но она исчезла. Он чувствовал, как Эрин ведет рукой по его лицу, и закрыл глаза. Прошло так много времени с тех пор, как он прикасался к ней. Сразу после ампутации он начал изгонять Эрин из своей памяти, но это никогда не получалось. Четыре года она была с ним. Он думал о ней долгими, одинокими ночами и во время сражений, и в бесконечных военных переходах. Он старался выжить ради нее. Ожидание. Нескончаемое ожидание.

Эрин всегда искрилась жизнью. Ее глаза лучились озорством и любовью. Стоило ей стукнуть входной дверью, как сердце Веса начинало бешено колотиться, его плохое настроение исчезало от одной ее улыбки. Но в жизни она привыкла ко всему самому лучшему, отборному, изысканному, к слугам и деньгам, а у него сейчас не было даже дома, куда он мог бы привести жену.