— Он не гость, — отрезал Карр.

— Кто же он? — у девушки широко раскрылись глаза от любопытства и от того, как быстро Вес стал мрачнее туч.

Бог мой! Что он может ей сказать?! У Веса не было в запасе подходящего, разумного ответа. Он и сам точно не знал, каким образом валлиец вторгся в их жизнь, заставив, например, его, Веса, беспокоиться о себе.

— Работник, — пробормотал он.

На лице Эрин обозначилось явное недоверие. Никто не вел себя так непохоже на работника, как сибаритствующий, обворожительный Реддинг. Девушка не преминула отметить и тот странный, мгновенный интерес, который он к ней проявил и тут же потерял.

— Собирается ли он остаться у вас?

— Не знаю, — с неохотой ответил Вес.

Это было еще одно сомнительное утверждение, но Эрин проглотила и его.

В процессе разговора Эрин пододвигалась все ближе и ближе к жениху, и когда, наконец, они оказались сидящими вплотную друг к другу и их губы встретились, Эрин почувствовала крепкие объятия Веса и пробуждающееся в нем желание.

Сюзанна вошла было в комнату, но замерла на пороге: Эрин блаженствовала в объятиях Веса. Сюзанна развернулась и быстро ретировалась в кухню.

Кухня была новой, недавно оборудованной. Тут был насос для накачивания воды и плита. Старая кухня, узкая и холодная, использовалась теперь как кладовая. Когда Сюзанна впервые увидела новое кухонное помещение, оно показалось ей верхом роскоши, она и теперь иногда так думала.

Но все это не имело большого значения. Она бы с удовольствием жила в самом захудалом месте с минимумом удобств, но только с Райсом. К сожалению, Сюзанна знала, что этому не бывать. Он никого не подпустит так близко к себе. Сюзанна надеялась, что хоть брату удастся устроить свое счастье. Эта надежда согревала сердце женщины.

Сюзанна помогла Ханне приготовить ужин. Она надеялась, что Вес пригласит Эрин и они объявят о предстоящей свадьбе. Сюзанна подошла к двери.

Ярко светило послеполуденное солнце. Сюзанна заметила, что на ранчо возвращается табун лошадей. Потом она увидела Райса. Он стоял в тени, у амбара, вдалеке от людей. Валлиец был поглощен беседой с Джесусом. Как он выбрался из дома, никем не замеченный? Из кухни Сюзанна не слышала ничего, кроме отзвуков разговора между Весом и Эрин, она не слышала, чтобы скрипнула дверь или пискнула половица. Кроме того, Реддинг не должен был выходить из дома, выполняя предписания врача, он должен был находиться в постели, отдыхая, оберегая свои израненные стопы от мучений, причиняемых ходьбой.

Как всегда, глядя на Райса, Сюзанна вступила в спор сама с собой. Материнское чувство подталкивало ее выбежать и побранить Райса за проступок; чувство зрелой женщины советовало ей понять его, именно это чувство подсказывало Сюзанне, что он с презрением отвергнет любое увещевание.

Сюзанна прекрасно понимала, что силой или строгостью Райса удержать невозможно.

Итак, ей оставалось следить, гадая, почему Райс, избегающий контактов с другими работниками, был так расположен к Джесусу.

Сюзанна думала о Райсе. С первого взгляда казалось ужасным, что она могла полюбить такого человека. Вернее сказать, казалось бы ужасным, если, кроме жестокости, не заметить в нем других качеств: нежности и сострадания, которые, честно говоря, проявлялись довольно редко, но шли из глубины сердца.

Сюзанна снова перебрала в памяти все, что ей было известно о Реддинге. Очень мало. Капельку сведений о себе он обронил здесь, намеренно проговорился там. Единственной постоянной, связывающей все события его жизни, было одиночество. Он ни разу не упомянул никого, кроме женщины, с которой он вел опасные игры. Реддинг всегда был один. Одиночка, которому неведом другой способ существования.

Может быть, он и не желал для себя другой жизни. Сюзанна не знала. Иногда в нем проскальзывало нечто неуловимое, свидетельствующее об обратном.

Но вот, закончив беседу с Джесусом, он направился к дому. Реддинг ступал твердо, даже грациозно, как будто ноги не были перебинтованы после мучительных порезов. Он двигался с тем же высокомерным пренебрежением, которое отпугивало окружающих.

Сердце женщины ныло от нерастраченной потребности любить и быть любимой, от неудовлетворенного желания, от готовности излить на Реддинга ласку и заботу, переполнявшие ее. Сюзанна томилась желанием выплеснуть на него свою любовь.

Надо признаться, добиться ответного чувства она тоже хотела. Сюзанна мечтала о прикосновениях его сильного молодого, горячего тела, она вновь хотела бы испытать, как бьется и трепещет его мужская плоть в ее мягком, податливом влажном лоне. Она истекала любовью. Она вожделела нутром. Сюзанна никогда не испытывала такой животной страсти. Все ее существо трепетало предчувствием… невероятного события.

— О Райс, — затаив дыхание, млела Сюзанна, следя за тем, как он обходит вокруг дома. Неожиданно ее осенило: должно быть, он проникает в дом через окно. Но зачем?

Почему так много тайн связано с ним?

Боже милосердный, почему?

В очередной раз Реддинг попытался натянуть сапоги. Черт возьми! Ступни ныли. Правда, с большим трудом ему удалось втиснуть ноги в самые большие сапоги из тех, что принесла Сюзанна.

Завтра он собирался снова отправиться в Остин. Ему нужны были некоторые вещи, которые можно было раздобыть только в городе. Во-первых, неклейменая лошадь. Во-вторых, еще кое-что из одежды. В-третьих, некоторые инструменты. В-четвертых… В голове Райс держал целый список необходимых вещей.

Реддинг находился в нетерпеливом предвкушении борьбы. Одну из ролей в трагедии, которая должна будет развернуться по его сценарию, Райс предложил Джесусу. Нетерпение подростка отомстить за брата было надежной порукой успеха. Райс знал, что Джесус не проболтается о просьбе, с которой он к нему обратился. Мексиканец дал слово не проговориться даже отцу — Реддинг объяснил, что в противном случае могут пострадать обитатели ранчо. Но уверенность Райса в Джесусе основывалась отнюдь не на честном слове. Райс уже знал, что мальчик — нет, он был уже настоящим мужчиной — ни словом не обмолвился о ранах и старых шрамах на спине Реддинга. Он был надежным человеком. Райс доверял ему, как мало кому доверял: мексиканец уже себя показал.